Моя любимая сестра
Часть 19 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Незваный гость уже поднимается по лестнице. И когда на пороге появляется Джен с замученным видом, я вскакиваю со своего места.
– Это Гринберг! – запоздало сообщает Винс. – И она во фланелевом снагги!
Мы с Джен настороженно смотрим друг на друга. Ее хмурый взгляд резко мрачнеет, когда она всматривается в мое лицо. С таким выражением человек случайно вламывается в туалет к боссу – сгорает от стыда, жалеет. Джейсон, мой визажист, только закончил «подготавливать» мое лицо. Что означает, моя кожа обнажена, покрыта пятнами и жирная от различных сывороток и праймеров. Хуже того, я без накладных ресниц, то есть мои веки совершенно голые. Лет с двадцати я ежемесячно наращивала ресницы в небольшом салоне в Геральд-сквер, пока однажды мастер не отказалась помочь мне, сказав, что своих больше не осталось. Она не могла продолжать процедуры, пока я хоть немного не отращу ресницы. Это было шесть лет назад, и я все еще жду.
Джен одета не во фланелевое снагги, а скорее в бордово-зеленую клетчатую пижаму из шелка. Для парня это фланелевое снагги. Для Джен Гринберг – повышение ставок. Я подавляю вздох. Не терплю людей, которые отказываются себе помочь. Мне плевать, насколько крутой считают ее дурнушки, она должна понимать, что не вернет парня, одеваясь как маленький мальчик на Рождество.
– Извини, – говорит Джен, покручивая на указательном пальце кольцо сестер. Она не находит себе места, нервничает по какой-то причине. – Я не хотела вот так к тебе врываться, но мне нужно поговорить с тобой до отъезда, писать это в сообщении глупо.
Хейли приучила нас не оставлять цифровой след и встречаться лично.
– О-о. – Винс прислоняется к дверному проему и облизывает губы в форме сердца. – Решили посплетничать?
Джейсон фыркает, потому что считает моего мужа сексуальным.
– Винс, – ласково щебечу я, – может, ты спустишься и принесешь нам что-нибудь выпить?
Он убирает руки за спину.
– Красное или белое, mon cheri?
– Воду, – отвечаю я, в то время как Джен просит белое. Она широко улыбается, и не потому, что это смешно, а из-за того, что не хочет появиться на вечеринке Лорен и сниматься с лиловыми зубами, когда перед аудиторией создала себе образ веганки-трезвенницы.
– Я знаю одну хитрость для этого, – говорит Джейсон, нанося на мои щеки румянец.
– Вообще-то, – передумываю я, – я тоже… буду… белое.
Почему нет? Моя битва с депрессией (почему это называют битвой, когда это самая настоящая бойня?) проиграна. Я давно прекратила стрельбу, пора бы перестать мысленно очернять невинный бокал вина.
Я не говорю о том, чтобы перенять сомнительный образ мышления Лорен Фан, просто сегодня особый случай. Это первое групповое событие сезона, лучший вечер, на котором не будет Бретт. Я только что получила сообщение от своего издателя, что я – первая женщина, которая занимает четыре места подряд в списке бестселлеров по версии New York Times. Через несколько недель я лечу в Лос-Анджелес на ужин с номинированным на «Оскар» режиссером. Я должна отмечать, пока есть что.
Винс превращается из официанта в солдата и салютует мне. По крайней мере, он не пререкается.
– Раз-два, три-четыре! – скандирует он, пока спускается выполнить свое задание.
– Не понимаю, как ты с ним живешь, – говорит Джен, грубо нарушая субординацию. Сдвигает с тахты стопку подарочных изданий и без спроса садится.
– Я понимаю. – Джейсон хлопает ресницами, и я решаю, что пора повысить ему гонорар.
– Столкнешься с конкуренцией, – произношу я, стараясь не шевелить губами, пока он придает им естественный оттенок. Сегодня у меня смоки айс. И губы а-ля натюрель. – Парни обожают Винса.
Джен как-то наигранно смеется, подтягивая колени к груди. Она постоянно так делает – всячески закручивает свои конечности, как бы говоря: «Посмотрите на меня! Я настолько нетипично свободна душой, что даже не могу нормально сидеть!» Попробуйте найти в интернете хоть одну фотографию Джен Гринберг, где она не перекручена, как пятилетка, которой нужно в туалет.
– Хочешь кое-что услышать или нет? – спрашивает она. – Насчет Бретт.
До смерти хочу про нее услышать. Грудная клетка словно душит внутренности, но Джен нельзя знать, что Бретт вызывает во мне что-то, помимо раздражения.
– Насчет кого? – выпускаю остроту я.
Джейсон фыркает.
– Знаете, в этом сезоне она наняла моего бывшего укладывать ей волосы, – говорит он, просовывая мне между губ сложенную салфетку. – Позорище.
– Вот прохиндейка! – раздражаюсь я, когда Джесон сминает отпечаток моего поцелуя. В одном из сезонов Бретт хвасталась тем, что просто сушит волосы на воздухе.
– Она помолвлена, – выдает Джен, не стерпев мою попытку доказать, что, какими бы ни были новости про Бретт, они не стоят того, чтобы просить их рассказать.
– Эта сучка даже алчнее, чем я думал, – говорит Джейсон, полагая, что я все еще в настроении для шуток.
Бретт помолвлена? Последние восемь месяцев пролетают перед глазами. Мы с Бретт в отделе нижнего белья в Bloomingdales после того, как она снова переехала ко мне, я тогда не могла поверить, что она все еще спит в поеденной молью дартмутской футболке размера XL. Рианна провела занятие в ее студии. Vogue рассказал про нее. Она заслуживала спать в хорошей шелковой пижаме!
Бретт сопровождает меня на кольпоскопию в кабинет гинеколога, потому что ВПЧ, вирус папилломы человека, сам не прошел и нужно проверить, не подхватила ли я злокачественный вид ЗППП. Я так нервничала, но Бретт мило пообщалась с администратором, потом с медсестрой и, наконец, с доктором, и в итоге ей позволили остаться со мной в кабинете, пока я проходила ужасно некомфортную процедуру. Она сжимала мою вспотевшую холодную руку, пока доктор иссекал кусочек с шейки матки и шутил, что ты не крутая, если у тебя не было ВПЧ. Только женщины, которые подхватили ВПЧ, по-настоящему жили.
Мы с Бретт пересматриваем первый сезон шоу на моей кровати, едим чипсы из одной миски и удивляемся, какими розовощекими девчушками мы были всего три года назад, какими зажатыми. «Наверное, мы нервничали», – предположила Бретт, и я согласилась, но теперь думаю иначе. Думаю, тогда мы просто были мягче.
От мысленного возвращения к нашей дружбе на языке кислит слюна. Меня тошнит. И хочется заплакать. Я с болью осознаю, что сижу здесь с жирным лицом и меньшим количеством ресниц, чем у четырехмесячного плода, что человек, которого я любила больше всего, оказался незнакомцем, и самое ужасное, что люди начинают открыто интересоваться, как я живу с этим раздражающим мужчиной. Я сглатываю и изо всех сил стараюсь говорить изможденно и равнодушно.
– Никто из нас не собирался с ней сниматься, и она поняла, что ей нужна сюжетная линия. – Киваю. – Ясное дело.
Джен передергивает плечами. Какой паршивой имитацией подруги – Бретт – она оказалась.
– Судя по словам Иветты, это не постановка. Они родственные души. – В ее голосе слышатся мысли матери.
– Ну конечно, – натянуто смеюсь я. Бретт хочет выйти замуж так же сильно, как я хочу ребенка: только ради эфира на телевидении. – Удивлена, что слышу это от тебя, а не от Page Six.
– Иветта сказала, они объявят об этом, как только сообщат родителям Арч.
– И все же, – задумчиво бормочу я, – Иветта знает. Теперь ты. И я. – Долго смотрю на Джен, позволив фактам говорить самим за себя. – Сколько они уже вместе?
– Достаточно долго, – отвечает Джен, подтягивая пятку к промежности в штанах в клеточку. Ужасно, что она так оделась для вечеринки у Лорен. «Ничего сексуальнее не нашла? – хочется съязвить мне. – Неудивительно, что у тебя между ног все поросло паутиной».
– Да не особо, – воркую я, мой голос легче перышка. Я не позволю Джен увидеть, как меня задели эти новости. – Вроде три месяца.
– Скорее полгода.
– Джен, – говорю я, больше не скрывая резкость в голосе, – полгода назад я была в Майами, пытаясь помочь ей пережить расставание с Сарой.
– Ладно, тогда три месяца. Неважно. – Джен дрожит, словно ей плохо от подробностей интимной жизни Бретт. – Плевать.
Раздается скрип, и мы обе смотрим на дверь. Винс поднимается по лестнице.
– Сколько пройдет времени, прежде чем она продаст телеканалу спин-офф «Бретт покупает корову»? – Джен напрягается. – Разве не должно быть наоборот?
Стыдно, но, услышав, как Джен принижает Бретт за ее вес, я слегка успокаиваюсь. Она все еще на твоей стороне. Она все еще презирает того же, кого ты.
– Вы двое ненавидите друг друга, да? – спрашивает Джейсон, отступая на шаг и рассматривая работу над моими глазами. – Я думал, это только для шоу.
Я ошеломленно смотрю на него.
– По-твоему, мы это выдумали?
– Кто кого ненавидит? – спрашивает Винс, появляясь в дверном проеме с тремя бокалами вина в руках. Мой напиток с трубочкой, так как мои губы в помаде. Во время съемок Винс строит из себя безумно любящего мужа. Забудьте о трусиках с прорезью и взбитых сливках на сосках, съемки – лучший афродизиак. Видно, он решил, что держать мою сумочку на красной дорожке не стыдно, ведь это все-таки красная дорожка.
– А кого еще нам ненавидеть? – отвечаю я вопросом на вопрос, когда он ставит передо мной вино. Вот умора, выбрал бокалы, которые нам на свадьбу подарили его друзья – с монограммой ВСД: Винс и Стефани Демарко, – ошибочно предположив, что мне не терпится взять фамилию мужа.
– Ах, девчонки, – морщится Винс, – дайте Бретт передышку.
Одно я могу сказать хорошее про невежу, за которого вышла замуж, – он держится подальше от наших скандалов. Бывали уже такие, кто пытался вмешиваться в контры Охотниц, придерживаясь политики терпимости, так их в нужный момент превращали в менсплейнинговых[7] ослов. Охотницы теряли свои места и за меньшее, и я ясно дала понять Винсу, что его, по сути, ничего не значащее мнение тоже имеет вес и может стоить нам всего.
– Тогда лично можешь поздравить ее с помолвкой сегодня, – говорит Джен, и я понимаю, как искусно она передала главную новость. Джен пришла сюда не для того, чтобы рассказать про свадьбу Бретт. Она пришла сообщить, что Бретт приглашена на вечеринку Лорен. Что наш союз полетел коту под хвост.
Винс спотыкается и проливает немного вина на шелковую пижаму Джен.
– Она помолвлена? – Он ставит бокал на туалетный столик и идет за полотенцем. – Офигеть, – кричит он из ванной. – На этой… той самой женщине? Как ее зовут?
– Арч, – отвечает Джен.
– Арч? – грубо повторяет Винс, выходя из ванной с рулоном бумажных полотенец.
– Возьми полотенце для рук и подложи под бокал подставку! – ругаюсь я, кивая на оставленное на столике вино.
– Добро пожаловать в Нью-Йорк, Винс, – прыскает Джен, когда он снова выходит из ванной, – здесь живут люди различных культур. И, очевидно, белая спасительница африканских девочек никак не могла выйти замуж за провинциалку из Огайо.
– Ты должна была раньше сказать, что она придет, – ворчу я, отмахиваясь от Джейсона, который пытается накрасить накладные ресницы. – Я потратила пятьдесят долларов на эти ресницы.
– Теперь ты не пойдешь? – скептически спрашивает Джен.
– Ну детка, – скулит Винс из дверей ванной, глядя на меня щенячьими глазками. Для этого вечера он несколько недель назад заказал атласную пижаму, как у Хью Хефнера, и дополнительно заплатил семьдесят пять долларов за монограмму.
– Я пообещала не сниматься с ней, – напоминаю я Джен. – И в отличие от других, я держу свое слово.
Джейсон убирает кисточку.
– Ладно, Стеф. – Джен ставит бокал на туалетный столик. «Положи подставку, животное!» – чуть ли не кричу я. – Она получит хороший монтаж, ты же знаешь это, верно? Поедет в Марокко, чтобы помочь маленьким безграмотным жертвам насилия, и сыграет свадьбу с Амаль лесбиянкой Клуни. Иветта хотела предупредить нас, чтобы мы могли наладить с ней отношения до того, как она сама все расскажет. Иначе ты знаешь, как это будет выглядеть. Будто мы кучка расчетливых дрянных девчонок, которые сменят пластинку, когда станет ясно, что Бретт в этом сезоне будет всеобщей любимицей, раз выходит замуж, и угадай, что? Простофилям нравится смотреть, как толстушки выходят замуж. Это дарит надежду их маленьким сердечкам с закупоренными артериями.
Винс в ужасе громко втягивает воздух.
– Господи, Джен.
Та бросает на него убийственный взгляд, но в сочетании с ее раскрасневшимся лицом это должного эффекта не производит.
– Она всегда в любимицах, – бормочу я так капризно, что саму бесит.
– Только послушай себя, – говорит Джен, и, к моему удивлению, ее голос едва не срывается. Она что, сейчас заплачет? Я смотрю на нее в молчаливом неверии, когда она вытирает лицо. Что с ней сегодня такое? – Джесси разозлится, если ты не пойдешь. Ты знаешь, что они сделают с тобой в монтажной?
К сожалению, тут Джен права: люди охотнее радуются за простого влюбленного человека, чем за богача. Наверное, это потому, что нам нужно видеть себя в наших героинях, и скромное достижение в виде супруга и рождения детей вполне осуществимо для большинства населения, за исключением Зеленой Угрозы. Нашим зрителям особенно нравится видеть, как незаурядные люди проникаются семейными традициями. Вот почему мы с Винсом сначала были так популярны, вот почему Джесси дает шанс Келли, надеясь на ответную услугу рекламы Cheerios, за которой последует защита прав торговли.
– Девчонки, расслабьтесь, – смело встревает Винс. Требуются стальные яйца, чтобы произнести слово на букву «р» рядом с двумя женщинами, которые вместе могут сказать «не в этой жизни, приятель», но мой муж делает это ненавязчиво. – Вы слишком себя накручиваете. Просто идите и скажите Бретт, что рады за нее, и дело с концом.
– Это Гринберг! – запоздало сообщает Винс. – И она во фланелевом снагги!
Мы с Джен настороженно смотрим друг на друга. Ее хмурый взгляд резко мрачнеет, когда она всматривается в мое лицо. С таким выражением человек случайно вламывается в туалет к боссу – сгорает от стыда, жалеет. Джейсон, мой визажист, только закончил «подготавливать» мое лицо. Что означает, моя кожа обнажена, покрыта пятнами и жирная от различных сывороток и праймеров. Хуже того, я без накладных ресниц, то есть мои веки совершенно голые. Лет с двадцати я ежемесячно наращивала ресницы в небольшом салоне в Геральд-сквер, пока однажды мастер не отказалась помочь мне, сказав, что своих больше не осталось. Она не могла продолжать процедуры, пока я хоть немного не отращу ресницы. Это было шесть лет назад, и я все еще жду.
Джен одета не во фланелевое снагги, а скорее в бордово-зеленую клетчатую пижаму из шелка. Для парня это фланелевое снагги. Для Джен Гринберг – повышение ставок. Я подавляю вздох. Не терплю людей, которые отказываются себе помочь. Мне плевать, насколько крутой считают ее дурнушки, она должна понимать, что не вернет парня, одеваясь как маленький мальчик на Рождество.
– Извини, – говорит Джен, покручивая на указательном пальце кольцо сестер. Она не находит себе места, нервничает по какой-то причине. – Я не хотела вот так к тебе врываться, но мне нужно поговорить с тобой до отъезда, писать это в сообщении глупо.
Хейли приучила нас не оставлять цифровой след и встречаться лично.
– О-о. – Винс прислоняется к дверному проему и облизывает губы в форме сердца. – Решили посплетничать?
Джейсон фыркает, потому что считает моего мужа сексуальным.
– Винс, – ласково щебечу я, – может, ты спустишься и принесешь нам что-нибудь выпить?
Он убирает руки за спину.
– Красное или белое, mon cheri?
– Воду, – отвечаю я, в то время как Джен просит белое. Она широко улыбается, и не потому, что это смешно, а из-за того, что не хочет появиться на вечеринке Лорен и сниматься с лиловыми зубами, когда перед аудиторией создала себе образ веганки-трезвенницы.
– Я знаю одну хитрость для этого, – говорит Джейсон, нанося на мои щеки румянец.
– Вообще-то, – передумываю я, – я тоже… буду… белое.
Почему нет? Моя битва с депрессией (почему это называют битвой, когда это самая настоящая бойня?) проиграна. Я давно прекратила стрельбу, пора бы перестать мысленно очернять невинный бокал вина.
Я не говорю о том, чтобы перенять сомнительный образ мышления Лорен Фан, просто сегодня особый случай. Это первое групповое событие сезона, лучший вечер, на котором не будет Бретт. Я только что получила сообщение от своего издателя, что я – первая женщина, которая занимает четыре места подряд в списке бестселлеров по версии New York Times. Через несколько недель я лечу в Лос-Анджелес на ужин с номинированным на «Оскар» режиссером. Я должна отмечать, пока есть что.
Винс превращается из официанта в солдата и салютует мне. По крайней мере, он не пререкается.
– Раз-два, три-четыре! – скандирует он, пока спускается выполнить свое задание.
– Не понимаю, как ты с ним живешь, – говорит Джен, грубо нарушая субординацию. Сдвигает с тахты стопку подарочных изданий и без спроса садится.
– Я понимаю. – Джейсон хлопает ресницами, и я решаю, что пора повысить ему гонорар.
– Столкнешься с конкуренцией, – произношу я, стараясь не шевелить губами, пока он придает им естественный оттенок. Сегодня у меня смоки айс. И губы а-ля натюрель. – Парни обожают Винса.
Джен как-то наигранно смеется, подтягивая колени к груди. Она постоянно так делает – всячески закручивает свои конечности, как бы говоря: «Посмотрите на меня! Я настолько нетипично свободна душой, что даже не могу нормально сидеть!» Попробуйте найти в интернете хоть одну фотографию Джен Гринберг, где она не перекручена, как пятилетка, которой нужно в туалет.
– Хочешь кое-что услышать или нет? – спрашивает она. – Насчет Бретт.
До смерти хочу про нее услышать. Грудная клетка словно душит внутренности, но Джен нельзя знать, что Бретт вызывает во мне что-то, помимо раздражения.
– Насчет кого? – выпускаю остроту я.
Джейсон фыркает.
– Знаете, в этом сезоне она наняла моего бывшего укладывать ей волосы, – говорит он, просовывая мне между губ сложенную салфетку. – Позорище.
– Вот прохиндейка! – раздражаюсь я, когда Джесон сминает отпечаток моего поцелуя. В одном из сезонов Бретт хвасталась тем, что просто сушит волосы на воздухе.
– Она помолвлена, – выдает Джен, не стерпев мою попытку доказать, что, какими бы ни были новости про Бретт, они не стоят того, чтобы просить их рассказать.
– Эта сучка даже алчнее, чем я думал, – говорит Джейсон, полагая, что я все еще в настроении для шуток.
Бретт помолвлена? Последние восемь месяцев пролетают перед глазами. Мы с Бретт в отделе нижнего белья в Bloomingdales после того, как она снова переехала ко мне, я тогда не могла поверить, что она все еще спит в поеденной молью дартмутской футболке размера XL. Рианна провела занятие в ее студии. Vogue рассказал про нее. Она заслуживала спать в хорошей шелковой пижаме!
Бретт сопровождает меня на кольпоскопию в кабинет гинеколога, потому что ВПЧ, вирус папилломы человека, сам не прошел и нужно проверить, не подхватила ли я злокачественный вид ЗППП. Я так нервничала, но Бретт мило пообщалась с администратором, потом с медсестрой и, наконец, с доктором, и в итоге ей позволили остаться со мной в кабинете, пока я проходила ужасно некомфортную процедуру. Она сжимала мою вспотевшую холодную руку, пока доктор иссекал кусочек с шейки матки и шутил, что ты не крутая, если у тебя не было ВПЧ. Только женщины, которые подхватили ВПЧ, по-настоящему жили.
Мы с Бретт пересматриваем первый сезон шоу на моей кровати, едим чипсы из одной миски и удивляемся, какими розовощекими девчушками мы были всего три года назад, какими зажатыми. «Наверное, мы нервничали», – предположила Бретт, и я согласилась, но теперь думаю иначе. Думаю, тогда мы просто были мягче.
От мысленного возвращения к нашей дружбе на языке кислит слюна. Меня тошнит. И хочется заплакать. Я с болью осознаю, что сижу здесь с жирным лицом и меньшим количеством ресниц, чем у четырехмесячного плода, что человек, которого я любила больше всего, оказался незнакомцем, и самое ужасное, что люди начинают открыто интересоваться, как я живу с этим раздражающим мужчиной. Я сглатываю и изо всех сил стараюсь говорить изможденно и равнодушно.
– Никто из нас не собирался с ней сниматься, и она поняла, что ей нужна сюжетная линия. – Киваю. – Ясное дело.
Джен передергивает плечами. Какой паршивой имитацией подруги – Бретт – она оказалась.
– Судя по словам Иветты, это не постановка. Они родственные души. – В ее голосе слышатся мысли матери.
– Ну конечно, – натянуто смеюсь я. Бретт хочет выйти замуж так же сильно, как я хочу ребенка: только ради эфира на телевидении. – Удивлена, что слышу это от тебя, а не от Page Six.
– Иветта сказала, они объявят об этом, как только сообщат родителям Арч.
– И все же, – задумчиво бормочу я, – Иветта знает. Теперь ты. И я. – Долго смотрю на Джен, позволив фактам говорить самим за себя. – Сколько они уже вместе?
– Достаточно долго, – отвечает Джен, подтягивая пятку к промежности в штанах в клеточку. Ужасно, что она так оделась для вечеринки у Лорен. «Ничего сексуальнее не нашла? – хочется съязвить мне. – Неудивительно, что у тебя между ног все поросло паутиной».
– Да не особо, – воркую я, мой голос легче перышка. Я не позволю Джен увидеть, как меня задели эти новости. – Вроде три месяца.
– Скорее полгода.
– Джен, – говорю я, больше не скрывая резкость в голосе, – полгода назад я была в Майами, пытаясь помочь ей пережить расставание с Сарой.
– Ладно, тогда три месяца. Неважно. – Джен дрожит, словно ей плохо от подробностей интимной жизни Бретт. – Плевать.
Раздается скрип, и мы обе смотрим на дверь. Винс поднимается по лестнице.
– Сколько пройдет времени, прежде чем она продаст телеканалу спин-офф «Бретт покупает корову»? – Джен напрягается. – Разве не должно быть наоборот?
Стыдно, но, услышав, как Джен принижает Бретт за ее вес, я слегка успокаиваюсь. Она все еще на твоей стороне. Она все еще презирает того же, кого ты.
– Вы двое ненавидите друг друга, да? – спрашивает Джейсон, отступая на шаг и рассматривая работу над моими глазами. – Я думал, это только для шоу.
Я ошеломленно смотрю на него.
– По-твоему, мы это выдумали?
– Кто кого ненавидит? – спрашивает Винс, появляясь в дверном проеме с тремя бокалами вина в руках. Мой напиток с трубочкой, так как мои губы в помаде. Во время съемок Винс строит из себя безумно любящего мужа. Забудьте о трусиках с прорезью и взбитых сливках на сосках, съемки – лучший афродизиак. Видно, он решил, что держать мою сумочку на красной дорожке не стыдно, ведь это все-таки красная дорожка.
– А кого еще нам ненавидеть? – отвечаю я вопросом на вопрос, когда он ставит передо мной вино. Вот умора, выбрал бокалы, которые нам на свадьбу подарили его друзья – с монограммой ВСД: Винс и Стефани Демарко, – ошибочно предположив, что мне не терпится взять фамилию мужа.
– Ах, девчонки, – морщится Винс, – дайте Бретт передышку.
Одно я могу сказать хорошее про невежу, за которого вышла замуж, – он держится подальше от наших скандалов. Бывали уже такие, кто пытался вмешиваться в контры Охотниц, придерживаясь политики терпимости, так их в нужный момент превращали в менсплейнинговых[7] ослов. Охотницы теряли свои места и за меньшее, и я ясно дала понять Винсу, что его, по сути, ничего не значащее мнение тоже имеет вес и может стоить нам всего.
– Тогда лично можешь поздравить ее с помолвкой сегодня, – говорит Джен, и я понимаю, как искусно она передала главную новость. Джен пришла сюда не для того, чтобы рассказать про свадьбу Бретт. Она пришла сообщить, что Бретт приглашена на вечеринку Лорен. Что наш союз полетел коту под хвост.
Винс спотыкается и проливает немного вина на шелковую пижаму Джен.
– Она помолвлена? – Он ставит бокал на туалетный столик и идет за полотенцем. – Офигеть, – кричит он из ванной. – На этой… той самой женщине? Как ее зовут?
– Арч, – отвечает Джен.
– Арч? – грубо повторяет Винс, выходя из ванной с рулоном бумажных полотенец.
– Возьми полотенце для рук и подложи под бокал подставку! – ругаюсь я, кивая на оставленное на столике вино.
– Добро пожаловать в Нью-Йорк, Винс, – прыскает Джен, когда он снова выходит из ванной, – здесь живут люди различных культур. И, очевидно, белая спасительница африканских девочек никак не могла выйти замуж за провинциалку из Огайо.
– Ты должна была раньше сказать, что она придет, – ворчу я, отмахиваясь от Джейсона, который пытается накрасить накладные ресницы. – Я потратила пятьдесят долларов на эти ресницы.
– Теперь ты не пойдешь? – скептически спрашивает Джен.
– Ну детка, – скулит Винс из дверей ванной, глядя на меня щенячьими глазками. Для этого вечера он несколько недель назад заказал атласную пижаму, как у Хью Хефнера, и дополнительно заплатил семьдесят пять долларов за монограмму.
– Я пообещала не сниматься с ней, – напоминаю я Джен. – И в отличие от других, я держу свое слово.
Джейсон убирает кисточку.
– Ладно, Стеф. – Джен ставит бокал на туалетный столик. «Положи подставку, животное!» – чуть ли не кричу я. – Она получит хороший монтаж, ты же знаешь это, верно? Поедет в Марокко, чтобы помочь маленьким безграмотным жертвам насилия, и сыграет свадьбу с Амаль лесбиянкой Клуни. Иветта хотела предупредить нас, чтобы мы могли наладить с ней отношения до того, как она сама все расскажет. Иначе ты знаешь, как это будет выглядеть. Будто мы кучка расчетливых дрянных девчонок, которые сменят пластинку, когда станет ясно, что Бретт в этом сезоне будет всеобщей любимицей, раз выходит замуж, и угадай, что? Простофилям нравится смотреть, как толстушки выходят замуж. Это дарит надежду их маленьким сердечкам с закупоренными артериями.
Винс в ужасе громко втягивает воздух.
– Господи, Джен.
Та бросает на него убийственный взгляд, но в сочетании с ее раскрасневшимся лицом это должного эффекта не производит.
– Она всегда в любимицах, – бормочу я так капризно, что саму бесит.
– Только послушай себя, – говорит Джен, и, к моему удивлению, ее голос едва не срывается. Она что, сейчас заплачет? Я смотрю на нее в молчаливом неверии, когда она вытирает лицо. Что с ней сегодня такое? – Джесси разозлится, если ты не пойдешь. Ты знаешь, что они сделают с тобой в монтажной?
К сожалению, тут Джен права: люди охотнее радуются за простого влюбленного человека, чем за богача. Наверное, это потому, что нам нужно видеть себя в наших героинях, и скромное достижение в виде супруга и рождения детей вполне осуществимо для большинства населения, за исключением Зеленой Угрозы. Нашим зрителям особенно нравится видеть, как незаурядные люди проникаются семейными традициями. Вот почему мы с Винсом сначала были так популярны, вот почему Джесси дает шанс Келли, надеясь на ответную услугу рекламы Cheerios, за которой последует защита прав торговли.
– Девчонки, расслабьтесь, – смело встревает Винс. Требуются стальные яйца, чтобы произнести слово на букву «р» рядом с двумя женщинами, которые вместе могут сказать «не в этой жизни, приятель», но мой муж делает это ненавязчиво. – Вы слишком себя накручиваете. Просто идите и скажите Бретт, что рады за нее, и дело с концом.