Моя любимая сестра

– Когда? – выдавила я.

– Несколько месяцев назад. – Он пожал плечами, словно детали не важны. – Вот так.

– Ты, эм… знаешь, почему?

Он рассмеялся.

– Да мало ли. Она была немного, понимаешь… – Он покрутил пальцем у виска. Как позже сделал Винс, говоря про меня. Спятившая.

– Поняла, – еле слышно ответила я. – Спасибо. – Нажала на газ, и двигатель заревел.

Я забыла, что все еще была в парке. Переключила скорость, чтобы свалить на фиг оттуда, и опустила ногу.

И так этот совершенно обычный и услужливый парень, который слегка нетактично говорил о самоубийстве, стал Эй Джеем, хотя он никогда не поднимал на меня руку. Хотя я больше никогда его не видела.





* * *


Винс хватает меня за запястье и тянет к себе.

– Я могу уничтожить тебя, если захочу, – негромко говорит он, но терминал отправлений усиливает угрозу. Его взгляд падает за мое плечо, и он тут же меня отпускает. Я поворачиваюсь и вижу Бретт, Келли и девочку с африканскими косичками, которые катят в нашу сторону реально позорный нейлоновый чемодан. Лиза и Марк следуют за ними на расстоянии нескольких шагов, Марк держит переносную камеру за стабилизатор, как вилы.

– Bonjour! – Бретт слегка подпрыгивает. – Bonjour amis et… – Она замолкает, когда подходит ближе и видит мое покрытое пятнами лицо. – Стеф. Ты в порядке?

Я вытираю влажный подбородок о плечо.

– В порядке.

– Ты выглядишь прекрасно, – подшучивает она, потому что никогда не может быть серьезной, даже когда все серьезно.

– Держись на хрен подальше от этого, Бретт, – рычит Винс. – Иначе пожалеешь.

Лиза восторженно ахает.

Бретт опускает голову и сжимает губы, что очень умно. Трусливо, но умно. Келли заслоняет Лайлу, как щит звукоизоляции, словно племянница Бретт Кортни никогда не слышала слова «хрен».

– Ну, всем волшебного путешествия! – с безумным энтузиазмом восклицает Винс и уходит, мой чемодан плавно грохочет за его спиной, костяшки на ручке побелели.

– Славный парень, – фыркает Бретт, но в ее голосе слышится дрожь. Меня тошнит, когда я смотрю на Лизу и вижу, как она с безжалостным любопытством рассматривает Бретт. Подозревает?

Бретт поворачивается к Лайле и выдавливает улыбку.

– Надо встать в очередь на регистрацию, Лайлс.

Я показываю знак над нами: «Регистрация первого класса».

– Мы уже в очереди.

– Мы с Лайлой летим экономом, – раздув грудь, отвечает Бретт. После чего быстро и самодовольно смотрит на Келли.

– Мы передадим разницу от билетов первого класса имазигенским женщинам, – добавляет Лайла. Эта маленькая филантропка протягивает руку. – Мы уже виделись, но не уверена, помните ли вы меня. Я Лайла. Большая фанатка вашей работы.

О! Как умилительно жутковато. Как удивительно с научной точки зрения! Я не знала, что докторам удалось пересадить мозги тридцатилетних женщин в черепа двенадцатилетних детей. С тревогой беру руку этой копии Начальницы, находя утешение в том, что рядом со своей длинноногой племянницей Бретт выглядит как Шрек с хорошими волосами. Лайла высокая и худая, тут не отнять, но это – это? – «модель», о которой я столько слышала последние несколько месяцев? На ее подбородке выскочил белый прыщ, на щеке еще один – давний, и никаких следов косметики, чтобы замаскировать все. И за это она слышит, что красивая. Дайте мне клюку, чтобы ворчливо потрясти ею, потому что в мое время даже красоты было недостаточно.

Сжимаю руку Лайлы до такой степени, что она корчится, и думаю: «Ты понятия не имеешь о боли, девочка. Понятия не имеешь, через что я прошла, чтобы попасть сюда. И ты не захочешь знать, что я сделаю, чтобы остаться».





Глава 15

Бретт, июль 2017 года




– Слабые всегда пытаются саботировать сильных.


– Что? – кричит Лайла.

– Тсс, – смеюсь я, вжавшись в сиденье и махнув в знак извинений пассажирам. Стучу по наушнику Лайлы, напоминая ей, что в самолете нужно говорить тихо, чтобы никто не слышал. Она еще никогда не летала. Кажется, пассажиров вокруг нас это нисколько не побеспокоило. Некоторые даже посмеиваются. Потому что даже по время ночного рейса в Лондон и сидя на местах, спинка которых не откидывается, люди считают Лайлу очаровательной. А как иначе? Она выглядит как модель в выходной, собирающаяся впервые пройти по подиуму на лондонской неделе моды и, в отличие от ее матери, выбравшая место в эконом-классе, чтобы имазигенская женщина сегодня смогла купить своим детям буханку хлеба.

– Это цитата из фильма, – говорю я, касаясь ее экрана телевизора. – Тебе нужно его посмотреть. Он о женской амбициозности и о том, на что пойдут люди, чтобы положить этому конец.

Лайла, беззвучно шевеля губами, читает синопсис «Выскочки». Заинтригованно бормочет «ого» и нажимает «Воспроизведение». Слава богу. Тете Бретт нужно по-взрослому поговорить со своим старым приятелем Марком, который, сидя на месте у прохода, топает ногой, чтобы восстановить кровообращение.

– Это отстой, – сочувствую я, разрываю пакетик с чипсами со вкусом сметаны и лука и сначала предлагаю ему.

Марк засовывает руку в пакет и шуршит.

– Поверить не могу, что ты не в первом.

– Поверить не могу, что они там. Мы собираемся встретиться с самыми бесправными женщинами на планете. Это как, – подношу руку к голове и изображаю взрыв, – полный маразм.

Марк фыркает и закидывает чипсы в рот.

– Ты правда думала, что королева Клиффордс снизойдет до эконом-класса? У нее наверняка аллергия на тканевые сиденья. – Он отряхивает руки, вскидывая в воздух луковую пыльцу.

Я засовываю чипсы в рот, не уверенная, считать ли называние Стефани королевой расизмом, но не хочу вступаться за нее, даже если это так. Сейчас мне нужно кое-что разузнать у Марка. Кручу жирными пальцами кольцо Стойких Сестер и пытаюсь понять, как хитрее всего завести разговор. Как главный оператор Марк видит и слышит все по обе стороны объектива. Если есть какие-то слухи и кто-то готов со мной ими поделиться, то это Марк.

– Что, эм… как думаешь, что произошло между Стеф и Винсом?

Марк разочарованно вздыхает.

– Что? – спрашиваю, широко раскрыв глаза.

– Не делай этого, Бретт, – говорит Марк. – Если действительно хочешь об этом поговорить, давай поговорим. Но не притворяйся, будто не знаешь, что Винс и Стеф ссорились. Ты не такая. Вот почему мы дружим.

Все знают, но мало кто ценит, что по выходным Марк играет на бас-гитаре в группе Super Freaks, исполняющей каверы песен восьмидесятых. Эти подробности насмешливо обсуждаются Охотницами, но они не знают – потому что никогда не снизойдут до личных вопросов съемочной команде, – что его группа частенько взрывала концертную площадку The Canal Room и что двадцатидвухлетние девушки выстраиваются у сцены, когда они выступают в Talk House в Амагансетте. Мы с бывшей однажды ходили их послушать, а после этого ели пиццу с Марком и его парнем, который играет на барабанах. Я делала это потому, что мне нравится Марк. Но что, если бы он мне не нравился? Обращалась бы именно к нему, зная, что продюсеры не могут встать на сторону участников? Ответ сражает меня наповал: возможно. Несомненно.

– Ты прав, – отвечаю я. – Извини. Просто… Я не знаю, что ты знаешь. Что все знают. И, ну, – смотрю на Лайлу, убеждаясь, что она занята фильмом, а не слушает нас, – произошло то, что не должно было произойти, и я не уверена, что с этим делать.

Марк мило улыбается.

– Все совершают ошибки, Бретт. От этого я не люблю тебя меньше. Наоборот, даже больше.

Он тянется к моей руке, и я позволяю ему подержать ее с пару минут, благодарно улыбаясь в ответ и маринуясь в собственном запахе.

Марк вытягивает шею, проверяя, что пассажиры в непосредственной близости от нас либо спят, либо чем-то заняты. Уверившись, что нас никто не подслушает, он тихо говорит:

– Лиза думает, что вы со Стефани поссорились не из-за того, что ты не передала ее книгу Рианне.

Я сглатываю, ощущая в горле желчь. Если понадобится, можно сблевануть в пакет с чипсами.

– А из-за чего, по ее мнению, мы поссорились?

Марк закусывает губу и снова осматривается. В этот раз тянется в карман, достает телефон и открывает приложение заметок. Я чуть ли не залезаю к нему на колени, наблюдая, как он пишет переворачивающий жизнь ответ: «Она начинает думать, что у вас со Стефани что-то было, пока вы жили вместе, и это плохо закончилось».

Слова на моем надгробии расплываются и становятся четче, расплываются и становятся четче. Это плохо. Очень, очень плохо. Я обручена. Может, у Стеф и Винса такой брак, где они каждую неделю выдают друг другу «сюрпризы», но Арч выше этого. Она уйдет от меня, если до нее дойдет такой слух.

Затем Марк открывает галерею фотографий, пролистывает снимки его племянницы на пляже и мрачных закатов и наконец останавливается на чем-то похожем на страницу книги. Передает мне телефон, и я увеличиваю фото.

Это заглавная страница третьего романа Стефани. Который, как мне казалось, я выкинула подальше из своей старой квартиры. «Любви всей моей жизни, – написала она мне. – Прости, Винс!»

– Откуда это у тебя? – еле слышно спрашиваю я.

– Лиза прислала мне. Книга стояла на полке в твоей бывшей квартире. Где живут Келли и… – он кивает на Лайлу. – Мы приехали туда на съемки, и Джесси заметила ее. Она сочла странным, что книга там, и открыла ее, а затем прочитала, задумалась и…

Я поднимаю палец – мол, попридержи эту мысль. Жестами прошу Лайлу снять наушники.

– Лайла? – спрашиваю я тихим, строгим голосом. – Помнишь тот экземпляр книги Стефани, который я выкинула в мусорку?

Лайла сглатывает.

– Да.

Губы Лайлы размыкаются, когда она пытается придумать оправдание.

– Мне было любопытно, – наконец шепчет она, ее щеки горят. Любопытно из-за секса, имеет она в виду.

Возвращаю ей наушники, кляня сестру за то, что запретила Лайле смотреть «Игру престолов». Джон Сноу мог бы утолить ее любопытство. Этого можно было избежать.

– Продолжай, – прошу Марка, впиваясь пальцами в подлокотники, чтобы подготовиться.