Мюнхен

— Где Клеверли?

— В зале заседаний, вызван на случай, если министры решат отправить чехам телеграмму Хораса.

— Кадоган тоже там?

— Его я не видел. — Сайерс повернулся. — У вас голос слегка переутомленный. Вы в норме?

— Вполне. — Легат показал сумку. — Просто бегал домой взять кое-какие вещи.

И ушел, пока Сайерс не успел спросить о чем-нибудь еще. У себя в кабинете он открыл сумку и достал конверт. Изменой выглядела уже попытка пронести его в здание: если его обнаружат при нем, жди беды. Следует передать послание по цепочке, сбыть с рук как можно скорее.

Через четверть часа Легат пересекал Даунинг-стрит, теперь уже более бесцеремонно прокладывая себе путь сквозь скопище зевак. Пройдя через большие чугунные ворота на противоположной стороне улицы, он очутился в обширном квадрате, образованном зданиями ведомств. В каждом горели окна: в Министерстве по делам колоний внизу в левом углу, в Министерстве внутренних дел слева наверху, в министерстве по делам Индии на верхнем этаже справа, а прямо перед ним порожки вели к входу в Форин-офис. Ночной швейцар кивнул гостю.

Коридор был просторный и высокий, в викторианском имперском стиле. Его экстравагантность призвана была впечатлять тех несчастных, кому не привелось родиться британцами. Кабинет постоянного заместителя министра располагался в углу первого этажа, выходя на Даунинг-стрит одной стеной и на Хорс-Гардс-роуд — другой. Близость расположения служит индексом власти, и для Форин-офис составляло предмет гордости то, что его ПЗМ сидит прямо напротив зала заседаний кабинета министров и может явиться по вызову за полторы минуты.

Мисс Маршан, старший дежурный секретарь, находилась во внешнем кабинете одна. Обычно она работала наверху у близорукого помощника Кадогана, Орма Сарджента, известного всем под прозвищем Крот.

Легат слегка запыхался.

— Мне нужно увидеть сэра Александра. Дело очень срочное.

— Боюсь, он слишком занят, чтобы кого-либо принимать.

— Пожалуйста, передайте ему, что это дело величайшей государственной важности.

Это клише, избитое, как цепочка от часов на черном костюме, вырвалось у него само собой. Хью слегка расставил ноги. Пусть он хватает воздух и чином не вышел, так просто его не свернуть. Мисс Маршан удивленно заморгала, помедлила, затем встала и тихо постучала в дверь кабинета ПЗМ. Потом просунула внутрь голову. Расслышать он мог только ее слова:

— Мистер Легат просит принять его.

Пауза.

— Говорит, что это очень важно.

Еще одна пауза.

— Да, думаю, вам стоит.

Из кабинета донеслось громкое ворчание.

Женщина посторонилась, пропуская Хью. Проходя мимо, он бросил на нее взгляд, исполненный такой благодарности, что она покраснела.

Простор комнаты — потолок уходил ввысь футов на двадцать самое меньшее — подчеркивал миниатюрность сэра Александра. Кадоган сидел не за своим письменным столом, а за столом для совещаний. Тот был почти целиком завален бумагами разных цветов: белый означал записки и телеграммы, светло-синий — черновики, розовато-лиловый — донесения, зеленовато-голубой — документы кабинета министров. Островками встречались крупного формата коричневые папки, перевязанные розовыми ленточками. На носу у постоянного заместителя министра сидела пара круглых очков в роговой оправе, поверх которых на Легата был устремлен несколько раздраженный взгляд.

— Итак?

— Прошу извинить за беспокойство, сэр Александр, но я счел, что вам следует увидеть это немедленно.

— О боже, что там еще?

Кадоган протянул руку, взял пять машинописных страниц, пробежал первую строчку:

Auf Anordnung des Obersten Befehlshabers der Wehrmacht.



Он нахмурился, затем перелистал в конец:

gez. ADOLF HITLER

Für die Richtigkeit der Abschrift:

ZEITZLER, Oberstleutnant des Generalstabs



И Легат с удовлетворением заметил, как заместитель министра выпрямился в кресле.

Документ представлял собой директиву Гитлера: «Война на два фронта с главным направлением наступления на юго-восток, стратегический план „Грюн“».

— Где, черт побери, вы это раздобыли?

— Мне это сунули в домашний почтовый ящик с полчаса тому назад.


— Кто?

— Я их не разглядел. Человек в машине. Двое, если точнее.

— И записки не было?

— Ни строчки.

Кадоган расчистил пространство на столе, положил документ перед собой и склонил над ним свою непропорционально большую голову. Он читал с предельной концентрацией, прижав кулаки к вискам. Немецким сэр Александр владел в совершенстве — был послом в Вене летом 1914 года, когда произошло убийство эрцгерцога Франца Фердинанда.

Предельно важно в течение двух или трех первых дней создать ситуацию, которая продемонстрирует желающим вмешаться странам безнадежность военного положения чехов…

Войсковые соединения, способные к стремительным передвижениям, должны быстро и энергично форсировать приграничные укрепления и весьма дерзко углубиться в Чехословакию, будучи уверены, что основная масса мобильной армии последует за ними со всей возможной скоростью…

Главные силы люфтваффе должны быть задействованы во внезапном нападении на Чехословакию. Самолеты должны пересечь границу одновременно с первыми частями сухопутной армии…



Закончив чтение очередной страницы, Кадоган переворачивал ее и аккуратно клал справа от себя. Дойдя до конца, собрал листы в стопку.

— Чрезвычайно интересно, — пробормотал дипломат. — Как полагаю, первый вопрос, который мы должны себе задать, подлинный это документ или нет.

— Мне он определенно кажется таковым.

— Согласен. — Постоянный заместитель министра снова внимательно посмотрел на первую страницу. — Итак, он датирован тридцатым мая.

Он пробежал пальцем по строке, переводя с немецкого:

— «Моим непоколебимым решением является расчленение Чехословакии в ближайшем будущем путем проведения военной кампании». Звучит вполне по-гитлеровски. Собственно говоря, это почти слово в слово то, что он заявил Хорасу Уилсону сегодня утром. — Кадоган откинулся на спинку кресла. — Так что, исходя из предположения о подлинности этого документа, что мы, думаю, вполне можем допустить, возникают три принципиальных вопроса: кто передал его нам, зачем его нам передали и, самое главное, почему его передали именно вам?

И снова Легат испытал странное чувство вины, как будто, просто получив этот документ, он уже бросил на себя тень подозрения. Он предпочел бы не думать, откуда взялась эта бумага.

— Боюсь, я не в силах ответить ни на один из них.

— Касательно того, кто это сделал, мы можем не без основания предположить, что это некая оппозиция Гитлеру. Несколько противников режима вступили с нами в контакт минувшим летом, заявив, что готовы свергнуть нацистов при условии нашей твердой позиции по Чехословакии. Не берусь утверждать, что это достаточно сплоченная группа: горстка недовольных дипломатов да аристократы, мечтающие о возрождении монархии. Это первый случай, когда мы получаем от них нечто определенное — да и сей документ едва ли сообщает нам многое сверх того, что мы и так знали. Гитлер намерен уничтожить Чехословакию и хочет сделать это быстро — это вовсе не тайна.

Он снял очки и сунул в рот дужку, пристально глядя на Легата.

— Когда вы в последний раз были в Германии?

— Шесть лет назад.

— Поддерживаете связь с кем-нибудь там?

— Нет. — Тут Легат, по крайней мере, говорил правду.

— Насколько помнится, во время первого своего назначения от Главного департамента вы были в Вене. Это так?

— Да, сэр. С тридцать пятого по тридцать седьмой.

— Обзавелись друзьями?

— Не особо. У нас был маленький ребенок, и жена ждала нашего второго. Нам своих забот хватало.

— Что до германского посольства в Лондоне — знаете кого-нибудь из штата?

— Нет, едва ли.

— Тогда я не понимаю. Откуда немцы вообще могут знать, что вы работаете на Даунинг-стрит, десять?

— От моей жены, быть может? — Легат пожал плечами. — Она время от времени всплывает в светской хронике. Иногда мелькает и мое имя.

Не далее как на прошлой неделе «Дейли экспресс» — при воспоминании Хью залился краской стыда — разместила статейку о вечеринке у леди Коулфакс, где он был обрисован как «один из одареннейших молодых сотрудников Форин-офис, теперь работающий помощником у ПМ».

— Светская хроника? — Постоянный заместитель министра повторил это выражение неприязненно, как если бы имел дело с чем-то гадким, к чему стоит прикасаться только щипцами. — Это что еще такое?

Легат не брался определить, шутит сэр Александр или говорит всерьез. Но прежде чем успел ответить, раздался стук в дверь.

— Войдите!

Мисс Маршан внесла папку:

— Только что доставили телеграмму из Берлина.

— Наконец-то! — Кадоган едва не вырвал папку у нее из рук. — Я ее весь вечер жду.