Морпех. Ледяной десант

– Командир батареи, насколько понимаю. Случайно в плен взял, вообще-то я только этот броневик захватить собирался. Комбат разберется, глядишь, чего ценного знает. Карта опять же наверняка свежая, утренняя.

– Рисковые вы ребята, разведчики! – с искренним уважением сообщил Левчук. – Наверное, потому вам и везет.

– Угу, особенно мне, – буркнул Алексеев. – Едва не утонул, контузило, бойцов своих потерял, Кузьмин едва во вражеские шпионы не записал. Офигенное такое везение!

Упомянув про «своих бойцов», Степан имел в виду отнюдь не гипотетических осназовцев, а экипаж утонувшего командирского бронетранспортера. Хотелось надеяться, что ребята все же остались там, в недосягаемо далеком, но зато относительно безопасном будущем. Скорее всего, так оно и было: не связать собственный перенос в прошлое со старым спасательным кругом было сложно. Старшина ведь упоминал про попавшую в него немецкую пулю? Вероятно, ту самую, что и вытащил мехвод Никифоров во время покраски найденного на ржавом сейнере спассредства. Ну, в смысле, еще вытащит, лет эдак через семьдесят…

Старший лейтенант зло одернул себя – мысленно, разумеется: тоже мне, нашел время подобными вопросами задаваться, блин! Нет, оно понятно, конечно, что до того как-то и некогда было, но ведь не сейчас же?! Тут бы до Озерейки без проблем доехать!

Покосился на старшину – тот, к счастью, ничего не заметил, нахмурив лоб, продолжая изучать трофейную карту:

– Гляди, командир, мы ведь вот тут примерно? Получается, впереди, примерно в километре отсюда, развилка, от которой дорога в аккурат в германский тыл сворачивает. Как считаешь, могли они там какой-нибудь пост выставить?

– Вполне, – согласился морпех, мельком сверившись с картой. – Только мы скорее тут, так что до развилки куда меньше, через пару минут будем. Короче, давай к пулемету. Если там немцы, я сначала приторможу, чтоб они расслабились, а ты ситуацию оценил, а затем вперед рвану. Ну а ты уж постарайся не мазать. И патроны не экономь, мы или прорвемся, или… ну ты понял. Кстати, у меня еще две гранаты остались, вон в той сумке возьми.

– Да уж постараюсь, – закаменел лицом Левчук. – Коля, передай-ка еще пару пулеметных магазинов, а сам за пленными следи. На пол их усади, чтобы шальной пулей не задело. И не высовывайся, ежели что, мы с товарищем лейтенантом сами справимся!

Подтянув к себе брезентуху безвестного немецкого сапера, старшина покопался внутри, вытащив четыре Ф-1, две из которых были без запалов. Недоуменно взглянул на старлея:

– Командир, а чем же ты снаряды взорвал, ежели все гранаты на месте? Ты это чего, двумя запалами цельный склад на воздух поднял?! Как такое возможно?

– Потом все объясню, сказал же! Все, Семен Ильич, отставить разговоры! Приготовься. Подъезжаем, как я понимаю. Вон за теми кустами, видимо, развилка и находится. Да, и вот еще что: видимость отсюда никакая, так что, если первым что подозрительное заметишь, сообщай! И вот еще что, ты усы свои ладонью пока прикрой, неуставные больно. Ни разу фрица с усами не видел.

– Понятно. – Старшина поерзал, устраиваясь поудобнее. Проверил, как ходит на вертлюге пулемет, подвигав МГ-34 из стороны в сторону. Звучно лязгнул затвором. И неожиданно пихнул Алексеева в плечо:

– Не боись, командир, не подведу!..





Глава 10

Приказ




Пос. Южная Озерейка,

день 4 февраля 1943 года

Немецкий пост на перекрестке двух дорог и на самом деле имелся. Ну такой себе пост: пара мотоциклов на одной обочине да полугусеничный бронетранспортер, в точности такой же, каким управлял Алексеев, разве что без рамочной антенны над корпусом, – на другой. Ни преграждавшего путь шлагбаума, ни чего-нибудь подобного не наблюдалось – долго торчать на этом месте фрицы не собирались. Принадлежность патрульных никакого сомнения у морпеха не вызывала: не узнать виденный в фильмах или на исторических фотографиях нагрудный горжет с надписью Feldgendarmerie на широкой металлической цепи было сложно. Полевая жандармерия, короче говоря. Что ж, могло быть хуже, например, какая-нибудь замаскированная противотанковая батарея, поджидающая наступающих со стороны побережья советских десантников. А так есть все шансы справиться собственными силами.

Службу местные гайцы тянули лениво, без особого напряга. И подлянки со стороны катящего из собственного тыла бэтээра, судя по всему, уж точно не ожидали. Скорее наоборот: вдруг камрады с дороги сбились и не знают, что едут в сторону коварных русских? Нужно бы предупредить…

Один из жандармов, видимо, старший по званию, вышел на центр грунтовки и лениво отмахнул жезлом с красно-белым диском на конце: тормози, мол. На его плече висел стволом вниз МП-40. Второй патрульный, стоящий возле переднего мотоцикла, поддернул ремень карабина, однако брать оружие наизготовку не стал, не видя в неспешно приближающемся Sd.Kfz.250 особенной угрозы. Остальные фрицы общим числом около десятка появление нежданных гостей так и вовсе проигнорировали – разве что пулеметчик в бронетранспортере ворохнул стволом, направив его вдоль дороги. Несмотря на не слишком предрасполагающую к юмору ситуацию, Степан усмехнулся: показываешь, что бдишь? Ну, бди, бди, недолго осталось. В принципе, ничего удивительного в подобной реакции нет: не узнать характерный силуэт «двести пятидесятого» сложно, едет с правильного направления – чего волноваться?

– Старшина, пулеметчика валишь первым, дальше работаешь по твоему усмотрению. Сейчас приторможу, ты стреляешь, потом протараню байки – и ходу до самого поселка!

– Понял, – кивнул Левчук. – А байки – это чего такое?

– Мотоциклы, – не стал вдаваться в подробности Алексеев, раздраженно скрипнув зубами, – кажется, кто-то обещал за языком следить? Ну-ну… – Немцы их так называют.

– Угу. – Морской пехотинец поудобнее перехватил приклад, скосил взгляд на уложенные на сиденье патронные коробы с запасными лентами. – Готов.

– Торможу. – Старлей сбросил скорость, сворачивая к обочине с припаркованными мотоциклами. Фашистский «гаишник» – как водится, не вовремя проснувшийся внутренний голос язвительно сообщил, что все-таки правильнее называть его сотрудником военной автоинспекции, – опустил жезл, делая шаг вперед. Больше он ничего сделать не успел.

Над головой Степана зарокотал «тридцать четвертый», свинцовая строчка прошлась вровень с бортом вражеского бэтээра, на миг задержавшись на пулеметчике. Судорожно дернувшись несколько раз, тот исчез из поля зрения, падая, задрав ствол своего МГ в небо. Не отпуская спускового крючка, старшина перенес огонь на стоявших неподалеку от бронетранспортера гитлеровцев, так и не успевших ничего понять. Все, пошла жара!

Морпех вдавил в полик педаль газа, резко выворачивая руль влево. Отлетел в сторону, выронив жезл, сбитый фельджандарм; в проеме откинутой бронезаслонки мелькнуло искаженное ужасом лицо второго, заскрежетал сталкиваемый с дороги мотоцикл, следом еще один. Степан торопливо крутанул руль в обратном направлении: пятитонный бэтээр – не танк, увлекаться нельзя, если застрянет, подмяв под брюхо байк, – пиши пропало. Броневик грузно подпрыгнул, на что-то наехав, выровнялся, снова возвращаясь на центр грунтовки. Ф-фух, вроде пронесло! А вообще, больше так рисковать нельзя! Пулемет замолчал: Левчук, матерясь сквозь зубы, менял патронный короб. Ну да, все правильно, в нем всего-то с полсотни патронов, на несколько секунд стрельбы. Позади забухали одиночные винтовочные выстрелы – уцелевшие фрицы приходили в себя. Старшина попытался было развернуть пулемет, но вовремя понял, что стрелять назад не сможет – для этого следовало установить его на кормовом вертлюге. По кормовой броне несколько раз звонко цокнули пули.

Не отрываясь от дороги, старлей дернул его за рукав бушлата:

– Вниз давай, не маячь! Сейчас они до пулемета доберутся, могут и подстрелить. Твой горшок от винтовочной пули не спасет.

Кивнув, Семен Ильич тяжело опустился на сиденье, сдвинул на затылок немецкую каску. Отер рукавом взмокший, несмотря на холодный встречный ветер, лоб:

– Похоже, прорвались, командир?

Алексеев пожал плечами, прислушиваясь к работе мотора. Несмотря на недавний таран, мотор особых подозрений не вызывал, да и с чего бы? Крыло вместе с фарой он, понятно, снес начисто, но капот серьезных повреждений получить не мог, разве что несколько не предусмотренных конструкцией вмятин. Нет, с этой стороны точно все в порядке. Лишь бы покрышка после наезда на мотоциклы не порвалась, на ободе далеко не уедут.

– Прорвались, старшина, однозначно. Теперь – главное поскорее до Озерейки добраться.


– Думаешь, в погоню кинутся? – имея в виду оставшийся за спиной бэтээр, спросил тот.

– Вряд ли, – покачал головой старший лейтенант. – Не их профиль. Это полевая жандармерия… военная полиция, короче. Дезертиров своих ловить, движение на дорогах контролировать, местное население кошмарить. Да и понимают, куда мы едем. Сейчас свяжутся с начальством, доложат по команде, заодно и новости про батарею узнают. Учитывая, что в районе Глебовки наши воздушный десант высадили, скорее всего, на них и подумают. Ну да мы ж не гордые, переживем как-нибудь… – Степан дернул головой. – Лучше глянь, как там, все целы? Пару раз по нам все-таки попали.

Левчук завозился, привставая и разворачиваясь на неудобной сидушке. О чем-то коротко переговорив с товарищем, уселся обратно:

– Нормально все, командир. И фрицы не бузили, и не зацепило никого, выдержала бро́ня. – Морпех отметил, что ударение тот поставил на первый слог. – Может, все ж таки пулемет на корму переставить? Николай – стрелок опытный, если что, отобьется.

– Не нужно, я карту помню, нам ехать километра три от силы осталось. Пусть просто назад поглядывает, на всякий пожарный. И, кстати, как подъезжать станем, ты наружу высунься, чтобы наши не обстреляли, а то уж вовсе глупо получится. – Степан улыбнулся, ощущая как понемногу отпускает чудовищное напряжение последнего часа. – Главное, каску сменить не забудь…





⁂


Возвращение разведгруппы на трофейном бронетранспортере произвело среди десантников если и не фурор, то нечто близкое к тому. Примерно в полукилометре от околицы их остановили – в скрытой кустами придорожной балочке обнаружился секрет из пятерых бойцов при пулемете. Стрелять сразу морпехи, к счастью, не стали, узнав торчащего над корпусом Левчука, так что предупреждение старлея оказалось нелишним. Не задерживаясь, сразу покатили к штабной избе, доложиться комбату. Пока ехали узкими улочками, Степан заметил изменения: морские пехотинцы определенно готовились к выступлению. Причем из поселка, похоже, уходили навсегда, поскольку раненых уже погрузили на найденные в поселке подводы и в кузов трофейного грузовика. Интересно, в каком направлении? Все-таки к Глебовке? Или за время его отсутствия Кузьмин принял какое-то иное решение? Например, на основании доставленной Аникеевым или другими разведчиками информации? Впрочем, к чему гадать – сейчас все и узнаем…

Предупрежденный кем-то из бойцов капитан третьего ранга дожидался на улице. Неподалеку переминался с ноги на ноги Аникеев – рядовому определенно хотелось рвануть к товарищам, однако останавливало присутствие начальства. Заглушив «бронезапорожец» в нескольких метрах от крыльца, Алексеев прихватил трофейную планшетку и выбрался наружу кратчайшим путем, то бишь просто перемахнув через борт. О чем тут же пожалел: практически позабытая в круговерти последних событий пулевая царапина на ребрах снова дала о себе знать, да и повязка, похоже, окончательно сползла. Нужно будет перебинтоваться, если нагноится, вовсе уж глупо получится.

Пока Левчук с пулеметчиком выпихивали через кормовую дверцу слегка ошалевших от тряски и изменений в собственной судьбе пленных, подошел к Кузьмину, бросил ладонь к обрезу каски:

– Товарищ капитан третьего ранга, разрешите доложить! Разведгруппа задание выполнила, стягивание в район Глебовки сил противника подтверждено. Во время рейда уничтожен склад боеприпасов фашистской полевой батареи калибром сто пять миллиметров (с калибром Степан разобрался еще в овраге, разглядев обозначения на ящиках), уничтожено до трети личного состава, включая большинство младших офицеров и унтеров. Захвачен бронетранспортер и двое военнопленных, командир батареи и радист. На обратном пути разгромлен пост фельджандармерии, в том числе разбиты два мотоцикла. Потери – один убитый, один легкораненый.

И, глядя на вытягивающееся с каждым словом лицо комбата, не удержавшись, добавил:

– Вы спрашивали, имеется ли у меня радиосвязь? Докладываю, теперь имеется! Радиостанция, одна или несколько, в этой бронемашине. В комплекте немецкий радист, понимающий по-русски. Обещал помочь разобраться. Вот еще полевая сумка командира батареи, там карта со свежими отметками, скорее всего, уже сегодняшними. Подробно не изучал, некогда было.

Несколько секунд Кузьмин молчал, переваривая более чем неожиданную информацию, затем сообщил:

– Ну, знаешь ли, Алексеев! Когда твой боец с донесением явился, хотел я тебя по возвращении как следует за самоуправство отчитать, а теперь… Эх, да что там говорить!

Шагнув к Степану, капитан третьего ранга порывисто его обнял, пророкотав в самое ухо:

– Ну спасибо, разведка, вот уж подарок так подарок! Всем, понимаешь ли, подаркам подарок! А про все остальное ты мне потом подробненько расскажешь, что да как. Кстати, остальная твоя информация тоже подтвердилась, вторая разведгруппа засекла немецкие танки численностью до батальона и колонну автомобилей с пушками на прицепе. Бойцы буквально за полчаса до тебя вернулись.

Резко отстранившись, комбат взглянул на застывших возле борта бэтээра морских пехотинцев, к которым присоединился и Аникеев:

– Благодарю за службу, товарищи бойцы!

Выслушав нестройное «служу трудовому народу», кивнул на пленных, снова обращаясь к Степану:

– И который из них радист?

– Вон тот, слева. – Степан призывно махнул рукой. – Ком, фриц, ком! Сюда давай!

Пленный осторожно приблизился и попытался вытянуться по стойке смирно, хоть со связанными руками выглядело это достаточно комично. На грязном лице застыла гримаса неуверенности и страха – после того, как на его глазах умер от раны один из русских, а второй всю дорогу сверлил его тяжелым взглядом, он уже не был уверен в своей дальнейшей судьбе. Поскольку за полтора проведенных на Восточном фронте года насмотрелся на то, как относились его камрады к попавшим в плен красноармейцам. Глупо предполагать, что ответное отношение окажется лучшим. А если еще вспомнить про мирное население… как ни ужасно звучит, русские имели полное право мстить… Оставалось надеяться только на собственную полезность, которую он и собирался сейчас доказать. К счастью, у него в рукаве был припрятан еще один козырь, о котором даже не догадывался пленивший его солдат. Очень весомый козырь, вполне достаточный для того, чтобы гарантировать ему жизнь и более-менее нормальное отношение. Неприятно, конечно, что придется говорить при герре гауптмане, в подобных делах лучше обойтись без свидетелей, но что поделать? Приходится рисковать…

– Обьер-фьельдфебель Отто Майнер, герр официр! Oberfunkmeister… ратист, старший ратиотьехник. Kommunikationstruppen… фойска свьязи. – Пленный дернул связанными руками, коснувшись пальцем погона, отороченного по краю лимонно-желтой выпушкой.

– Sie können Deutsch sprechen. Ich verstehe, – неожиданно произнес комбат.

– Sehr gut, Herr Offizier! Das macht es viel einfacher![14] – просветлел лицом Майнер. По-немецки русский командир говорил хоть и с заметным акцентом, тщательно подбирая слова, но достаточно уверенно.

«Дойч шпрехен», «ферштейн», «зир гут» и «герр официр» Степан еще понял, остальные слова оказались незнакомы. Комбат сказал, что понимает по-немецки, а пленный этому обрадовался. Остальное, собственно, не столь и важно – Кузьмин и без него разберется. Так что можно идти к ребятам, его роль на этом заканчивается. Да и перевязаться не мешает. Не говоря уж о том, что живот от голода сводит…

– Господин офицер, я могу помочь разобраться с радиостанцией! – с воодушевлением затараторил обер-фельдфебель. – Кроме того, я могу сообщить нечто важное! Надеюсь, со мной станут обращаться согласно конвенции о военнопленных?

– Разумеется, – закаменел лицом капитан третьего ранга, играя желваками. Как любой другой боевой командир он уважал сильного противника, но терпеть не мог трусов и предателей, что с той, что с этой стороны. Стоящий перед ним фашист относился как раз к последней категории. Но дослушать придется, без пленного разобраться с радиостанцией будет трудно – если вовсе возможно. – Я гарантирую вам жизнь и нормальное отношение. Но не испытывайте мое терпение! Говорите!

– Благодарю, господин офицер. Это именно то, что я хотел услышать. Мне необходимо вам что-то показать. Этот предмет находится в бронетранспортере. Разрешите принести?

Комбат взглянул на Алексеева, вполуха слушавшего непонятный разговор:

– Старлей, фриц говорит, что готов сотрудничать и хочет показать нечто важное в броневике. Сходи с ним, пусть принесет. Потом можешь быть свободен. Передохните немного, но шибко не расслабляйтесь, через полчаса выдвигаемся.

– Есть, – хмуро кивнул морпех – последняя фраза ему не понравилась. Но не спрашивать же прямо сейчас, куда именно они собираются выдвигаться? Нет, нужно поговорить с Кузьминым наедине…

Встретившись с радистом взглядом – большую часть сказанного тот худо-бедно для себя перевел, – морпех мрачно кивнул в сторону бэтээра:

– Давай, форвертс. Показывай, чего там такого важного. И без глупостей. – Не столько из реальной необходимости (случись что, он этого дрища и голыми руками в бараний рог скрутит), сколько работая на единственного зрителя, Степан отстегнул клапан трофейной кобуры.

Пленный намек понял – аж круглые очочки на носу подпрыгнули. И торопливо рванул к корме «двести пятидесятого». Возле бронетранспортера остановился, вытянув перед собой связанные руки, и вопросительно взглянул на конвоира. Усмехнувшись – ладно, заслужил, что уж там! – Степан рассек бечевку штык-ножом. Опасливо косясь на мертвого, радист боком пробрался вперед, покопался возле радиостанции и выполз наружу с продолговатым деревянным ящиком в руках. Судя по всему, ящик был достаточно тяжелым – тащившего его за кожаную ручку фрица ощутимо клонило в сторону.