Морфо

– Готово, – чуть слышно сказал Тайло и приоткрыл одну створку, но в тот же миг захлопнул ее обратно. – Я шапку забыл! – ахнул он, ощупывая голову. – Где она?

– Да зачем она тебе? Другую купишь! Тут собственная шкура на кону, – нетерпеливо произнес Флинн.

– Нет! Эта особенная! – запротестовал Тайло. – Такую не купишь! Если комната перезагрузится, то она может исчезнуть!

Взгляд Флинна забегал в поисках серой шапки с кошачьими ушами. В таком беспорядке было сложно что-либо отыскать, все смешалось.

Из-за двери донеслись ругательства мадам Брунхильды: комендантша никак не могла найти нужный ключ.

– Вон она! – Тайло указал на подоконник. Шапка действительно лежала там.

Он сделал шаг, но ойкнул, наступив босой ногой на стекла – осколки люстры. Флинн сам кинулся к окну и схватил шапку.

Раздался характерный щелчок: в замочную скважину вставили ключ и повернули. У Флинна сердце ушло в пятки, оно тоже не желало встречаться с грозной мадам Брунхильдой.

Флинн метнулся к Тайло. Они быстро забрались внутрь шкафа и захлопнули за собой дверцы, оставшись наедине с темными секретами.





20. Фамильные секреты




– Не толкайся!

– Как не толкаться, если тут мало места?

– Тихо! – скомандовал Тайло и прислушался.

– Я гляну, что там происходит, – прошептал Флинн.

– Только не выдай нас.

Флинн осторожно приоткрыл дверцу и посмотрел в образовавшуюся щелку. Комната и вправду обновилась, все стало целым. Вещи аккуратно лежали на своих местах, храня тайну о том, что еще совсем недавно они пали жертвами разборок двух юнцов.

– Пахнет битвой и разрушением, – потянув носом воздух, загадочно промолвила мадам Брунхильда. Она походила на опытного сыщика, который благодаря своей феноменальной наблюдательности раскрыл немало громких дел.

– Как она это поняла? – поразился Флинн.

– У нее нюх на всякого рода нарушения, чует их за километр, – тихо ответил Тайло.

Мадам Брунхильда, сцепив руки за спиной, сосредоточенно бродила по комнате. Она заглянула в каждый уголок, в каждый ящик, ни одна соринка не уклонилась от ее пристального взора.

– Почему она не уходит? – спросил Флинн, которому уже не терпелось выбраться из шкафа, слишком уж тесно в нем было.

– Не знаю, – чуть слышно сказал Тайло.

Мадам Брунхильда замерла, навострив уши, а потом резко повернулась всем корпусом и напряженно уставилась в сторону Флинна и Тайло. Если бы взгляд мог воспламенять, то они бы уже горели синим пламенем вместе со шкафом. Флинн готов был поклясться, что ощутил запах гари. Мадам Брунхильда уверенной походкой направилась к ним. Тайло суетливо прикрыл дверцу шкафа, и они погрузились во тьму.

– У меня две новости: паршивая и ужасная. С какой начать? – заговорил Тайло в полный голос.

– С той, от которой меньше расстроюсь.

– Паршивая: если мы сейчас выйдем, то мадам Брунхильда сегодня вечером будет счастливой обладательницей двух кожаных ковриков и двух черепушек, в которых можно хранить мелочовку. Ужасная: если мадам Брунхильда сейчас откроет шкаф, то он перестроится под нее. Нас она не увидит, но мы застрянем тут до полуночи.

Прозвучал хлопок.

– Все, поздно что-либо решать. Мадам Брунхильда открыла шкаф – мы застряли, – вздохнул Тайло.

– Что поделать, переночуем среди твоих фамильных секретов. Надеюсь, они не кусаются.

– Тогда добро пожаловать в хранилище тайн моей семьи! – торжественно произнес Тайло.

Он включил лампочку, висевшую над их головами. У Флинна, уже привыкшего к темноте, заболели глаза. Шкаф на деле оказался длинным коридором, вдоль стен которого тянулись бесконечные стеллажи со старыми бутылками, закупоренными пробками. Будто в винный погреб попали.

– А почему мы застряли именно до полуночи? – спросил Флинн.

– Потому что в полночь все системы обновляются. Это время перемен. У нас будет ровно минута, чтобы выбраться отсюда, иначе сидеть нам здесь до следующей полуночи. – Тайло невесело улыбнулся.

Флинн провел пальцами по одной из пыльных бутылок.


– Будь осторожнее, – предупредил Тайло. – Фамильные секреты – это тебе не шуточки. Тут все кишит сплетнями, склоками, встречаются и родовые проклятия. Венец безбрачия, например. Не дай творец, привяжется – все последующие жизни будешь одинок.

Флинн отдернул руку, как ужаленный, и посмотрел на подушечки пальцев, чтобы проверить, не осталось ли на них следов проклятия: кровавых пятен или слов на мертвом языке – чего-то такого.

– Да не бойся ты так. Их можно освободить, только если откупорить бутылку или разбить ее. Через стекло порчу не подхватишь, – захихикал Тайло. Опять он издевался. – Пойдем, я тебе все тут покажу.

Они шли друг за другом по узкому коридору. Каких бутылок тут только не было. Одни черные, другие темно-зеленые, некоторые синие, виднелись и багряные. Большие и маленькие, вытянутые и пузатые, с изогнутыми горлышками, круглые, в форме пирамиды, похожие на песочные часы. Иногда бутылки подрагивали, а из некоторых доносился гомон – в них, наверное, томились секреты каких-то сплетниц. Эти тайны никак не хотели сидеть на месте, они жаждали кому-то открыться.

– А это мое родословное древо. – Тайло с гордостью указал на стену. Между стеллажами висел пергамент размером с ковер. – Тут имена всех моих кровных родственников. Даже тех, о ком почти никто не знает. Взять хотя бы дядю Леопольда, у которого насчиталось аж двенадцать детей на стороне. Бедная тетушка Клементина!

– Двенадцать? Когда же он успел?

– У него за всю жизнь было ровно двенадцать командировок. А вот двоюродный дедушка Таддеус воспитывал троих сыновей, ни один из которых, увы, не был ему родным, – развел руками Тайло. – Семейные тайны, они такие – мерзкие, липкие и плохо пахнут. Сунешь нос – вляпаешься по самые уши и до конца жизни не отмоешься.

До Флинна только дошло, что он никогда не интересовался жизнью своего друга.

– Кстати, а что насчет твоих родителей? Кем они были? У тебя есть братья, сестры? Расскажи, я ведь о тебе ничего и не знаю, кроме того, что ты прожил всего семь часов.

– Давай не будем об этом, ладно? – попросил Тайло. Его темные брови сошлись на переносице. – Мне не хочется лезть в свое прошлое, там мало приятного.

– Извини, я ляпнул не подумав. – Флинн ощутил неловкость. – Просто ты знаешь обо мне все, даже самые мелкие подробности, а я о тебе – ничего. Друзья делятся личным, но, если ты не хочешь, – настаивать не буду.

Тайло промолчал – как воды в рот набрал. Флинн уже пожалел, что затронул эту тему. Они еще долго плутали, не проронив ни звука. От основного коридора в обе стороны расходились коридорчики поменьше. Они извивались, иногда закручивались в спирали, и все как один заканчивались тупиками. Если бы кто-то решил нарисовать карту этого места, она бы очень напоминала дерево. Иногда на их пути встречались огромные сосуды – ростом с человека, – сделанные из стекла толщиной в большой палец. Скорее всего, эти бутылки предназначались для хранения самых опасных секретов, которые ни при каких обстоятельствах не должны увидеть свет.

– Гуляете, мальчики? – донеслось откуда-то сверху.

Флинн узнал этот голос. На верхней полке стеллажа, медленно виляя хвостом, лежала Сфинкс. На ее губах бродила все та же загадочная улыбка, которая то показывалась, то пряталась за безразличием. Флинну вдруг подумалось, что если долго смотреть в большие черные глаза Сфинкс, то можно либо ослепнуть, либо узнать все тайны мироздания. Ни то ни другое его не прельщало, поэтому он потупил взгляд.

– Здравствуйте, госпожа судья, – сдержанно поздоровался Тайло. – Не думал вас здесь увидеть.

– Отчего же, дитя? Я ведь отвечаю за секреты, – пропела Сфинкс хором разнообразных голосов. – Где мне еще быть, как не в шкафу с ними?

– Вряд ли вы здесь отыщете что-то увлекательное, – сказал Тайло, сощурившись. Было видно, что Сфинкс ему не нравилась.

– Ты полагаешь, что я, хозяйка загадок, не смогу найти ничего интересного в этом громадном шкафу? – с вызовом спросила Сфинкс.

Она сделала каменное лицо и чаще завиляла хвостом. Даже тот, кто не слишком разбирался в кошках, мог с легкостью понять, что это признак раздраженности.

– Я не это имел в виду! – поторопился оправдаться Тайло. – Я хотел сказать, что тут нет ничего достойного ВАШЕГО внимания. Обычные сплетни, скучные секреты, мелкие ссоры – здесь нет ничего занимательного.

– Не тебе судить об этом, – отозвалась Сфинкс.

Флинну померещилось, что судья хитро заулыбалась, но, моргнув, он вновь увидел ее бесстрастное лицо.

В лапах Сфинкс возникла маленькая синяя бутылочка, которую она начала перекатывать из стороны в сторону, точно кошка, играющая с клубком ниток.

– Эту тайну ты тоже считаешь неинтересной? – задала вопрос Сфинкс.

– Умоляю, будьте осторожны с ней! – Тайло изменился в лице.

– С тайнами всегда нужно вести себя осторожно, – строго произнесла она. – Если бутылка разобьется, то можно пораниться, но вовсе не осколками, а тем, что хранится внутри.

– Простите, что был груб. Прошу, отдайте ее мне, – взмолился Тайло, протягивая руку.

– Отдать? Зачем? – удивилась Сфинкс, продолжая перекатывать бутылочку. – Чтобы ты вновь спрятал ее в самом дальнем углу шкафа? Дитя, известно ли тебе, что объединяет все тайны?

– Нет, – просипел Тайло.

– Тайны могут хранить в себе что угодно: боль, грязь, низость, стыд, позор. Иногда это бывают и светлые чувства, но хорошее скрывают реже. Куда реже, – подчеркнула Сфинкс. – Но у всех тайн есть одна общая черта. И эта черта – страх. Страх, что тайна раскроется. Разверзнет пасть и выплюнет скользкие, мерзкие внутренности, заляпав все вокруг. Чем больше у человека секретов, тем он слабее, ведь их тяжесть изнуряет.

– И все же, прошу, отдайте мне бутылку, – дрогнувшим голосом проговорил Тайло. Его руки мелко дрожали.

– Ты не хочешь стать сильнее? Свободнее? – В глубине круглых глаз Сфинкс зажглись шаловливые огоньки.

– Нет, – сказал Тайло. – Я не хочу выпускать эту тайну наружу.

Сфинкс выглядела разочарованной, но загадочная улыбка быстро вернулась на ее губы.

– Ладно, я верну ее, но только после того, как отгадаешь мою простенькую загадку.

– Хорошо, – взволнованно согласился Тайло.

– Ее можно исказить в зеркале лжи, ее можно заточить в темнице из тайн, но если ее отпустить, то она станет собой. Что это? – Сфинкс наклонила голову набок, с интересом наблюдая за психофором.

Флинн знал разгадку, но Тайло не спешил с ответом. Одну руку он положил себе на грудь, а другой обхватил подбородок. Его сосредоточенный взгляд устремился в пол.