Мотив Х
Часть 11 из 21 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Это не может быть ничем иным, как ответом правых экстремистов.
— Что вовсе не означает, что в этом деле замешаны именно «Шведские демократы», — сказал Утес, поднимая палец.
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду под «замешаны». Именно они разместили адреса всех общежитий на своей странице в «Фейсбуке». К тому же, не знаю, стала ли бы я называть то, что произошло у «Шведских демократов», пожаром. Даже пожарная сигнализация не успела сработать.
— Пожар остается пожаром, кто бы ни держал спички.
— Прости, но что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— Только потому, что кто-то не согласен со «Шведскими демократами» в их политических взглядах, а преступник, возможно, принадлежит к мусульманскому меньшинству, вы не можете просто проигнорировать это дело и притвориться, что ничего не происходит.
— Конечно не можем, и я не игнорирую.
— Именно это ты и делаешь. Пытаешься высмеять всю эту ситуацию и подшучиваешь по поводу сигнализации, которая не сработала, и все такое. Но пожар — это пожар, независимо от твоей политической позиции.
— Конечно, это так. Я просто хочу сказать, что размер пожара несоизмерим со всей шумихой, которая поднялась в средствах массовой информации. Этот Ландерц был на первой полосе каждой газеты и получил в два раза больше внимания, чем поджог в общежитии.
Утес пожал плечами.
— Какое это имеет отношение к нашему расследованию?
— Нет, так дело не пойдет. — Лилья встала, как будто была слишком взвинчена, чтобы сидеть. — Это звучит так, как будто ты — один из «Шведских демократов», и, конечно, имеешь полное право быть им. Но, если мы собираемся работать вместе в этом расследовании, мне нужно знать, на чьей ты, черт возьми, стороне.
— Моя политическая позиция тут совершенно ни при чем. Напротив, именно твои политические взгляды мешают тебе быть объективной и спокойно заниматься расследованием.
— Это мне мешают? Ты все еще всерьез веришь, что это не имеет никакого отношения к расизму?
— Ирен, тебе действительно нужно успокоиться, — сказала Тувессон. — Утес прав. Наши политические взгляды не имеют никакого отношения к работе. Если у тебя с этим проблемы, боюсь, мне придется попросить тебя уйти.
Лилья ничего не ответила, но посмотрела на остальных так, словно действительно собиралась покинуть совещание. Но потом она коротко кивнула и снова села.
— Ладно, — продолжила Тувессон. — Вернемся к тому, о чем мы говорили, — пожар у «Шведских демократов». Есть ли вообще какие-нибудь подозреваемые?
— Расследование ведет полиция в Бьюве, — сказала Лилья.
— Хорошо, сможешь с ними связаться и узнать, к чему они пришли? Многое говорит о том, что это было прямым результатом убийства Мунифа Ганема.
Лилья едва заметно кивнула и сделала пометку в своем блокноте.
— Тогда предлагаю перейти к прачечной. Ингвар, как у вас дела? Вы что-нибудь нашли?
— Пока только кучу отпечатков пальцев, пятна крови и волосы. Совсем не удивительно для прачечной. Но если спросишь меня еще раз до обеда, мы там уже закончим.
— Поняла, продолжайте. Утес, ты успел рассмотреть подробнее Самиру и ее семью??
— Да, и в базах уголовных дел на них ничего нет. Напротив, они оказались образцовыми гражданами. И мать, и отец работают в здравоохранении и свободно говорят по-шведски, несмотря на то, что приехали сюда всего три года назад.
— Вот видишь, — сказала Лилья, наливая себе кофе в чашку. — Так тоже бывает.
— Напротив, я все еще далек от убеждения, что мотив именно расистский. — Утес предупреждающе поднял руку, не сводя взгляда с Лильи. — И прежде чем ты выплеснешь кофе мне в лицо, я буду признателен, если выслушаешь то, что я хочу рассказать.
— Ты можешь быть абсолютно спокоен. Я предпочитаю его выпить.
— Утес, рассказывай. Каков мотив? — спросила Тувессон.
— Педофилия.
Тувессон задумчиво кивнула.
— Сколько ему было лет?
— Одиннадцать. — Лилья повернулась к Утесу. — Почему педофилия? Насколько я поняла, нет никаких доказательств того, что это было связано с сексом.
— Что-нибудь слышно от Косы? — спросил Муландер.
— Да, я встречалась с ним вчера. Хорошо, что ты спросил, я ведь забыла показать вам это. — Тувессон протянула несколько фотографий, на которых мальчик, Муниф Ганем, лежал на блестящем металлическом резекторском столе. — Должна сказать, я никогда не видела, чтобы Коса был так впечатлен.
— Это не трудно понять. — Лилья посмотрела на одну из фотографий, где хрупкое тело было выпрямлено настолько, насколько это было возможно, но все равно лежало в позе эмбриона с ногами, согнутыми в неправильном направлении. — Страшно представить, насколько ему было больно.
— Он установил причину смерти? — спросил Муландер.
Тувессон кивнула.
— Внутренние кровотечения. Весьма многочисленные. Что делает все еще хуже, чем можно было подумать.
— В каком смысле?
— Это значит, что он умер от включенного режима отжима в машинке, а не при полоскании, как можно было бы подумать. Хотя воды в легких очень много.
— О боже… — Лилья отложила фотографию и обхватила голову руками.
— Подожди, но я что-то не понимаю, — сказал Утес. — Конечно, это ужасно. Но что там может быть еще хуже?
— Ингвар. — Тувессон повернулась к Муландеру. — Эта программа ополаскивания, которую использовал преступник. Сколько примерно времени она работает до начала самого отжима?
— Точно не знаю, минут пятнадцать-восемнадцать, я думаю. — Муландер пожал плечами и попробовал кофе.
— Вы хотите сказать, что прошло четверть часа, прежде чем он… — Утес замолчал и, казалось, ушел в свои мысли.
— Понятно. Он нашел что-нибудь интересное? — Спросил наконец Муландер. — Например, следы сексуального насилия.
— Насколько мне известно, нет. Но вы же знаете, насколько Коса немногословен, прежде чем закончит работу. Так что педофилия вполне может быть мотивом. Странно, что мы не подумали об этом раньше.
— У тебя есть подозреваемый? — спросила Лилья.
— Да, вот этот. — Утес включил проектор под потолком и подсоединил его к компьютеру, после чего все увидели на стене фотографию полноватого мужчины с прилизанными волосами, с усами и очками. — Эти фотографии я нашел на его странице в «Фейсбуке».
— Красавчик. Кто это?
— Бьерн Рихтер. Это тот парень, о котором я тебе говорил по телефону. Он живет на втором этаже того же подъезда и работает воспитателем в детском саду в Солросене.
— Точно. Тот, про которого ты сказал, что он точно ненормальный, но не мог объяснить почему.
— Ты серьезно говоришь, что вот этот работает в детском саду? — спросила Тувессон.
— На самом деле у них постоянная нехватка педагогов-мужчин, поэтому они легко устраиваются на работу, — объяснила Лилья.
— Мы не должны ни о ком судить по внешности, — сказала Тувессон. — Но я бы, наверное, не решилась отправить туда своих детей.
— Вы еще не видели худшего, — Утес показал следующую фотографию.
На ней был мужчина, сидящий на диване с целлофановым чехлом в комнате, которая, по всей видимости, была его гостиной. Он был окружен сотнями фарфоровых кукол. На следующей фотографии он также позировал с кучей кукол, но на этот раз находился в спальне и лежал, укрытый розовым одеялом, в двуспальной кровати.
14
Запах помещения, которое слишком долго было закрыто, ударил в ноздри Фабиана, когда он открыл дверь в квартиру Хуго Эльвина. Он зажег потолочный светильник, оказавшийся слишком слабым, и впустил Хиллеви Стуббс.
Так же, как в тот день ровно месяц назад, когда он был там с Муландером и они нашли Эльвина мертвым. Тот висел на крюке люстры, накрашенный и одетый как женщина. Никакого реального расследования так и не было проведено, ведь Коса после судебно-медицинской экспертизы сказал, что по всем признакам это может быть только самоубийство.
Это был первый раз, когда он посетил квартиру с тех пор, и чтобы убедиться, что никто не проник внутрь и не уничтожил улики, он позаботился о смене замков и из собственного кармана оплатил арендную плату до августа.
— Неудивительно, что он был в депрессии. — Стуббс оглядела мрачную прихожую с бежевыми обоями и картинами в рамах, изображавшими родной город Эльвина Симрисхамн. И точно так же, как сам Фабиан, когда он в первый раз зашел в квартиру, она застряла у одной из черно-белых фотографий, где мальчик в платье помогал матери развешивать белье. — Я бы тоже впала в депрессию, если бы жила вот так.
Единственное, что он ей сказал, — ей надо посмотреть своим взглядом криминалиста, и понять, не отреагирует ли она на что-нибудь. Ничего о том, что он подозревал Муландера, и ни слова, что никто не знал об их визите сюда.
После недолгих уговоров она согласилась приехать, но ясно дала понять, что взяла полдня отпуска не для того, чтобы работать, а чтобы съездить к другу в Харлесе, и поэтому у нее было на все про все не более получаса.
— И все же я, честно говоря, не понимаю, что можно добавить, когда здесь уже побывал ваш Муландер? — продолжала она, проходя вглубь квартиры. — Говорите, что хотите об этом человеке, но он, несомненно, один из лучших в стране.
— Как я уже сказал по телефону, это дело было отнюдь не в приоритете. — Фабиан закрыл за собой дверь и двинулся дальше.
— Понятно, но если нет подозрений о насильственной смерти, то приоритет и не важен.
— Дело в том, что у нас тогда было много работы с одним расследованием. Оно было настолько сложным и обширным, что забирало все наши силы. И к тому же даже самые лучшие иногда допускают промахи, не так ли?
— Я сказала «один из лучших», — Стуббс повернулась к Фабиану спиной, прошла в гостиную и молча огляделась. Она смотрела на синие расписные тарелки, висевшие в ряд над дверным косяком и по обеим сторонам двери. На струнную полку с маленькими безделушками, плюшевый диван перед толстым телевизором и журнальный столик с темно-зелеными плитками и кружевной скатертью.
— Это не здесь, — сказал он, не получив никакой реакции. — Он висел там, в другой комнате. Если ты пойдешь за мной, я…
— Пожалуйста, можешь заткнуться?