Мои Белые Боги

– Хорошее настроение – это хорошо, – отметил Грис и протянул карандаши и желтый толстый свиток. Свиток шириной тридцать сантиметров и длиной в половину метра на ощупь оказался мягким и толстым, как кожа. Черновика при таких скромных запасах просить не приходится. Вероятно, они не знают, что такое черновик и тут Саше в голову пришла странная мысль: «как в Древней Руси обучали грамоте без промышленного производства бумаги. Тогда писали и переписывали в основное религиозную литературу…теперь понятно, почему ученика за кляксы и ошибки могли быть битыми розгами. Бумаги просто не было. Когда взрослые получили много бумаги, они стали добренькими и так ласково посмотрели на деточек…боги, откуда такие мысли. Откуда они вообще берутся?». Саша отмахнулась от всяких лезущих в голову глупостей и нарисовала два круга – два полушария Земли, затем очертила материки, заштриховала голубым цветом океаны и моря, в Африке поставила желтые точки, обозначив так пустыню, горы и горные хребты были прорисованы черными треугольниками. Она так увлеклась работой, что, только выдохнув над Гималаями заметила, что вестники не спускают с нее глаз и поняла, что не сможет снова сосредоточиться пока они не перестанут «дышать в спину». Сашенька покачала головой, намекнула, посмотрев в потолок, округлила глаза, давая понять, как неуютно работать, когда смотрят во все глаза.

Вестники озадаченно переглянулись: – О, мешает взгляд, – догадался Грис.

Саша важно кивнула головой. Не каждому человеку выпадает честь представить Землю в других мирах. Это покруче участия в олимпиаде будет и, если задуматься, почти также круто, как нобелевская премия. Отика по-королевски лег на подушку, заложил руки за голову, положил ногу на ногу и смиренно-иронично громко выдохнул: «– Аффффф». Грис решил продолжить работу по благоустройству жилища. Он отошел к окну и, глядя на резвящегося вдалеке дракона, занялся потолком. На белых каменных блоках проступили растительные рисунки. Каменная крошка падала вниз и исчезала на лету. Какой-либо звук при этом отсутствовал. Сила работала сама, словно включенный в нужное время, запрограммированный на уборку робот-пылесос. Саша принялась за Америку. Карандаши оставляли на коже красочный след, сама поверхность слегка окрашивала руки. Под деревянной коробкой с карандашами лежала сухая, шероховатая тряпочка, по всему, положенная туда именно для очистки рук. В этих карандашах отсутствовала оправа из дерева или пластика или чего-то другого. Рисовали они настолько ярко, насколько сильно надавить на них. Далеко не все земные карандаши оставили бы след на мягком свитке, а эти прекрасно справлялись. Черные карандаши меньше и оправа в них имеется, по ощущениям так оправа каменная. Тончайшая работа. Оба земных полушария получились как хорошо нарисованный детский рисунок и это было хорошо: большего без оригинала, по памяти сделать не получится. По краю свитка черным карандашом на русском и английском языках написано: деревья, ниже нарисована сосна, сакура и секвойя, ягоды – клубника, вишня, черника, цветы – роза, тюльпан, гортензия, животные – обезьяна, слон, лиса, кенгуру, три вида рыб – щука, карась, пираньи, лягушки – представители земноводных, пресмыкающиеся – гадюка, ящерица, варан, а также водные млекопитающие – дельфины и касатки. Свободное место на свитке закончилось. Получился местный манускрипт Войнича. Без Сашиной расшифровки этот свиток обитателям Горыянцы ничего не скажет.

Саша только-только подняла голову, чтобы позвать Гриса, как перед глазами мелькнула желтая тень, и он уже сидел напротив и также благосклонно смотрел на гостью с Земли. От этого стремительного перемещения с места на места по Саше пробежал холодок страха, и стоило внутренних усилий сохранить спокойствие. Сделав несколько глотков чая, она прислушалась к ощущениям и поняла, что боится не самого Гриса, в нем нет угрозы, а вот в его способностях и в целом в самом вестничестве много неизвестного, таинственного и пугающего. Грис развернул ладонь и громко выдохнул. Воздух из его рта замерз, будто на морозе, стал белым, плотным, клубящимся, в один миг застыл и раскололся на мелкие осколки, которые опадая, пропали. Грис вдохнул жизнь в Сашины рисунки. Над его рукой завис голубой шарик, размером с мяч: двигались океаны, шептались ветра, видны возвышающиеся горы, и что такое песок вестник тоже сразу понял. А потом Саша открыла от восторга рот. На проекции появились животные: в океане плавали дельфины, цвели цветы и травы (Грис немного импровизировал), кенгуру пришлось переместить из Африки в Австралию и сделать еще пару перемещений, как ее завалили шквалом вопросов. С горящими от горячего любопытства глазами вестники все спрашивали и спрашивали – про города, про языки, про животных, про холода и жару, про течения и разломы, про Луну и соседние планеты, про болезни и рождение, про расы и праздники и если Саша и вспоминала про то, что тоже хотела спросить о вестничестве, то шквал новых вопросов снова сносил ее к Земле. За одним вопросом следовал другой, он в свою очередь тянул следующий. Сколько потребуется времени, чтобы рассказать о кино? Сколько ночей, чтобы рассказать только о кино? Чай в Сашиной чашке не заканчивался и был одной, приятно-горячей температуры. Уже под утро, когда за окном побледнели обе луны, погасли сочные туманности, Саша осознала то, о чем начала догадывалась с первого глотка. Чаек-то не простой и травки в нем отменные, расширяющие горизонты сознания. А проявлялось это так: она говорила много на смеси английского и русского и вестники всё отлично понимали, потом вестники долго обсуждали на родном языке странность существования в одном мире такого количества разных языков, и Саша понимала, о чем идет речь. Она не вдумывалась, не вслушивалась в слова, а понимала саму суть. И всё это необычайное общение прервалось неожиданной фразой Отики: – Ты не забыл? Пора лететь.

Грис задумался на мгновение, вспомнил куда надо лететь и с сожалением согласился. Они собирались быстро, оставили Саше и краски, и бумагу, и чай, и два летающих круга в подарок.

– Возьмите меня с собой, – попросила Саша. Ей очень не хотелось оставаться одной. Чай же ко всем плюсам подарил бодрость, будто она проснулась час-два назад.

– Это страшное место. Саша впечатлительна, – сказал Грис и отвел взгляд.

Сашеньке отчаянно захотелось пойти с ними. Куда угодно лишь бы не оставаться без человеческого понятного тепла и общения.

– Клянусь, буду спокойна. Это с непривычки тогда…, – прошептала она, вспоминая как требовала отчета о диете драконов, и кричала, и топала ногой, – пожалуйста, возьмите с собой.

– Следить за ней – отнимет много внимания, к тому же у нее и здесь есть дела, – благоразумно парировал Отика, видя, как тает решимость в глазах второго вестника.

Саше разрешили лететь! Пока неизвестно куда, но это ее не сильно беспокоило. Перед уходом Грис кивнул на оставленные вещи и сказал, что они очень ценны. Сашино жилище нужно было защитить от человеческого любопытства. На стене возле двери появилась серебристая дощечка, синее электричество от рук драгэти Гриса перетекло в дощечку. «Вот бы сюда Ирину Васильевну – матерую физичку, адепта всех естественных наук», – подумала Саша, когда за их спинами сработал электрический замок, – «а лучше всех головастых физиков мира. У этого электричества должно быть разумное объяснение».

Утро морозило, просыпалось нехотя. Горели костры на черном торфе. Сонные ветра несли запах болотного мха, слизняков и тонкой, будоражащей горечи. Укрепление спало и только редкие подданные госпожи бессонницы, которые верно есть во всех мирах, бесцельно брели по первому уровню и скучными историями пытались развлечь засыпающих дозорных. Неуютное, колкое утро нашептывало вернуться в кровать и смотреть сны, чтобы подольше не видеть реальный мир. Никого не встретив на пути, трое путников прошлись по террасе и, пройдя половину расстояния до зала вестников, свернули в арку. Вместо комнат здесь была широкая лестница, уводящая всех желающих пройтись по ней далеко наверх. Лестница прорублена в горе и обложена черными плитами. На плитах сделаны противоскользящие насечки. На стенах начерчены уже знакомые символы – знакомые и непонятные: чудодейственный эффект чая не распространялся на понимание вестнической письменности, которая сильно напоминала смесь китайских иероглифов и египетских символов.

Ступени, ступени. Идти по всей вероятности нужно будет долго. Сашина нога самым привычным образом поднялась и встала на следующую ступеньку, как вся эта мощная лестница начала двигаться. Как огромный эскалатор. Лесенки по краям разгладились, превратились в покатые волны, поток понес их прямо, лишь слегка приподнимая вверх, а где-то спуская пониже. Вышедшей из берегов рекой, веселый, бесшабашный поток затопил пустые, каменные тоннели, налетал на стены и откатывался вниз, двигался и спешил. И всё это под приятный хруст шоколадной бумаги и лопающихся шариков упаковки, что совсем не соответствовало этой безупречно передвигающейся каменной массе. Волна к волне. Естественней могла бы течь только настоящая река, казалось, застывшие на века каменные капли стекали по стенам. Саша старалась не двигаться. Она стояла на каменных ступенях, превратившихся в доску для серфинга и хотя опора должна быть надежной, она бы не поставила на это все карманные деньги. Мало ли. Вместе с восторгом, самым настоящим восхищением и да что там! Это же просто чудо! Такого не может быть и вот оно – есть! Вместе с восторгом присутствовало опасение провалиться в каменные воды. Грис промчался рядом на попутной волне, поискал на Сашином личике признаки восхищения, отвел уязвленный взгляд и пустил доску по набежавшей с правого края доске. Сзади накатила еще бОльшая волна, вынесла троицу на уложенную белыми блоками площадку, схлынула назад и замерла лестницей. Саша едва успела перевести, дух, как новое чудо не заставило себя ждать. Каменные длинные колья закрывали площадку для кормления драконов куполом. Мягкий, золотистый свет освещал площадку и обрывался незадолго до самих кольев и скорее всего сверху свет был не виден. На электрическом лассо послушно сидел дракончик и аппетитно уплетал червяков. Если не думать, что с таким же аппетитом этот милаха совсем недавно уплетал человеческую руку, то можно его полюбить. Из трех драконов этот самый маленький, в высоту всего метра три, три с половиной. По воспоминаниям Саши он казался больше и шире. В задумчивости она прошептала:

– И был зеленым. А теперь почти коричневый.

– Когда перестают питаться человечиной, едят червяков и зелени немного, цвет шкуры меняется, – ответил Отика, – а вкусы – нет. Так что не подходи близко.

– Часто вы их кормите? – спросила Саша.

– Драконы едят мало по сравнению с весом. Чем мельче дракон, тем прожорливее. Малышам нужно набрать вес и стараться не попадаться на глаза старикам. Те могут придушить за назойливость. Драконы растут всю жизнь. Не так быстро как в детстве, но всю жизнь. Самый большой дракон лежит за кулькитами, слева от больших болот и размером с эту гору. Он просто лежит и тихо гаснет, он больше не хочет шевелиться, много спит и почти ничего не ест, – сказал Грис.

– То есть малыши едят больше взрослых, – уточнила Саша. Грис кивнул, просил не заходить за каменную перегородку и вместе с Отикой пошел за эту самую перегородку к остальным вестникам. За перегородкой, метр высотой, находятся еще два дракона, которые между собой похожи по росту и коричневой шкурой и, пока кормили младшего, они успели потереться друг о друга, тихо, по-дельфиньи посвистывая и определенно испытывая теплые чувства. Это больше походило на поведение теплокровных животных, к примеру, на кошек. Эти два дракона в высоту метров пять с гаком. Гибкие, ловкие и чрезвычайно быстрые. Как один из них сделал резкий выпад в сторону стоящих за ограждением людей вполне себе можно сравнить с выпадом нападающей змеи. Расстроенный неудачей, дракон взмахнул крыльями, помог себе лапами в рывке оторваться от поверхности площадки, пролетел небольшой круг и вернулся на прежнее место. На шее этих драконов тоже была электрическая веревка. Его несостоявшаяся атака напугала только Сашу. Остальные находившиеся у ограждения люди были уверены в собственной безопасности и не обратили никакого внимания на этот выпад. Привычное дело – кормить драконов. Из каменной тележки Грис прихватил кусок мороженого червя и пока отвлекся на вопрос Изирда Уэарза – неприлично красивого мужчину с голливудской улыбкой и чувственной родинкой над губой, Отика стащил этот кусок мяса и накормил дракона. Зубы у драконы большей частью клыки, позади по два крупных зуба с каждой стороны. Вся пасть усеяна этой колючей «прелестью». Фу. Отика погладил дракона и прислонил свой лоб к его лбу. Обоим такое общение нравилось.

Среди стоящих за ограждением людей был тот самый дозорный. Взглянув на Сашу он поежился, вспоминая полученный удар и отвернулся. С мужчинами проще. Можно считать, конфликт исчерпан, стороны примирились. Илия и остальные женщины одели вместе с длинными юбками грубые кофты из толстой, грязно-черной пряжи. Пряжа толщиной в Сашин мизинец. Бангки делают из такой пряжи подушки для сидения, живущие уровнем выше женщины, соорудили из нее подобие кофт. Остается надеяться, что они дают хоть какое-то тепло. Но дело было не в кофтах. Ее невзлюбили. И Илия, и возлюбленная Перекоса со шрамами на щеках, да еще три стоящие рядом женщины, как сговорившись и можно не сомневаться – сговорились, перетерли ей все косточки, окинули ее холодным, оценивающим и вместе с тем презрительным взглядом, как на новенькую, которой не повезло не понравиться девчачьей части класса. Саша прижилась в полумажорском классе частной школы, тут будет задачка сложней, со звездочкой. Психологи говорят, что не любят людей, которые сами себя не любят. Травле в классе подвергаются люди с синдромом жертвы, ну и после преступники с большей степенью вероятности выберут такого человека жертвой. У Саши горели щеки. Было жутко неприятно видеть, ощущать эти взгляды и как она не старалась упаднические мысли вроде «чем я это заслужила» крутились в голове. Это не выход. Нет! Нужен маленький победоносный план. Нужен нужный внутренний настрой! Проявишь слабость – сожрут, дернешься не в меру резко и сильно – опять сожрут. Что делать с нелюбовью нескольких молодых женщин. Это не Москва, не Россия, не человеческое общество. В этом мире нельзя сказать: мне нет до этого дела. Потому что, конечно же, есть дело, как складываются отношения, может быть, с единственными более-менее адекватными женщинами этого мира. Даже в мыслях Саша не могла назвать их девушками. Нет в них легкости, еще дозволительной беззаботности, радости жизни нет, а может, никогда и не было. Среди потока мыслей вылезла удачная: сдержанное миролюбие.

Людей звали другие дела. Дозорные и почти все женщины разом развернулись и направились к лестнице. Проходя мимо Саши подружка Перекооса задержала на ней ненавидящий взгляд. О, боги сжальтесь. «Что же это такое», – в отчаянии подумала московская старшеклассница, – «может, я нарушила какое-то негласное человеческое правило? Может не тому парню улыбнулась? Может…может…может». Саша терялась в догадках.

– Чинг-чин, – проворковала красавица со шрамами на щеках, и лестница понесла людей в обратном направлении.

– Все в порядке? – спросил рядом голос Гриса. В тот момент физически он находился возле старших драконов и металлической, двухконечной пикой вылавливал из каменной тележки куски мяса.

– Да, – опомнилась от порции искренней ненависти Саша и спросила: – Чем я могу…помочь…наверное, да. Помочь.

– Можешь помочь Илие, – предложил голос Гриса. Началось кормление двух старших драконов. В отличие от подвижного, неуёмного молодняка, который ни на секунду не переставал двигаться, то вертелся, то куда-то порывался лететь, то гонялся за собственным хвостом, эта парочка вела себя почти по-взрослому сдержанно. С видом кулинарного критика они неспешно жевали червяков, потом немного выждав, наклонялись к вестникам, прислонялись огромными лбами к их лбам и смотрели с той звериной любовью, которую и ожидать было нельзя, с преданностью, с неожиданной для этих безжалостных убийц мудростью. Завораживающая сцена из какого-нибудь фантастического фильма, в пору было ущипнуть себя и убедиться, что это не сон.

Илия перебирала куски червяков. Для кормежки куски должны чуть подтаять. Она разбивала лед чем-то наподобие молоточка, доставала куски руками или пиками и перекладывала в другую тележку. Работенка несложная. Саша подошла к Илии и сказала: – Привет.

– О, приветствую, – живо ответила Илия, будто до этого и не видела Сашу и еще усердней принялась долбить лед. Прям взялась за работу с душой, лед полетел во все стороны, и в этой экзальтации она могла гору льда нарубить и сама пойти кормить драконов.

– Давай помогу, – осторожно предложила Саша.

– Не надо. Иди дальше улыбайся, – сказала Илия, занесенный молоток застыл на весу, мягко опустился вниз, и местная красотка изобразила Сашу – в одну сторону улыбнулась, в другую, похлопала ресницами.

– Ты ревнуешь? – прямо спросила Саша, выхватила молоток и тоже пару раз шарахнула по промерзшим червякам. Все-таки какая гадость этот мирок. Ну где нормальные морепродукты: красная рыбка, креветки, кальмары, ну селедка на худой конец. Хотя почему худой? Селедка с картошечкой хороша.

– Ты виновата. Улыбалась Перекоосу. Эльна говорит, ты хочешь лечь под него. Из-за тебя она вчера «наелась».

Сашенька покраснела. Щеки загорелись. Надо понимать Эльна – это подружка Перекооса. Так, так, так, начинает прорисовываться хронология событий. Вчера она увидела любимого, обожаемого Перекооса, а он надо сказать мужчина симпатичный и сложен отлично, в компании Саши и тут полезли старые комплексы. В приступе ревности Эльна наклюкалась «зеленых мандаринчиков» в компании местной алконавтной элиты и дала помять грудь, хорошо при этом рассчитав, что вестники вот-вот начнут обход первого уровню. А тут еще Саша спустилась и стала свидетельницей непристойной сцены.

– Это не так. Пусть не волнуется. Перекоос только Эльны, – хриплым голосом сказала Саша.

Илия еле заметно пожала плечами и с важностью согласилась: – Хорошо. Помоги, – наблюдая, как Саша отковыряла изо льда кусок червяка, спросила: – Откуда ты?

– Я с Земли. Это другой мир, где тоже живут люди, и никто на них не охотится.

– Не хочешь – не говори, – деловито заявила Илия и ноготочком поскребла наледь на краю тележки. У совсем еще молодой женщины на руках морщины от сухости и холода, толстый шрам на правой ладошке, трещинки, царапины. На работящих тонких руках ногти неизвестно чем и неизвестно как подстрижены ровно, аккуратно.

– Хочешь я подарю тебе эту одежду? – сказала Саша и взглядом указала на свой плащ. Во взгляде Илии цветком расцвел восторг, на губах дрогнула улыбка. Ни одна модница Земли так не хотела обновку, как хотела Илия этот плащ. Это не просто новая шмотка. Это возможность почувствовать другую жизнь, «влезть» в шкуру тех, кто свободен от страхов, от ужасных воспоминаний прошлого. Накинуть на плечи эту свободу, прикоснуться рукой к прекрасной ткани, сотканной для драгэти-богов, для всего необычайного вестнического братства.

– Надо, чтобы они разрешили, – шепнула Илия и опустила сверкающий надеждой взгляд к полу.


– Я спрошу у Гриса. Обещаю. Он мне не откажет. У тебя будет плащ. Скажи, вы злитесь только из-за Перекооса?

– Эльна…, – начала было Илия, огляделась и добавила, – почему тебя не били? М? Ты вся целая?

– Я в этом еще и виновата? – ворчливо выдохнула Саша, не зная, что ответить на подобную претензию, и отковыряла следующий кусок червя.

– А мы в чем виноваты? Здесь никто не виноват. Бьют просто так, – с глубокой горечью ответила Илия, и снова спросила: – Откуда ты?

– Поверь! Есть другой мир, где люди живут хорошо. И мы будем жить хорошо, сделаем крем для рук, найдем пряжу, наткем тканей. Я помогу.

Илия подошла ближе и заговорчески сказала: – Твоя ложь скоро раскроется. Аорон так сказал. Он всегда был прав.

От этих слов Сашу словно оглушило и как-то «руки опустились» доказывать обратное. Совсем не хотелось оправдываться. Пусть привыкнут, только время поможет …или не поможет. Скоро красавчик Изирда подошел и сказал Илии, – Старик Грон покинул эти миры. Тело на первом уровне. Нужно позаботиться о прощании. Иди: Саша тут одна справится.

Илия ушла. Людей не осталось. Только вестники продолжали кормить своих питомцев, пока Саша откапывала куски посочней.





Глава 7




Саше было грустно. Да простят боги, даже полет верхом на драконе не особо впечатлял. Тоска по дому, по маме, по друзьям грызла мелким червячком все хорошее настроение, которое было вот-вот совсем недавно. Младший дракончик вез двух наездников над промерзшими болотами, покрытыми изумрудными мхом и множеством песчаных дорожек. Болото было огромным, огромным и прекрасным и виднелось, куда только не взглянешь. Температура на болотах стремится к нулю, стремится, стремится, но промораживает редко. Воды холодные, но не ледяные. В болотах водятся питательные червяки и прочая неведомая живность, которая годится в еду истинным хозяевам этого мира – мориспен. Иногда внизу встречаются метровые – двухметровые каменные, белоснежные валуны. Оранжевым гигантом на горизонте поднималось солнце и растекалось по изумрудным болотам. Природа – удивительно талантливый дизайнер, какой бы наряд не выбрала, всё ей к лицу. Человек не выживет в ледниках, или при отсутствии кислорода, или при слабом притяжении, а тем временем заснеженные земли прекрасны, безжизненные миры поразительны, горные долины дышат превосходством, газовые гиганты бесподобны. В природе нет уродства. Алиохаро, да будет так.

Теплый ветерок ласково обдувал двух наездников подрастающего драконьего потомства. Дракона назвали Бурый. Он легко позволил забраться к себе на хребет, и чуток попыхтел, когда поднимался в воздух, делая вид, что ему сложно. Грис сидел позади Саши и управлял полетом. Его правая рука лежала на пупыристой драконьей шкуре и нажимала на нее, и проводила в сторону, и дракон слушался этих ненавязчивых приказов. Саше казалось, что дело не только в руке: между вестниками и драконами существует особый способ общения, недоступный Саше. Вроде дельфиньего ультразвука. И вестники слышат и понимают драконий «ультразвук», а люди – нет.

– Саша грустит о доме, – неожиданно рядом послышался бархатный голос Гриса. Саша обернулась, поймала его взгляд и ответила: – Это так заметно?

– Это так понятно. Дом часто мне снится. И долго казалось, что вот здесь, на Горыянцы это не я и всё это происходит с кем-то другим, не со мной.

Саша с благодарностью посмотрела на Гриса и кивнула: – Когда я привыкну?

– Можешь прямо сейчас, – улыбнулся Грис, – зачем тянуть. Скажи: я – здесь!

– Я – здесь, – сказала Саша.

– Громче, – приказал Грис.

– Я – здесь! – повысив голос, сказала Саша.

– Громче! – задористо приказал Грис, – Еще громче! Кричи!

– Я – здесь! – закричала Саша, – Я – здесь! Здесь! Я – здесь!

С криком уходило плохое и приходило облегчение. Саша встала на ноги и прокричала, что она здесь. На губах заиграла улыбка.

– Я – здесь! Я – здесь! – унес ветер, и Саша уже собралась сесть обратно, как услышала голос Гриса: – Не бойся: я поймаю.

В мыслях пронеслось «о, нет» и больше ничего не успело пронестись и подуматься, потому что голос добавил «шучу». Саша с недоумением обернулась и увидела, как Грис пытается не смеяться.

– Ну конечно, по-твоему смешно. От такого сердце может остановиться, – отчитала Саша. Она не того, чтобы злилась по-настоящему – ничуть, просто опасалась, что если не ответить серьезно, в следующий раз драгэти Грис Форст скинет ее в свободный полет, чтобы продемонстрировать таланты дракона.

– Это бодрит. Давай попробуем, – мягко попытался настаивать Грис.

– Ни! За! Что!

Саша села, отдышалась и, наконец, задала вопрос, который давно хотела задать.

– Слушай. Хотела спросить. Почему вестники мажут друг друга кровью?

Летящие следом драконы опустились ниже к болотам. Бурый последовал за ними, опустился так низко, что можно было разглядеть червяков в воде.

– Вестники мажут своей кровью риспийцев и людей, чтобы драконы их не съели. Дракон понюхал, почувствовал вестническую кровь и пошел дальше, не стал есть. Понимаешь?

Сашенька развернулась к Грису лицом и уточнила: – То есть как это? Вы… не одинаковые?

– Альмахатери создала риспийцев, чтобы те просто жили. Вестники – дети богов, дети Альмахатери и ее рожденных детей. Мы с риспийцами с начала времен были разными, но прошли тысячи поколений. Мы могли зачать детей риспийским женщинам и дети рождались. Появилось много красивых детей, много общей крови, поэтому мы похожи. Вестникам черные одежды воина начертаны с рождения. Мы – защита миров Альмахатери, защита риспийцев. Но не все вестники хотели служить, очень малая часть не хотела носить оружие и тогда они заводили сады и поля и кормили вестничество. Мы сказали, это хорошо. Кто-то должен делать ткани и везти пропитание. А другие риспийцы не хотели просто жить и работать в полях, или шить обувь, или скитаться с дикими – они просились с нами в моря Тарса. И мы стали их брать с собой. Так среди вестников оказались риспийцы, – Грис показал иллюзией Перекооса и других «вестников» без серебряных поясов и серебряных нашивок и добавил, – Драконы нападают одинаково на риспийцев и на людей. Запомни это! Если втереть в кожу немного вестнической крови, драконы нападать не будут, но это помогает ненадолго.

Саше стало понятно значение слова «риспийцы», которое как-то упомянула Хала. Если задуматься это не такая уж удивительная история, например, в Индии тоже существует кастовость. На Риспе вестники – каста воинов, риспийцы – ремесленники, земледельцы. Предысторию про богов можно списать на мифы и легенды. Самое интересное, что это разделение почувствовали драконы. Возможно, общие предки всех вестников действительно имели какие-то особенности, не заметные глазу. Допустим, особенности строения мозга, которые позволяют слышать ультразвук. Саша понимала, что во всей истории Риспы с разделением на вестничество и риспийцев много интересного и без хорошей лаборатории всех загадок не разгадать.

– Почему с вами нет вестниц? – спросила Саша. Настал ее черед задавать вопросы.