Морфо

– Поправка: подсудимого утопили, – процедил Эон. – Прибыв в Чистилище, он попал под опеку психофора № 456. После прохождения лабиринта Упущенных Моментов подсудимому были выданы Всевидящим Мудрецом такие номера: 92, 455, 226, которые соответствуют следующим испытаниям: океану Гнева, болоту Безысходности и коридору Прощения. Первые два задания господин Морфо успешно выполнил, а с третьим не справился.

– Какая жалость! – огорчился господин Аяк.

– В первом испытании, – продолжил Эон, – демон Злобы напился крови обвиняемого и вымахал до размеров огромной акулы. Подсудимый усмирил его веревкой Самообладания.

– Да-да! Самообладание – это определенно важное качество, не так ли, мой милый друг? – Господин Аяк ткнул рыжеволосого повелителя времени в живот.

– После, – громко задышав, сказал Эон, – подсудимый в болоте Безысходности решил помочь одному несчастному, который в прямом и переносном смысле сел ему на шею.

– Бывают же нахалы! – возмутился господин Аяк, положив голову на плечо Эона, словно на подушку.

– Скинув с себя ответственность за чужую судьбу, обвиняемый сразился с демоном Уныния, – со сжатыми зубами проговорил Эон, пытаясь игнорировать все выходки взбалмошного коллеги. – Демон был побежден конфетами Счастья и Радости.

– Точно! У меня же есть конфеты. Угощайтесь! – Господин Аяк достал из кармана пиджака конфеты в ярких обертках и подкинул их в воздух.

Сфинкс с вялым интересом принялась играть с одной из них, как с мышью. Эон закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

– На, скушай леденец, подсахари свое кислое личико.

Господин Аяк развернул конфету и насильно засунул ее Эону в рот. У того глаза чуть не вылезли. Яркий леденец мигом затрещал и зашипел, изо рта Эона повалила пена, переливавшаяся яркими цветами. Судья походил на сломавшуюся стиральную машинку, в которой зачем-то постирали радугу.

– Хватит! Это уже слишком! Я буду жаловаться Танату! – загрохотал Эон, вытирая губы.

– Кажется, я дал тебе не ту конфету. – Господин Аяк снял очки и, сощурившись, пытался прочесть надпись на обертке. – Нет, все верно. Конфета «Безграничной Радости». Наверное, у тебя аллергия на радость, потому что со стороны кажется, что ты проглотил «Бескрайнее Раздражение».

– У меня аллергия только на тебя! – выплевывая остатки леденца, рявкнул Эон. – Продолжаем заседание! В коридоре Прощения подсудимый смог пройти пять этапов из шести. Также он проткнул демона Вины, который значительно потерял в размерах, но все же полностью не исчез.

– И кого же он не смог простить? – подала голос Сфинкс. В ее глазах вспыхнуло любопытство.

– Себя, – сказал Эон.

– Частая проблема, – отметила Сфинкс.

От ее внезапно возникшего интереса и следа не осталось. Она вновь принялась вяло играть с разбросанными по столу конфетами.

– Простить и принять себя всегда страшно. – Господин Аяк часто закивал.

– Защита! – неожиданно громко обратился Эон к Тайло.

– Я здесь, – спокойно отозвался психофор.

– Вы наблюдали за всеми испытаниями. Какую оценку вы можете дать своему подзащитному? – Эон сцепил руки в замок, приготовившись внимательно слушать.

– Я считаю, что он справился достойно. Ни для кого не секрет, что коридор Прощения – самое сложное испытание. Мало кто проходит его с первой попытки.

– Это так, – согласился Эон.

– Совершенно и безусловно так, – поддакнул господин Аяк.

– А что насчет драки с вашим подопечным? – Взгляд Эона прыгал от Флинна к Тайло, точно мячик. – Вы использовали прием «мгновенная карма».

– Было дело, – кивнул Тайло.

– Драка! – отчего-то развеселился господин Аяк. – И каков был счет?

– 1:3 в мою пользу. – Тайло хитро покосился на Флинна. – Мой подопечный испытал на себе втрое больше, чем я.

– А кто из вас остановил драку? – с азартом поинтересовался господин Аяк.

– Никто. Нас разнял сам Дом.

– Какой заботливый Дом! – расчувствовался господин Аяк. – Порой нечто неодушевленное способно проявлять поразительную душевность.

– То есть даже после океана Гнева подсудимый плохо справляется со своей яростью? – уточнил Эон, забарабанив пальцами по столу. – Покончив со старыми демонами, он принялся взращивать в себе новых?

– Да, такая проблема существует, – неохотно признался Тайло. – Но он старается.

– Одних стараний мало, нужен результат, – подытожил Эон, что-то нацарапав в документах.

– Я считаю, что он есть, – не согласился Тайло.

Психофор держался холодно, прямо как Танат, а вот Флинна пробирала нервная дрожь.


– Ему нужно время, – продолжил Тайло. – Я уверен, что в будущем он со всем справится. И я готов быть его психофором до тех пор, пока это не произойдет.

У Флинна от сердца отлегло, он хотя бы будет не один.

– Эон, слышал? Им нужно время! Ну так что? Отмеришь мальчишкам пару веков? Или снова включишь режим скряги? – спросил господин Аяк.

Эон проигнорировал язвительный выпад в свой адрес.

– Ох, мой милый друг, ты стал экономить не только время, но и слова, – вздохнул господин Аяк. – Ладно, поболтаем в другой раз. Пора приступать к следующему этапу. Вызовите первого свидетеля! – Он ударил топором по столу.

Свидетели? Флинн почему-то думал, что их не будет. Слева от судейского стола возникла небольшая трибуна. В зале потух свет, как перед киносеансом. Так как вечер за окном незаметно перетек в ночь, стало совсем темно. Внезапно на трибуне зажглась настольная лампа в красном абажуре, ее включил доктор Месмер.

– Уважаемый доктор Месмер, что вы можете сказать о подсудимом? Какова ваша профессиональная оценка? – спросил Эон серьезным тоном.

Флинн напряг зрение, стараясь рассмотреть лица трех судей в полумраке.

– Нам важно знать ваше мнение, – задорно прибавил господин Аяк.

– Я считаю, что чрезмерная эмоциональность мешает господину Морфо здраво размышлять, – начал доктор Месмер с присущей ему рассудительностью. – Иногда он легко поддается влиянию момента, а иногда закрывается в себе, сажая все чувства под замок. Он категоричен, вспыльчив, упрям, своенравен, с трудом признает свои ошибки. В общем, обычный подросток.

Флинн почувствовал раздражение. Раньше он думал, что доктор Месмер на его стороне. И как он только мог ему довериться, раскрыть душу, вывернуть наизнанку и показать себя настоящего?

– Но я бы хотел отметить и другую сторону этой самой эмоциональности. Господину Морфо не чужды доброта, сострадание, забота, самоотверженность. Если он научится управлять своими эмоциями, балансируя между ними, то из него может выйти достойный человек.

Флинн моментально оттаял. Зря он плохо подумал о докторе Месмере. Ему стало немножечко стыдно.

– Спасибо! – поблагодарил Эон доктора Месмера. – Вызовите второго свидетеля.

Настольная лампа на трибуне погасла – на голову будто штору накинули. Флинн не успел моргнуть, как полумрак снова воцарился в зале суда. На этот раз единственный источник света включила комендантша дома Раскаявшихся – суровая мадам Брунхильда.

– Ой, здравствуйте, мадам Брунхильда! – с широченной улыбкой поприветствовал ее господин Аяк.

– И вам не болеть.

Старуха окинула судью неодобрительным взглядом и тихо фыркнула. Ей, как воплощению дисциплины и порядка, явно не очень-то понравился вызывающий вид господина Аяка, но она тактично промолчала.

– Что вы можете сказать о подсудимом?

– А что о нем говорить? Оболтус и неряха! – категорично высказалась мадам Брунхильда. – Один раз полез туда, куда не просили, и наводнил комнату тайнами, в другой раз устроил полную разруху. Он решил, что меня можно водить за нос. – Она одарила Флинна лютым взором. – Не на ту нарвался, мальчик!

– Это все показания?

– Нет! – громко возразила мадам Брунхильда. – Я считаю так: тот, кто не может навести порядок в своей комнате, никогда не наведет порядок в своей голове. Взять хотя бы шкаф с вещами. У кого-то все разложено по цвету и размеру – сразу ясно, что за человек. Серьезный и дисциплинированный. А у кого-то страшный бардак – ничего не найдешь.

– А как же творческий беспорядок? У меня он часто бывает. Прямо-таки прописался в моем доме, никак выгнать не могу! – пожаловался господин Аяк.

– Мне кажется, что когда вокруг полная разруха и грязь, то это скорее творческая лень, нежели творческий беспорядок, – сказала мадам Брунхильда. – У серьезных людей все находится строго на своих местах.

– Спасибо, мадам Брунхильда, можете идти, – растягивая слова, произнес Эон. – Вызовите следующего свидетеля!

Лампа опять погасла и зажглась. Теперь свет включила светловолосая девочка в голубом платьице. Это была Коллин – психофор Кейти. Девочка стояла на стуле, чтобы ее было видно из-за трибуны.

– Приветствуем вас, психофор № 3469. – Эон сделал очередную пометку в документах.

Девочка посмотрела в сторону Флинна и Тайло и чуть заметно помахала им.

– Каковы ваши мысли насчет подсудимого?

– Могу сказать лишь одно, – вымолвила Коллин дрожащим от волнения голосом, – то, что не раз говорила самому Флинну: он лучше, чем думает о себе.

– Это, конечно, замечательно, но нельзя ли, – Эон заколебался, пытаясь подобрать нужное слово, – конкретнее.

– Мне кажется, что в нем много доброты и силы, но он всегда отдает ее другим, а себе ничего не оставляет, – прощебетала Коллин. – Именно поэтому у него не получилось простить себя. – Она застеснялась и, отведя взгляд, начала перебирать крохотными пальчиками ленты на своем платье.

«Крошка Коллин, не делай из меня героя. Не путай чудовище с рыцарем на белом коне», – подумал Флинн.

– Интересное мнение. Что ж, спасибо, – сказал Эон и плотно сжал губы.

Лампа погасла, и тьма снова выползла из всех щелей. Послышался грохот: господин Аяк опять рубанул топором по столу. На потолке зажглась люстра, ярко осветив зал и троих судей. Эон очень постарел, его волосы были почти седыми, Сфинкс, как и раньше, не проявляла интереса к происходящему, а господин Аяк снял парик и усердно чесал голову.

– Мы услышали все, что хотели, – подытожил Эон.

– А я нет! – расстроился господин Аяк. – Я хотел услышать длинную историю, полную захватывающих приключений, верных коней, погонь и дам, падающих в обмороки.

– Кони и дамы будут как-нибудь в другой раз, – пробубнил Эон, собирая документы в кучу. – Суд удаляется на совещание! Свое решение подсудимый сможет узнать, подкинув Монету Судьбы.