Молния

В Касвелл-Холле Лора ни на секунду не забывала об осторожности, но никогда не позволяла страху взять верх. Конечно, малолетние хулиганы наводили на всех ужас, но в то же время они были на редкость жалкими, а позерство и ритуальная свирепость делали их просто смешными. Здесь не было никого, кто понимал бы черный юмор так, как сестры Акерсон, и поэтому Лора заполняла мрачными шутками страницы своего дневника. В ожидании, когда близняшкам исполнится тринадцать, она находила отдушину в этих аккуратно записанных монологах. Для Лоры это было время самопознания и более глубокого понимания похожего на грубый фарс трагического мира, в котором она родилась.

В субботу, 30 марта Лора, сидевшая у себя с книгой в руках, неожиданно услышала, как соседка по комнате, плаксивая девочка по имени Фрэн Уикерт, рассказывает кому-то в коридоре о пожаре, во время которого погибли дети. Лора слушала разговор вполуха, но тем не менее уловила слово «Макилрой».

У нее внутри все похолодело, сердце замерло, руки онемели. Лора бросила книгу и выскочила в коридор, напугав девочек:

– Когда? Когда случился пожар?

– Вчера, – ответила Фрэн.

– Сколько детей п-погибло?

– Немного. Кажется, только двое. А может, и один ребенок. Но я слышала, что там чувствовался запах горелого мяса. Разве это не самая жуткая вещь…

Лора надвинулась на Фрэн:

– Как их звали?

– Эй, ты чего? А ну-ка отпусти!

– Назови их имена!

– Не знаю я никаких имен. Господи, какая муха тебя укусила?!

Лора не помнила, как отпустила Фрэн, не помнила, как оказалась за территорией приюта. Неожиданно она очутилась на Кателла-авеню, в нескольких кварталах от Касвелл-Холла. На Кателла-авеню, торговой улице района, кое-где не было тротуаров, и Лоре приходилось бежать на восток по обочине, вдоль которой с грохотом проносился транспорт. Приют Макилрой находился в пяти милях отсюда, и Лора не знала дороги, но, доверившись инстинкту, бежала, пока хватало сил, переходила на шаг, а затем снова бросалась бежать.

Конечно, самым разумным было сразу пойти к одному из воспитателей Касвелл-Холла и узнать имена погибших во время пожара детей. Однако у Лоры возникло странное чувство, будто судьба близнецов Акерсон зависит исключительно от ее готовности самостоятельно проделать пятимильный путь до Макилроя, чтобы узнать подробности происшествия, и если она попробует навести справки по телефону, то непременно услышит в ответ, что близняшки погибли. Конечно, это было чистой воды суеверием, но Лоре нужно было во что-то верить.

Тем временем на город спустились сумерки. Небо озарилось мутным красно-фиолетовым светом, рваные края облаков пламенели багрянцем. Но вот наконец вдали показался приют Макилрой, и Лора, к своему облегчению, обнаружила, что огонь пощадил фасад здания.

Несмотря на пульсирующую головную боль, Лора, насквозь пропотевшая и дрожавшая от изнеможения, увидев уцелевший особняк, не остановилась передохнуть, а, наоборот, ускорила шаг, чтобы преодолеть последний квартал. Она встретила шестерых детей в коридоре цокольного этажа, а еще троих – на лестнице. Кто-то окликнул Лору по имени, но она не стала останавливаться, чтобы спросить о пожаре. Она должна была увидеть все собственными глазами.

На верхней площадке пахло копотью. Лора уловила едкую смолистую вонь сгоревших вещей и кислый запах дыма. Открыв дверь на третий этаж, она обнаружила, что окна в обоих концах коридора распахнуты и работают электрические вентиляторы для циркуляции пропитанного дымом воздуха.

Дверь и дверная рама в комнате сестер Акерсон были новыми, неокрашенными, но стены вокруг обгорели и пестрели потеками сажи. Написанное от руки объявление предупреждало об опасности. Как и другие двери в приюте Макилрой, дверь в комнату близнецов не запиралась на замок. Поэтому Лора, наплевав на предупреждение, распахнула дверь, переступила порог и увидела то, чего больше всего опасалась увидеть: полное разорение.

Светильники в коридоре за спиной у Лоры и лиловый сумеречный свет за окном не позволяли толком разглядеть помещение, но она заметила, что испорченную мебель уже успели вынести и теперь здесь обитал лишь зловонный призрак пожара. Обуглившийся пол был вымазан сажей, но, похоже, уцелел. Зато стены сильно пострадали от пламени. Двери шкафов сгорели практически дотла, на расплавившихся петлях висели лишь несколько головешек. Оба оконных проема зияли черными дырами – стекла то ли лопнули от огня, то ли были разбиты пожарными – и были затянуты кусками прозрачной пластиковой пленки, пришпиленной к стенам. К счастью для других приютских детей, пламя не распространилось по сторонам, а пошло вверх и прожгло потолок. Над головой в полумраке чернели массивные балки чердака. Очевидно, пламя удалось вовремя сбить, не дав ему повредить крышу, поскольку неба Лора все-таки не увидела.

Она тяжело и шумно дышала, но не от усталости после трудной дороги от Касвелл-Холла до Макилроя, а потому что паника болезненно сжимала грудь, лишая возможности нормально вдохнуть. И каждый глоток горького дымного воздуха отдавал углем, вызывая тошноту.

Впервые услышав о пожаре в приюте Макилрой, Лора тут же догадалась о его причине, хотя и гнала от себя эту мысль. Тэмми Хинсен уже однажды застукали с банкой бензина для зажигалок и спичками, с помощью которых она собиралась себя поджечь. Узнав об этой попытке самосожжения, Лора сразу поняла, что намерения Тэмми были вполне серьезными, поскольку самосожжение стало бы идеальным видом самоубийства, а именно овеществлением пожиравшего ее внутреннего огня.

Прошу Тебя, Господи, сделай так, чтобы Тэмми в этот момент была в комнате одна!

Преодолевая рвотные позывы, вызванные вонью и мерзостью пожарища, Лора развернулась и вышла в коридор.

– Лора?

Подняв глаза, она увидела Ребекку Богнер. Дыхание вырывалось из груди Лоры судорожными толчками, но она каким-то чудом сумела прохрипеть:

– Рут… Тельма?

Мрачное лицо Ребекки лишало последних надежд на то, что близнецы не пострадали, однако Лора упрямо повторяла дорогие сердцу имена с надрывными просительными нотками в голосе.

– Вон там. – Ребекка ткнула пальцем в противоположный конец коридора. – Предпоследняя комната слева.

Окрыленная внезапной вспышкой надежды, Лора бросилась к указанной комнате. Три кровати оказались пустыми, а на четвертой при свете настольной лампы лежала лицом к стене какая-то девочка.

– Рут? Тельма?

Девочка медленно встала. Одна из сестер Акерсон – целая и невредимая. На ней было грязное, сильно измятое серое платье, волосы висели неопрятными прядями, лицо опухло, глаза покраснели от слез. Шагнув к Лоре, она остановилось, словно не в силах идти дальше.

Лора бросилась к ней, крепко обняла.

Положив голову Лоре на плечо, девочка уткнулась лицом ей в шею и тусклым измученным голосом сказала:

– Шейн, на ее месте должна была быть я. Если уж одной из нас это было написано на роду, то почему не мне?

Пока девочка не открыла рот, Лора не сомневалась, что это Рут.

Отказываясь принимать ужасную действительность, Лора спросила:

– А где Рути?


– Ее больше нет. Рут больше нет. Я думала, ты знаешь, что Рут умерла.

У Лоры что-то оборвалось внутри. Оглушившее ее горе оказалось настолько сильным, что она даже не плакала, а просто оцепенело застыла.

Подруги долго стояли обнявшись. Сумерки за окном сменила ночная тьма. Они подошли к кровати и сели на край.

В дверях появились две девочки, к которым, очевидно, подселили Тельму. Лора прогнала их взмахом руки.

Не отрывая взгляда от пола, Тельма сказала:

– Я проснулась от воплей, диких воплей… и от ослепительного света, резавшего глаза. А потом я поняла, что вся комната в огне. Тэмми была в огне. Пылала, как факел. Билась на кровати, пылала и вопила… – (Лора, обняв подругу, терпеливо ждала продолжения.) – Пламя перекинулось с Тэмми – вжик! – прямо на стену, кровать пылала, огонь уже лизал пол, загорелся ковер…

Лора вспомнила, как Тэмми пела вместе с ними на Рождество и как с каждым днем становилась спокойнее, словно сумев наконец обрести мир в душе. Но теперь стало ясно, что мир этот зиждился на твердом намерении положить конец сердечным мучениям.

– Кровать Тэмми находилась ближе всех к двери, дверь пылала, поэтому я разбила окно возле своей кровати. Я позвала Рут. Она сказала… она сказала, что идет, но там было столько дыма, я ничего не видела, а потом Хизер Доуминг, которая пришла на твое место, подбежала к окну, я помогла ей выбраться, и дым потянуло в окно, так что в комнате стало чуть светлее, и тогда я увидела, как Рут пытается накинуть на Тэмми свое одеяло, чтобы с-сбить пламя, но одеяло тоже з-загорелось, и я увидела, что Рут… Рут… вся в огне…

За окном последние пурпурные лучи света растаяли в темноте.

В углах спальни сгустились тени.

Висевший в воздухе запах пожарища, казалось, стал сильнее.

– …и мне следовало броситься к ней, следовало, но тут пламя буквально разбушевалось, огонь был повсюду, а дым был таким черным и густым, что я больше не видела Рут, да и вообще ничего не видела… А потом я услышала вой сирен, очень близко, очень громко, и пыталась уговорить себя, что пожарные прибудут вовремя и успеют спасти Рут, но то была ложь, сладкая ложь, в которую я хотела поверить, и, Шейн, я… оставила ее там. Господи, я вылезла из окна и оставила Рут гореть…

– Ты больше ничего не могла сделать, – заверила подругу Лора.

– Я оставила Рут гореть.

– Ты ничем не могла ей помочь.

– Я оставила Рути.

– Тогда бы вы обе погибли. Какой в этом смысл?

– Я оставила Рут гореть.



В мае, когда Тельме исполнилось тринадцать лет, ее перевели в Касвелл-Холл, поселив в одной комнате с Лорой. Социальным работникам пришлось на это пойти, поскольку Тельма находилась в депрессии, не поддававшейся терапии. Оставалось надеяться лишь на то, что девочке поможет общение с Лорой.

В течение нескольких месяцев Лора отчаянно пыталась вывести Тельму из подавленного состояния. По ночам Тельму мучили кошмары, а днем она занималась самобичеванием. Но время, как известно, лечит, и Тельма пошла на поправку, хотя душевные раны так до конца и не затянулись. К Тельме постепенно вернулось чувство юмора и острота ума, но в то же время в ее характере появилась прежде несвойственная ей меланхолия.

Подруги целых пять лет делили комнату в Касвелл-Холле, после чего вышли из-под опеки штата и стали сами себе хозяйками. За эти пять лет у них было много веселых моментов. Жизнь снова наладилась, но уже не была такой, как до пожара.





11


В главной лаборатории института центральным объектом были ворота, через которые человек мог попадать в другие временны́е периоды. Ворота представляли собой гигантский цилиндр длиной двенадцать футов и диаметром восемь футов, обшитый полированной сталью снаружи и полированной медью изнутри. Вся конструкция покоилась на медных блоках высотой восемнадцать дюймов. От ворот отходили толстые электрические кабели, а внутри цилиндра блуждающие токи заставляли воздух светиться, словно воду, дрожащим неровным светом.

Кокошка, пройдя сквозь пространственно-временной континуум, вернулся в ворота и материализовался внутри огромного цилиндра. В этот день он совершил несколько перемещений, следуя тенью за Штефаном в будущие времена и далекие места. Человек со шрамом наконец-то понял, почему этот предатель так одержимо пытался изменить линию жизни Лоры Шейн. Кокошка поспешил к выходу из ворот, оказавшись в лаборатории, где его уже ждали двое ученых и трое подручных.

– Девчонка не имеет никакого отношения к антиправительственным планам этого ублюдка и к попыткам уничтожить проект путешествий во времени, – заявил Кокошка. – Это совершенно отдельная тема, его личный крестовый поход.

– Теперь, когда нам известно все, что он сделал и почему, – сказал один из ученых, – пора его ликвидировать.

– Да. – Кокошка подошел к главной панели управления. – Мы раскрыли секреты предателя и можем его убить.

Кокошка сел за пульт управления, собираясь запрограммировать ворота так, чтобы отправиться в другое время, где можно будет застать предателя врасплох, но внезапно решил убить заодно и Лору. Эту легкую работу он сможет сделать собственноручно, поскольку тут ему сыграет на руку элемент неожиданности. В любом случае Кокошка предпочитал при возможности работать в одиночку. Он не любил делить с кем-то удовольствие. Лора Шейн не представляла опасности для правительства с его планами изменить будущее мира, но Кокошка собирался убить ее первой, прямо на глазах у Штефана, чтобы разбить предателю сердце, прежде чем он, Кокошка, всадит туда пулю. А кроме того, Кокошке нравилось убивать.





Глава 3

Свет в темноте