Москва Икс

Теперь обязанности погибшего капитана Сергея Ильина исполнял старший лейтенант Анатолий Соколик. Это был молодой офицер, недавно переведенный в центральный аппарат КГБ из Куйбышева. Там он и еще ряд местных чекистов преуспели, отправив за решетку целую группировку расхитителей и спекулянтов запчастями, похищенными и вывезенными прямо с территории АвтоВАЗа. Милиции это дело оказалось не по зубам, они сами замазаны по самую макушку, поэтому наверху решили подключить КГБ, начали с Тольятти, а дальше круг расширился, захватил и Куйбышев, даже к Москве пошел. И все растет, и конца ему не видно… До сих пор оставались в этом большом деле несколько кровавых эпизодов, страшных в своей жестокости, их выделили в отдельное производство, но пока еще не раскрутили.

С Соколиком в ресторане не посидишь, не поболтаешь о женщинах, — слишком молод, — но он крепкий сообразительный парень, второй разряд по самбо, — но, это главное, не бегает от бумажной работы. Теперь с утра на столе Черных появлялась папка с новыми материалами, подготовленными и обработанными Соколиком. У героического Ильина, что б его на том свете вырвало, оперативный материал обычно был готов только к полудню, а то и к обеду. А сегодня Черных в десять утра прочитал все свежие документы, начал с заключения комиссии КГБ по группе московских и армянских оперативников, которые были командированы в Армению, чтобы задержать гражданина Сурена Мирзаяна, бывшего капитана морской пехоты, объявленного во всесоюзный розыск и скрывавшегося под именем Сурена Погосяна.

Операция совпала по времени с землетрясением, разрушившим жилые дома и здания производственного назначения. Из шести сотрудников ереванского КГБ погибло пятеро, плюс четверо москвичей, их тела опознаны родственниками и сослуживцами, еще трое пока числятся пропавшими без вести. По мнению экспертов, Сурен Мирзаян, находившийся рядом с чекистами, тоже погиб и был похоронен в одной из братских могил, которые разбросаны по окраинам Степанакерта. Туда свозили трупы, тронутые разложением, и во избежание появления очагов болезней, хоронили даже в тех случаях, когда не было документов, личность не устанавливали, торопились.

Черных задрал ноги на стол и, переваривая информацию, созерцал небольшой бюст Карла Маркса. Кажется, у этого деятеля волосатость тела превышала все разумные нормы, на лице густая шерсть доставала, как у обезьяны, до самых глаз. Если бы современники стригли его как овцу, не давали писать разные глупости, то сделали большой подарок человечеству, и Карлуша принес больше пользы, давая людям шерсть. И за какие заслуги в СССР до сих пор делают скульптурные формы этого животного? Черных носком ботинка столкнул бюст Карла Маркса со стола. Судя по звуку, он упал на паркет и не разбился, что ж, придется повторить попытку… Итак, погибли чекисты, но теперь нет в живых и главного персонажа этой истории — бывшего капитана морпехов, добрая новость… За помин его души вечерком надо махнуть грамм сто беленькой.

Но эта радость оказалась не единственной, — из Ленинграда поступило два сообщения. Органами внутренних дел и сотрудниками КГБ задержан бывший прапорщик морской пехоты, ныне водитель грузовика Роман Ищенко, его подозревают в хищении с территории стройки шести рулонов линолеума, предназначенных для внутренней отделки административного здания, подозреваемый находится под стражей в СИЗО «Кресты».

Показания по существу дать отказывается, утверждая, что в кузове линолеум не прятал, его якобы кто-то подбросил, чтобы тайком вывезти со стройки или, что вероятнее всего, — отправить в тюрьму невинного человека. Так, так… К краже государственного имущества можно приклеить еще какую-нибудь статейку, обвинить Ищенко в мужеложестве или педофилии, чтобы свою десятку он получил. А там уж, будучи на зоне, он наверняка станет конченым психопатом и совершит очередное преступное деяние, приткнет бригадира заточкой или лепилу в медсанчасти прирежет, Ищенко выйдет на волю стариком, хотя в тех местах до старости редко доживают. Вопрос закрыт.

Следующий рапорт из Ленинградского управления КГБ об еще одном типе, это некий Артур Зарецкий, бывший лейтенант морской пехоты. В той переделке он получил тяжелое ранение в правую ногу, был контужен. С тех пор ходит с палочкой, заговаривался, человек замкнутый, друзей нет, к тому же крепко выпивает. Получает пенсию по инвалидности, живет в одной квартире с матерью и сестрой, подрабатывает в местной церкви, убирает недогоревшие свечи, подметает территорию. С памятью Зарецкий не в ладах, что помнил, давно пропил. Этого парня можно было и не трогать, он не опасен, но, когда отдан приказ, любую работу надо доводить до конца.

Церковь стоит рядом с пустырем, там полно одичавших собак, они целыми днями ищут пропитание, в голодные дни могут и человека покусать, такие случаи были. Зарецкого задержали по пути на работу, недалеко от церкви, обыскали, нашли нож, который эксперты идентифицировали как холодное оружие. Под протокол задержанный Зарецкий пояснил, что нож нужен на всякий случай, — вдруг бешеная собака бросится, чем от нее отбиваться? Ношение холодного оружия — это статья УК, реальный срок. Опять же к этой статье можно что-нибудь прицепить, надо подумать что…

Черных позвонил в Ленинград, его соединили со следователем, который занимался делом Зарецкого. Было плохо слышно, Черных сказал, чтобы резину не тянули: оформляйте документы и передавайте дело в суд, но сначала подумайте, что бы еще Зарецкому навесить помимо этого несчастного ножичка, чтобы срок вышел посолиднее.





* * *


В дверь постучали, вошел Соколик, он положил на стол справку Главного управления внутренних дел Москвы и сказал, что в ГУВД всех крупных городов была отправлена ориентировка на Крылову, как только женщина исчезла в неизвестном направлении. Эта стандартная процедура, подобные ориентировки КГБ пачками рассылает, да мало кого ловят. Соколик говорил медленно, с непонятным скрытым торжеством, Черных пробежал глазами текст, перечитал его и подумал, что Бог на свете все же есть, — если фарт пошел, то оттопыривай карманы…

Из документа следовало, что шесть дней назад на железнодорожных путях неподалеку от Комсомольского вокзала скорым поездом была сбита женщина, ориентировочно лет тридцати-сорока, она получила тяжелые травмы и умерла на месте, труп доставлен в судебный морг при институте Склифосовского. Женщина имела при себе небольшой чемодан с вещами, документов там не обнаружено, но на следующий день в пальто был найден паспорт на имя Алевтины Ивановны Крыловой, проживающей в Ленинграде по такому-то адресу.

— Вот же суки, эти менты, — Черных грохнул по столу кулаком. — Вот ублюдки… Четверо суток ничего не присылали. А нам позарез нужна эта баба. За такие задержки надо судить показательным судом и к высшей мере, — на Лобном месте при большом скоплении народа к чертовой матери отрезать яйца.

Он поднял трубку, вызвал машину и сказал Соколику, чтобы собирался, надо ехать. Через полчаса комитетская «волга» остановилась у старого трехэтажного здания красного кирпича, Соколик первым взлетел на крыльцо под навесом из листового железа, распахнул дверь.

Спустились в подвал, в тесном кабинете их ждал судебный эксперт Павел Ремизов, плотный мужчина лет тридцати пяти с аккуратной бородкой, через стекла очков на чекистов смотрели грустные с поволокой глаза. Кое-как расселись, свет проникал через окошечко под потолком, хозяин кабинета включил настольную лампу и верхний свет, не дожидаясь вопросов, рассказал, что труп привезли шестого дня под вечер, неподалеку от Казанского вокзала женщина пересекала пути напрямик, за проходившей электричкой не увидела встречного поезда.

Множественные переломы конечностей, позвоночника, разрыв внутренних органов, удар был чудовищной силы, она погибла мгновенно. Вскрытие делал Ремизов, закончил быстро, потому что картина ясная, как день. Всю работу за него уже сделал машинист скорого поезда. Вместе с пострадавшей на труповозке привезли ее вещи в кожаном чемоданчике, отдельно пальто, из которого она выскочила, шапочка из серой норки и один сапожок. Следом приехал бригада милиционеров, они работали там на путях. Надо заметить, что на место происшествия судебного эксперта не вызывали, в этом не было необходимости, смерть не насильственная, несчастный случай, есть свидетели. И сыщики там работали не с Петровки 38, а дежурные милиционеры из линейного отделения Казанского вокзала.

Тем же вечером, — как раз выпало дежурство Ремизова, — он сделал вскрытие. В раздробленной плечевой кости нашел обручальное кольцо, а заодно уж, для очистки совести, осмотрел вещи покойной, в подкладке пальто обнаружил паспорт на имя Алевтины Крыловой из Питера. Следующим утром он позвонил в линейное отделение милиции и рассказал о своих находках, дежурный записал паспортные данные погибшей женщины, обещал прислать машину, чтобы забрать документ и пожитки Крыловой в милицейскую камеру хранения, как положено, но до сих пор машина не приезжала, никто не звонил, все вещи и паспорт здесь, в морге.

Черных мрачно сдвинул брови.

— Что-то ценное среди вещей не нашлось?

Судебный эксперт понял скрытый смысл вопроса, немного смутился и покачал головой.

— Если вы о кражах… У нас такими вещами не балуются. Единственный случай был лет пять назад. Я забыл помянуть: в кармане пальто сережка, кажется, с бриллиантиком. Точнее, нашлась одна сережка. Обручальное колечко золотое, хоть было в крови, блестело. Я его заметил на свету. Оно было вдавлено в раздробленную кость.

— Принесите, что там у вас.

Через минуту Ремизов вернулся, положил на пол бежевый чемоданчик из кожзаменителя и бумажный мешок. Из маленького пакетика вытряхнул на стол паспорт, сережку с блестящим камушком и колечко, немного деформированное. Паспорт был залит кровью, странички высохли, но не слиплись. Фотография, имя, отчество, прописка… Черных взял обручальное кольцо, отошел в угол, к раковине, пустил воду из крана. Он смыл кровь, протер кольцо вафельным полотенцем, сел обратно. Наклонил ниже отражатель настольной лампы, вытащил из нагрудного кармана небольшое увеличительное стекло, поддел кольцо на кончик перьевой ручки, стараясь разглядеть гравировку с внутренней стороны.

— Алевтине от Макса с любовью, — прочитал он по слогам. — Для справки: Максимом зовут кафторанга Попова, законного мужа Алевтины Крыловой. М-да…

Черных отодвинул кольцо, встал из-за стола, присел на корточки, вытряхнул из мешка на пол какую-то бесформенную сине-черную тряпку и сказал, что это, видимо, и есть то самое многострадальное пальто, вот кожаный сапожок с лопнувшей подметкой и оторванным каблуком, а вот шапочка из серой норки.

— Вещи мы заберем, — сказал Черных. — Может, пригодятся. И ментам поможем. А то коллеги, не дай Бог, перетрудятся и надорвутся. Кстати, это не ваши «жигули» там стоят?

— Мои, — кивнул Ремизов. — Вам негде развернуться? Я переставлю.

— Да, пожалуйста. Где дактилоскопическая карта?

— Я не дактилоскопировал труп.

— То есть как? — Черных округлил глаза.

— Простите, с самого начала не объяснил, что там произошло. Да, виноват. Гражданка выскочила прямо перед поездом, который уже набрал ход. Она от неожиданности выронила чемодан, он упал на пути между рельсами, даже не помялся. Локомотив ударил гражданку передком, она, уже мертвая, летела метров десять или того больше. Голени ног оказались поперек тех же путей, по которым шел поезд, ну, снова перед локомотивом. Машинист затормозил, но что толку. Некоторые фрагменты тела пришлось собирать совковой лопатой. Тот первый удар локомотива не то, чтобы убил ее… У нее мало сохранилось целых костей. Были выбиты глаза, вылетели зубы…

— Можно взглянуть на Крылову, ну, на то, что от нее осталось?

Черных встал и сделал знак Соколику, раскрасневшемуся от напряжения, мол сиди и не рыпайся, это представление для больших дядей. А чтобы было, чем заняться, пусть кроет расписку об изъятии из судебного морга вещей покойной Крыловой, — паспорта, сережки и колечка, у милиционеров нужно будет затребовать протокол осмотра места происшествия. Оставшись один, Соколик вынул из папки листки бумаги, поглядел на страшное пальто, ему казалось, что с появлением этой тряпки по комнате разлился смрадный отвратительный запах. Или только кажется? Нет, пахнет.

Он подумал, если бы все же пришлось идти к той морозильной камере или секционному столу и взглянуть на человеческий фарш, господи, — его бы наизнанку вывернуло. И почему красивым женщинам часто выпадает страшная смерть…


Когда закончили и вышли на воздух, оказалось, и «волга» госбезопасности уже развернулась, «жигули» переставлять не надо.





Глава 3




Все документы, — протокол осмотра места происшествия, протокол допроса свидетелей, двух путевых обходчиков, работавших у стрелки, буквально в десяти метрах от места гибели Крыловой, а также опись вещей, хранившихся в чемодане, заключение судебно-медицинского эксперта, подписанное Ремизовым, — в полдень лежали на рабочем столе. Черных внимательно прочитал бумаги, подшил их делу и написал короткое постановление, что разработка гражданки Алевтины Крыловой прекращена в связи с ее гибелью в результате несчастного случая.

Он закрыл папку, отодвинул ее на дальний угол стола, — еще одна ниточка, ведущая к Кузнецову, оборвалась, значит, поиски затянутся, — это плохо. Черных задрал ноги на стол, случайно столкнул бюст Карла Маркса с огромной окладистой бородой, которая закрывала все лицо, словно обезьянья шерсть, разрослась даже на щеках до самых глаз — и ни черта нет кроме этой животной страшной бороды. Почему-то вспомнилась физиономия судебного эксперта Ремизова, его аккуратно подстриженная бороденка, которую он все поглаживал, словно проверял, на месте ли, не пропала ли ненароком.

Его уложенные каштановые волосы, полнота, выпуклая грудь, большая, — как у доброй бабы, — обтянутая безупречно чистым халатом, а под халатом импортная полосатая рубашка и крикливый петушиный галстук. Руки, ухоженные и теплые, обручального кольца нет, и еще очки в золоченой оправе, пижонские, такие в Москве достать трудно.

Он с жеманством поводил плечами, прятал глаза, когда задавали вопросы… Он не похож на гомика, на столе под стеклом пара женских фотографий, это не мать и не сестра, — это, видимо, свежая добыча Ремизова. Наверняка он пользуется популярностью у женщин, и сам до женщин жадный, пахло от него как-то сладко, не «Шипром» за трешник, а дорогим импортным одеколоном, этот густой терпкий запах даже перебивал вонь хлорки и формалина, пропитавшие судебный морг.

Неприятный тип, впрочем, неприятных типов в Москве хоть неводом лови — не переловишь, это к делу отношения не имеет, профессия Черных — это вечная возня с человеческим мусором, отбросами вроде этого самовлюбленного эксперта. Черных давно привык, что человеческий мусор неплохо выглядит и пахнет хорошо, но ткнешь пальцем, — одна гниль.

Он написал на обрывке листка: надо выяснить, на какие доходы существует этот Ремизов, на зарплату простого судмедэксперта на новых «жигулях» не шиканешь, да, ничего конкретного этому типу пока не предъявишь, но есть чекистский нюх, есть опыт, который подсказывает, — дело тут непростое. Он вызвал Соколика и приказал написать заявку, чтобы как можно скорее, лучше сегодня же, рабочий и домашний телефон гражданина Ремизова поставили на прослушивание, а также организовали за ним наружное наблюдение. Сейчас у Черных шесть свободных от дел оперативников и две машины, но шестеро для квалифицированной слежки — мало, нужно еще как минимум шестерых сотрудников, а лучше — десяток. Соколик быстро настучал на машинке текст, подписал и побежал в главное здание исполнять приказ.

Вскоре, получив добро, он вернулся с новыми бумагами. В папке вчерашняя сводка происшествий по Москве и Ленинграду, — тишь и гладь. Человек с приметами гражданина Кузнецова не был обнаружен, — это и так ясно. Еще папка содержала план мероприятий по проверке жилого фонда Ленинграда, злачных мест, ресторанов, питейных заведений и катранов с целью поиска Кузнецова и еще несколько бесполезных бумажек, — три донесения внештатных осведомителей, куратором которых был Черных.

Снизу листки, исписанные убористым подчерком Заслуженного артиста СССР Сергея Иванова. У парня сейчас трудный период, вопрос, пустят его на зарубежные гастроли или дадут поворот, — еще не решен, вот и старается, имитирует кипучую деятельность, чтобы на Лубянке его не забыли. Нехотя, через силу Черных начал читать, через некоторое время он перечитал опус Иванова и повторил вслух засевшую в голове мысль:

— Кольцо с изумрудом в обрамлении мелких бриллиантов, родинка на правой части подбородка…





* * *


Черных полистал записную книжку, набрал служебный телефон театрального администратора, представился референтом из республиканского министерства культуры и попросил позвать артиста Иванова, срочно. Когда тот взял трубку, спросил, точно ли Иванов описал ту дамочку из ресторана, ну, которая из Питера? Тридцать с небольшим, кольцо с сапфиром, родинка на подбородке с треть копеечной монеты… Тогда надо немедленно где-то пересечься и поговорить. Но только не в сквере, метро или ресторане, все-таки Заслуженный артист — человек известный, ему светиться не следует, можно в машине, Черных сам подъедет к театру.

— Давайте после дневной репетиции, — попросил Иванов придушенным голосом, видимо, при администраторе ему неловко было разговаривать. — Пожалуйста.

— Давайте я буду решать, когда встретиться, — отрезал Черных. — Выходите из служебного подъезда минут через двадцать.

Машина подъехала к театру с большим опозданием, Иванов в нахлобученной на глаза шапке из меха рыси, замотанный в шарф, окоченел на ветру. В машине он немного отогрелся, ожил и, поборов волнение, стал связно отвечать на вопросы. Действительно, два дня назад он ужинал в ресторане Всероссийского театрального общества, сокращенно ВТО, на Пушкинской площади, по левую сторону от памятника поэту, с ним в одной компании оказался актер Вахтанговского театра со своей поклонницей и еще одна знакомая, — девушка милая, но далекая от театральной жизни.

Актер был навеселе и травил байки, как у него в гримерной после окончания спектакля «Принцесса Турандот» пьянствовал с Михаилом Ульяновым, Василием Лановым, ну, и Вячеслав Шалевич с ними, даже за бутылкой сбегал, когда не хватило. Вышли из театра, нос к носу столкнулись с милицейским патрулем, могли получить кучу неприятностей, — сейчас с пьянством строго, за стакан водки можно в вытрезвителе переночевать. Хорошо, что старший милиционер сразу узнал Михаила Ульянова, перетрусил, побледнел, назвал артиста маршалом Жуковым, которого Ульянов сыграл в фильме «Освобождение», — козырнул и отвалил. Вот она народная дремучая, беспросветная серость: уже немолодой милиционер до сих пор, через 40 с лишним лет после войны, уверен, что маршал Жуков жив, неплохо выглядит, даже гуляет по Арбату в нетрезвом виде.

Черных попросил, — давайте без лирики, мимо пьянства, — прямо к делу. Иванов сказал, что его любопытная юная знакомая, далекая от театра, углядела в ресторане директора одного из ведущих столичных театров Олега Вихрова, человека с феноменальными связями и возможностями, и спросила, что это за мужчина и вот та интересная дама рядом с ним. С Вихровым давно все ясно: года два-три назад он похоронил жену и с тех пор ищет утешения в обществе лучших представительниц женского пола, — это его призвание, хобби, — его жизнь. Обычно девушки завидные, бывшие выпускницы балетной школы при Большом театре, танцовщицы ансамбля «Березка» или «Гжель». На первый взгляд они хороши, но на вкус Иванова, какие-то одинаковые, словно целлулоидовые куклы, — все на месте, но чего-то не хватает.

Новая подружка Вихрова — другого поля ягода, — не из танцовщиц, своеобразная, такую увидишь и сразу запомнишь, — точеное лицо, темные волосы, крупные синие глаза. И фигурка — дай Бог. Она не молодая девочка, на вид тридцать или чуть больше. Есть в ней какой-то внутренний свет, порода. Везет Вихрову, впрочем, завидовать нечему: для женщин он просто нужный человек, искренних чувств к нему никто не питает. И тут как в зад шилом: мало ли, вдруг эта болтовня заинтересует друзей из Госбезопасности. Иванов сказал своей девушке, что скоро вернется, подсел к знакомым за соседний с Вихровым столик и заказал вина.

Он оказался совсем близко от могущественного директора, сидел боком к нему, не попадая в поле зрения, и мог слышать разговор. Он не все понял, пришел-то с опозданием, но общий смысл ухватил, — эта особа просила Вихрова как-то поспособствовать ее выезду за границу, хотя бы в ГДР, а лучше на Кубу. Мол, можно оформить документы, — для нее это не самая острая проблема, что она якобы родственница директора, нуждается в лечении за границей, а он ручается и ходатайствует за нее перед начальством, что не сбежит и вообще — морально устойчива, уже была за рубежом, и никуда не делась, вернулась обратно. Директор — человек всемогущий, ему организовать такую поездку раз плюнуть, а ее благодарность будет безмерна.

Вихров, как и сказано в донесении, называл красотку Алевтиной, видимо, это знакомство для него не новое, но прежде он успеха не имел, только ходил и облизывался. А что за болезнь? — пошутил Вихров. Они рассмеялись. Вихров стал серьезным и сказал, что он может многое, но все-таки — не господь бог, поездка за границу — это не поход в баню, тут надо больших людей подключать, только его ходатайства будет мало. Понятно, на что намекал, — и женщина откликнулась, повторив насчет благодарности, — она будет безмерной. Вихров сказал: тут не надо мудрить со всякими болезнями, это только усложнит ситуацию.

Надо по-другому: оформить Алевтину в ЦК ВЛКСМ или в профсоюзы, прямо в ВЦСПС, на техническую работу, вроде помощника бухгалтера. Сотрудники этих контор не вылезают из заграничных поездок. Алевтине не придется сидеть в душном кабинете, просто в отделе кадров будет лежать ее трудовая книжка, когда очередная делегация поедет за границу, может быть даже в капиталистическую страну, кто нужно похлопочет, сделает пару звонков… И ее включат в состав делегации, — все просто. Собеседница сказала директору, что он гений. Вихров облизнулся и проглотил наживку. Дальше заиграла музыка, Иванов почти ничего не слышал. Пришлось пить вино и ждать, но без результата. Музыка играла долго, с короткими перерывами, а когда выступление закончилось, Вихров с дамой пошли на выход.

Черных внимательно выслушал артиста, задал несколько вопросов и сказал, что случайно в кармане завалялось несколько женских фотографий, возможно, кого-то из этих женщин артист встречал? Вытащил, перетасовал фото, словно колоду карт, развернул веером. Артист без раздумий ткнул пальцем в фотографию Алевтины Крыловой.

— Вы не ошиблись? — спросил Черных, чувствуя волнение охотника, увидевшего близкую добычу. — Это точно она?

Актер снисходительно улыбнулся, можете верить опытному ловеласу, — он узнает женщину, запавшую в душу, даже в полной темноте, без фотографии. Черных убрал карточки.

— Эта встреча в ресторане состоялась третьего дня? Может, раньше?

— Езжайте в ресторан ВТО, метрдотель подтвердит мои слова. Этот жук все помнит.

Итак, Крылова жива и неплохо выглядит после инцидента на путях, где ее сбил скорый поезд. Но чьи останки показывал в морге Ремизов? Для каких целей Крыловой нужно инсценировать свою смерть — понятно, она не хочет встречаться с сотрудниками Госбезопасности и отвечать на неудобные вопросы, она боится разоблачения, следственной тюрьмы, ей есть чего бояться…

Но откуда у этой особы документы, чтобы подтвердить ее родство с Вихровым? И паспорт, чтобы выехать из страны? Она ведь сказала, что документы — не проблема. Это для кого же в этой стране не проблема паспорт с разрешением ОВИРа на выезд? Или бумаги о родственных связях с Вихровым? Родства нет, но можно достать документы, что Вихров и эта дама — родня, так получается. Она эти документы нарисует или на кухне в кастрюле приготовит, как готовит борщ? Чудеса.

Черных задал уточняющие вопросы, получил ответы и сказал, поездка этой красотки за рубеж вряд ли состоится, а вот Иванов пусть не волнуется, даже если театр соберется не в Болгарию, а в Нью-Йорк, Париж или Рим, — он будет первым в списке на выезд.