Мокрое волшебство

Она потащила за руку, и тот, кто вышел из кустов, действительно оказался вовсе не полицейским. Он был маленьким и худым, тогда как полицейские почти все высокие и крепкие. Вместо синего мундира, какие носят наши «бобби»,[9] он носил вельветовые бриджи и твидовый пиджак. В общем, это был просто маленький мальчик.

Фрэнсис облегченно захихикал.

– Ах ты, маленький… звереныш. Как ты меня напугал!

– Сам звереныш, чтоб ты знал! Не говоря уже об этой хвостатой, – ответил мальчик.

Мавис показалось, что он говорит не враждебно.

– Ха! Здорово я вас достал? А она вас еще не покусала и не шарахнула своим макрелевым хвостом?

И тут они его узнали. Маленький Мальчик с Блестками! Только теперь, когда он был не в цирке, его одежда, конечно, блестела не больше, чем наша с вами.

– Зачем ты это сделал? – сердито спросила Мавис. – Вел себя, как последний паршивец.

– Я же не просто взял да устроил шуточку, – объяснил мальчик. – Сегодня днем вы болтали без умолку, я подкрался, подслушал и подумал: а чего бы мне к вам не присоединиться? Но я сплю как убитый после всякой там верховой езды и кувыркания, и проснулся только тогда, когда вы ее уже умыкнули. Тогда я срезал путь вдоль изгороди, чтобы вас перехватить. И вот я здесь. Я застукал тебя на месте преступления, а, приятель?

– И что ты собираешься делать? – напрямик спросил Фрэнсис. – Рассказать отцу?

Но Мавис подумала, что мальчик, похоже, еще ничего не сказал отцу и, возможно, не скажет.

– У меня нет отца, – ответил Мальчик с Блестками, – и матери тоже.

– Если вы достаточно отдохнули, лучше идите дальше, – вмешалась русалка. – Я тут просыхаю до костей.

Мавис поняла, что для русалки просохнуть до костей так же плохо, как для нас – до костей промокнуть.

– Мне очень жаль, – ласково начала она, – но…

– Должна сказать, с вашей стороны очень опрометчиво держать меня все время в сухом месте, – продолжала русалка. – Право, я думала, что даже вам понятно…

Но Фрэнсис перебил, снова спросив Мальчика с Блестками:

– Что ты собираешься делать?

В ответ этот непредсказуемый ребенок поплевал на ладони и потер их.

– Чего делать? Да пособить вам с тачкой.

Русалка протянула белую руку и прикоснулась к нему.

– Ты герой, – сказала она. – Я могу распознать истинное благородство даже под ранее усыпанной блестками внешностью. Можешь поцеловать мне руку.

– Видал я глупостей, но таких… – фыркнул Фрэнсис.

– Целовать или как? – спросил мальчик, обращаясь скорее к самому себе, чем к остальным.

– Давай, – прошептала Мавис. – Все, что угодно, лишь бы она и дальше была в хорошем настроении.

И Блестящий Мальчик поцеловал все еще влажную руку леди из моря, взялся за тачку, и они двинулись дальше.

Мавис и Фрэнсис были слишком благодарны за неожиданную помощь, чтобы задавать вопросы, хотя невольно гадали, каково это – быть мальчиком, который не прочь украсть русалку у собственного отца. На следующем привале мальчик сам все объяснил.

– Видите ли, – сказал он, – дело вот в чем. Ту особу в тачке…

– Я знаю, ты не хотел быть неуважительным, – ласково перебила русалка, – но не «особа»… и не «тачка».

– Леди, – подсказала Мавис.

– Леди в колеснице, ее ж похитили – вот как я на это смотрю. Своровали, как и меня.

Мавис сразу поняла – это настоящая романтическая история.

– Тебя похитили? Ну и ну!

– Да, – сказал Блесток, – когда я был совсем маленьким. Старая матушка Ромэн рассказала мне об этом аккурат перед тем, как ее хватил удар, а после вообще уж ничего не говорила.

– Но зачем? – спросила Мавис. – Я никогда не могла понять из книг, почему цыгане воруют детей. У них, похоже, всегда полно своих – гораздо больше, чем человеку нужно.

– Да, действительно, – согласилась русалка. – Они тыкали в меня палками – целая толпа.

– Тут дело было не в детях, а в мести, – объяснил мальчик. – Так болтала матушка Ромэн. Мой отец был вроде как судьей, поэтому вкатил Джорджу Ли восемнадцать месяцев за браконьерство. А в день, как Ли забрали, церковные колокола звонили как сумасшедшие. А Джордж, когда его уводили, и спрашивает: «Чего за шум? Сегодня ж не воскресенье». А ему и говорят: колокола звонят, потому как у судьи – у моего папули, смекаете – родился сын и наследник. То бишь, я. По мне и не скажешь, – добавил он, задумчиво сплюнув и снова взявшись за ручки тачки, – но я сын и наследник.

– И что случилось потом? – спросила Мавис, когда они покатили дальше.


– Ну, Джордж отсидел свой срок, а я тогда был еще совсем мальцом, года полтора, весь в кружевах, лентах, в синих ботиночках из перчаточной кожи… Тут Джордж меня и ухвати… А вообще я уже выдохся – и трепаться, и тачку катить!

– Остановись, отдохни, мой блестящий друг, – сказала русалка медовым голосом, – и продолжи свой волнующий рассказ.

– А все уже, больше ничего не было, – ответил мальчик. – Кроме того, что у меня есть один ботиночек. Старая матушка Ромэн его сохранила и рубашонку с дамский носовой платок с вышитыми буквами Р. В. Она мне так и не сказала, в каких краях живет мой папаня-судья. Дескать, расскажет в другой день. А другого-то дня у ней и не было… Не говоря уж о новых рассказах, так-то вот.

Он вытер глаза рукавом и объяснил:

– Она была не такой уж плохой.

– Не плачь, – опрометчиво сказала Мавис.

– Плакать? Я? – презрительно ответил мальчик. – Да я просто подцепил простуду. Ты что, не видишь разницы между насморком и хныканьем? Ты ж, наверное, ходишь в школу? Чего ж тебя там такому не научили?

– Интересно, почему цыгане не отобрали у тебя ботиночек и рубашку?

– А никто не знает, что они у меня; я всегда держу их под одеждой, завернув в бумагу. А когда надеваю трико, прячу их. В один прекрасный день я отправлюсь в дорогу и разузнаю, кто девять лет назад, в апреле, потерял ребенка в синих ботиночках и в такой вот рубашке.

– Значит, тебе десять с половиной, – сказала Мавис.

– Как у тебя получается так быстро складывать в голове, мисс? – восхищенно отозвался мальчик. – Да, мне в точности десять с половиной.

Тут тачка возобновила свое подскакивающее движение, и разговоры прекратились до следующей остановки, которую сделали в том месте, где прибрежная дорога делает поворот, прежде чем устремиться вниз и так плавно перейти в пляж, что трудно понять, где начинается одно и заканчивается другое. Здесь было гораздо светлее, чем наверху, на пустыре. Луна как раз пробилась сквозь пушистое белое облако и отбрасывала на море дрожащий отсвет.

Когда дети пошли вниз по склону, им пришлось изо всех сил удерживать тачку, потому что как только русалка увидела море, она начала подпрыгивать, как маленький ребенок у рождественской елки.

– Ой, смотрите! – воскликнула она. – Разве не красота? Разве это не единственный в мире дом?

– Не совсем, – ответил мальчик.

– Ах! – сказала леди в тачке. – Ну конечно, ты же наследник одного из… Чего?

– «О величественные замки Англии, как они прекрасны»[10], – продекламировала Мавис.

– Да, – ответила леди. – Я инстинктивно поняла, что он благородного происхождения.

– «Молю, позаботься об этом отродье,

Ведь род его так благороден», – тихо пропел Фрэнсис.





Он был слегка сердит и обижен. Они с Мавис взяли на себя все тревоги и хлопоты, связанные с этим приключением, а теперь Блестящий Мальчик стал единственным любимчиком русалки. Такое действительно трудно стерпеть.

– Но твой величественный замок мне совсем не подходит, – продолжала русалка. – Я представляю дом не так: сплошные водоросли, кораллы и жемчуг. Такой уютный, восхитительный и мокрый. А теперь… сможете подтолкнуть колесницу к кромке воды или понесете меня?

– Уж точно не понесем, – твердо ответил Блестящий Мальчик. – Подтолкнем тебя как можно дальше, а потом тебе придется ползти самой.

– Я сделаю все, что ты скажешь, – дружелюбно ответила она, – но что такое «ползти», как ты выразился?

– Как червяк, – сказал Фрэнсис.

– Или как угорь, – добавила Мавис.

– Мерзкие низшие твари, – заявила русалка.

Брат с сестрой так и не поняли, кого она имела в виду – червя с угрем или их самих.

– Ну, давайте. Все разом, – сказал Блестящий Ребенок.

И тачка, подпрыгивая, подкатилась к самому краю камней. Там колесо попало в щель, и тачку повело вбок. Никто ничего не смог поделать: русалка упала со своей колесницы прямо на водоросли. Водорослей было полно, мягких и упругих, и она совсем не ушиблась – но очень рассердилась.

– Вы же ходили в школу, как напомнил мой благородный спаситель. Могли бы научиться не опрокидывать колесницы!

– Это мы твои спасители, – не удержался Фрэнсис.

– Да, конечно, – холодно ответила русалка. – Только простые спасители, а не благородные. Но я вас прощаю. Вы не виноваты, что такие вульгарные и неуклюжие. Полагаю, такова ваша природа, тогда как его природа…

– До свидания, – твердо сказал Фрэнсис.

– Еще нет, – возразила леди. – Вы должны пойти со мной на случай, если найдутся места, где я не смогу выполнить то изящное червеобразное упражнение, о котором шла речь. А теперь – по одному с каждой стороны, один сзади, и не наступите мне на хвост. Вы не представляете, как это раздражает, когда ходят по твоему хвосту.