Мятеж в империи

– Постарайтесь со своей спутницей найти где-нибудь укрытие, – порекомендовал я, собираясь сесть в машину.

– Господа офицеры! Ради бога, помогите! – бухнулась на колени перед капитаном дама. – Нам некуда идти! Из дома выгнали солдаты, знакомые не принимают!

– Простите, – взял капитан за локоть женщину, поднимая ее с колен, – мы вам вряд ли поможем в данный момент.

– Гм, господа, а не могли бы вы подвезти нас на окраину города? – спросил Яков Пантелеймонович. – Не беспокойтесь, за услугу готов щедро заплатить!

– Простите, – покачал я головой, – у нас нет времени и возможности.

– Иван Макарович, каждая минута на счету! – вышел из недавно подъехавшей машины Анзор.

– Уже едем, – коротко кивнул я, а потом посмотрел на даму. – Спрячьтесь где-нибудь, с нами будет намного опаснее. Кстати, револьвер, – кивнул на мертвого мятежника, который минуту назад оттаскивал женщину за волосы, – подберите, в такой ситуации, – обвел рукой местность, – он вам может понадобиться.

Женщина попыталась что-то сказать, Яков Пантелеймонович начал и вовсе грозить какими-то знакомствами, что если мы им не поможем, то он будет жаловаться. В городе время от времени были слышны одиночные выстрелы. Нет, это не организованное сопротивление, думаю, кто-то пытается защитить свою семью или жилище, и тогда пуля ставит точку.

Перед зданием вокзала нам пришлось остановиться в переулке и отправить двух подпоручиков на разведку. Пушки продолжают стрелять, правда, паузы между выстрелами стали больше. Начинают беречь снаряды или что? О плохом думать нет желания, орудия должны замолчать. Минут двадцать продлилось ожидание, а потом вернулись наши офицеры и доложили:

– Три пушки ведут огонь с перрона, сделаны укрепления из мешков с песком, солдат около десятка, не считая артиллерийских расчетов. Командует какой-то поручик от артиллерии.

– Скрытно подобраться возможно? – уточнил капитан.

– Легко, если нацепить на грудь… – Подпоручик вытащил из кармана красный бант, не закончив фразы.

– Нет, нечего нам бояться, – отрицательно ответил я. – Двое остаются с машинами, остальные берут автоматы – и вперед. Стреляем без предупреждения, патроны просто так не жечь! Пошли!

Капитан с Анзором попытались заикнуться, что мне следует остаться в переулке, а они сами все сделают. Ничего им не ответил, лишь криво усмехнулся. На кон поставлено слишком многое, чтобы заботиться о сохранности своей шкуры.

К зданию вокзала шли не таясь, охранение мятежники не выставили, патрулями не озаботились, нет у них нормального командира и организованности. Город почти вымер, вокзал пуст, что уму непостижимо. В зале ожидания прямо на полу расположились пятеро мятежников, выставили на газету бутыль самогона, разложили снедь (буфет грабанули, точно) и устроили попойку. Наше появление для молодых парней оказалось неожиданным, а так как они уже прилично выпили, то и сопротивления не оказали. Убивать их не стали, скрутили ремнями да закрыли в каком-то подсобном помещении, подперев двери стульями.

– Иван, ты чего врагов жалеешь? – шепнул мне Анзор.

– Мля, да какие они, к чертям, враги? – покачал я головой. – Повелись на громкие лозунги, не понимают, что творят. Парням-то еще и двадцати нет, не мародерствуют и не насильничают. А то, что красные банты нацепили… – помолчал, а потом закончил: – Мы не убийцы, пусть с ними потом разбирается полиция и определяет степень вины каждого.

Вышли на перрон и двинулись цепью на мятежников. Конечно, нас мало по сравнению с ними, но огневой перевес на нашей стороне. Не ожидал никто, что мы появимся с тыла.

– Тот, кто бросит оружие и сдастся, – останется жив! – выкрикнул я и дал короткую очередь из автомата поверх голов артиллеристов.

Поручик, командующий расчетом пушкарей, первым руки поднял и радостно улыбнулся. У офицера нет на груди банта, голова перебинтована, его не так давно избили, и сюда он, вероятно, попал не по своей воле. Расчеты у пушек и не подумали оказать сопротивление, стрельбу прекратили, и к винтовкам никто не дернулся. А вот если бы не сдались, то неизвестно, чем бы наша атака закончилась. Один солдат, прежде что-то рассматривавший в бинокль, резко в нашу сторону повернулся, схватился за винтовку и прокричал:

– К оружию! Покажем офицерью, за кем правда!

Его послушались не все, примерно половина. Одни стали лихорадочно хватать винтовки, двое попытались развернуть в нашу сторону пулемет. Остальные же мятежники руки вверх подняли. Дожидаться, когда солдаты начнут стрелять, мы не стали, короткие и злые очереди из автоматов унесли жизни десяти мятежников.

– Поручик! Ко мне! – мрачно потребовал я, смотря на офицера, командовавшего артиллеристами.

Он попытался подойти строевым шагом, пару раз пошатнулся, но дошел и представился:

– Поручик седьмой батареи лейб-гвардии третьей артиллерийской бригады Соломин Юрий Васильевич!

– Что здесь происходит? По каким целям вели огонь? – мрачно поинтересовался я.

– Эшелон с техникой и живой силой противника, – ответил поручик, а потом добавил: – Стреляли на упреждение и недолет!

– Поясните, – потребовал я.

– У нас не оставалось выхода, бить же на поражение не позволяет присяга! – мрачно ответил тот.

– Ваше высокоблагородие, следует занять оборону, нас могли услышать, – обратился ко мне капитан Жермеев.

– Командуйте, Сергей Юрьевич, – предложил я и кивнул поручику-артиллеристу на ящики из-под снарядов. – Пойдемте присядем, вижу, что вам на ногах стоять непросто.

– Виноват, разрешите уточнить ваше звание? – не сдвинулся тот с места.

– Наместник Урала, Чурков Иван Макарович, – запоздало представился я.

– Ваше высокопревосходительство! Очень рад, и для меня большая честь – знакомство с вами! – широко улыбнулся поручик, которого неожиданно повело в сторону.

Сумел схватить его за рукав и не дал упасть.

– Вы ранены? – спросил поручика.

– Никак нет, – ответил тот. – Побили сильно и угрожали расправиться с семьей, если откажусь стрелять.


– Ясно, – поморщился я.

Когда присели на ящики, то попросил Юрия Васильевича вкратце рассказать, что произошло и как такое случилось, что город захватили мятежники. Выяснилось, что пару недель назад из Генерального штаба пришла депеша о срочных маневрах, и большая часть гарнизона отправилась на учения за двести километров от города. Предписывалось расположиться, обустроиться, а потом отрабатывать взаимодействия при наступлении на предполагаемого противника.

– Полковник, царствие ему небесное, – перекрестился поручик, – матерился при всех офицерах штаба, участвовавших в совещании. Мол, в такую погоду, – Соломин сделал жест рукой, – когда грязь, а ночью заморозки, и отправлять личный состав на потешные игрища! Денег-то не выделили, велели из гарнизонной казны тратить. В итоге почти все отправились, полковник Валенков остался, пытался всеми правдами и неправдами достучаться до столичного начальства, чтобы сдвинуть сроки учений. Не смог, – поморщился рассказчик. – Ночью третьего дня случился мятеж. Дежурных офицеров разоружили и отправили на гауптвахту, младших офицеров и солдат, кто не поддержал краснобантовых, избили и заперли в казарме. Полковника застрелили после того, как тот отказался подписать приказ о переходе гарнизона под знамена эсеров. Ко мне домой пришли пятеро; когда отказался встать на их сторону, то долго били и пригрозили, что Лизавету попользуют и прирежут. А моя жена на седьмом месяце! Что мне оставалось?!

– Поручик, успокойтесь! – постарался я унять его гнев. – Дальше!

– Отконвоировали сюда, тут уже расчеты устанавливали орудия, приказали открывать огонь по железной дороге, которая в семи километрах отсюда. Имелась связь с рекогносцировщиком, сегодня утром он звонить перестал, послали троих солдат для устранения обрыва на линии и заодно уточнить повреждения. Я господ комиссаров честно предупредил, что на такую дальность попадания гарантировать не могу, большой разброс снарядов получится. Лукавил, конечно, наводчики – отличные парни, знают, как цель поразить… а в данном случае – не попасть. – Он криво усмехнулся. – Одного не пойму, почему войска с эшелона нас атаковать не стали?

Этот вопрос и для меня – загадка. Неужели пушкари, пытаясь промахнуться, состав уничтожили? Могли ведь!

– Иван Макарович! – скорым шагом подошел к нам Анзор. – Два грузовика с солдатами у здания вокзала остановились! Их человек тридцать, с винтовками.

– Братцы! – обратился я к солдатам, которые сдались. – Долго говорить не стану. Если есть среди вас тот, кто желает защитить отечество и страну от супостатов, то разбирайте винтовки. В двух словах: вся пропаганда исходит от врагов империи, обосновавшихся за границей и мечтающих захватить Россию!

Имея автоматы и пулемет с готовыми, пусть и плохонькими, укреплениями, мы с офицерами продержимся долго. Люди нам необходимы, требуется освободить пленных гарнизонных офицеров и солдат, отказавшихся встать под знамена эсеров. Может, и сумеем это сделать нашей малочисленной группой, но тут еще и вопрос времени.

– Капитан! – оглянулся я на Жермеева. – Найди дрезину и отправь кого-нибудь к эшелону. Следует узнать, что там у Муштавели и с бронемашинами. Почему полковник, черт бы его побрал, не сделал вылазку на врага?

– Будет сделано! – четко ответил капитан. – Ваше высокопревосходительство, вы бы в укрытие отошли, а то на нас атака может в любой момент начаться.

Пушкари по приказу своего командира спешно разворачивают трехдюймовки. Правда, не представляю, кто может отдать приказ вести огонь из тяжелого вооружения по городу. Скорее это мера устрашения, и не более того. Того же Муштавели я предупреждал, что орудия бронемашин в городской черте должны молчать, использовать их в крайнем случае, пулеметами работать.

Из здания вокзала зазвучали выстрелы, наша позиция не такая и хорошая. Баррикада, конечно, защищает, но голову хрен высунешь. Артиллеристам приказал разобрать винтовки и укрыться, открывать огонь по врагу из пушек не желаю.

– Иван, – пригнувшись, подбежал ко мне Анзор, – надо уходить, нам тут ловить нечего.

– И каким образом? По рельсам? – хмыкнул я, вытянул руку с револьвером и пару раз выстрелил в сторону вокзала, а потом громко крикнул нашим бойцам: – Под пули не подставляться, врага близко не подпускать, отстреливаться!

– Ваше высокоблагородие, – обратился ко мне пожилой солдат, – дозвольте за пулемет встать, я этим супостатам жару-то задам.

– Задай, – махнул я рукой и обернулся к своему советнику. – Ты хотел что-то предложить?

– Нужен паровоз! Доберемся до эшелона, потом вернемся на броневиках! – ответил тот.

– Так я уже капитана послал, – ответил я Анзору. – Если у полковника все более-менее в порядке, то сам сюда выдвинется.

– Гм, Иван, думаю, краснобантовые подорвали железнодорожные пути, поэтому эшелона до сих пор нет. Под разрывами снарядов сгрузить броневики с платформ – задача непростая… – начал говорить мой советник, но я его прервал:

– Вот где, скорее всего, возникла проблема! Бронемашины разгрузить сложно! Но неужели не могут сколотить настилы? Леса-то в достатке!

– Господа офицеры! – в рупор произнес неизвестный. – Вокзал окружен революционными войсками армии эсеров! Сдавайтесь или будете уничтожены!

В подтверждение слов говорившего на втором этаже здания раздался звон разбитых стекол, и вниз нацелили три пулемета. Прикинул я угол обстрела: если прижиматься вплотную к мешкам с песком, «максимы» нам не страшны, однако головы поднять не сможем.

– Не успели! – расстроенно поморщился Анзор.

– Братцы! Солдаты! Вы все пошли за людьми, которые вас обманывают и являются ставленниками заграничных разведок, возможно, и сами того не осознавая! Пока еще не поздно… – Договорить я не успел, длинная пулеметная очередь заставила прижаться к мешкам.

Слышу, как пули рвут ткань и застревают в песке, часть их проносится мимо и впивается в шпалы, рикошетит от рельс. Пулемет замолк, выпустив длинную очередь.

– А еще мы можем закидать вас ручными бомбами! – насмешливо проговорил голос в рупор. – Да, забыл представиться! Секретарь Нижегородского губернского комитета партии эсеров Честных Федор Львович!

– Федя, если сдашься, то получишь десять лет каторги, где сумеешь подумать о том, как предал империю! – выкрикнул я, убирая в карман револьвер и снимая с плеча автомат. – Учти, поймаю – расстреляю за все прегрешения перед людьми и Богом!

– Бога нет! Вы им задурманиваете головы простым людям! – раздался в ответ крик, но не комиссара.

Я распрямился и начал стрелять по пулеметам короткими очередями. Анзор возник рядом и открыл огонь по первому этажу здания вокзала. Господа офицеры вместе с солдатами, вставшими на нашу сторону, с небольшой задержкой присоединились к моей стрельбе. Кто-то крикнул: «Ура!» и «В атаку, братцы!» Наши бойцы, стреляя на ходу, перепрыгнули через хлипкие укрепления и устремились к зданию вокзала. Мы же с Анзором остались на месте, только сменили в АК магазины и продолжили прикрывать наступающих. Заговорил и наш пулемет, старый солдат оказался отменным стрелком, в одном из окон, по которому он вел огонь, раздался взрыв. Значит, нас и в самом деле планировали закидать бомбами. Вряд ли у противника их много, но сколько-то может иметься.

– Бей краснобантовых! – заорал кто-то уже в здании вокзала.

Сумасбродная и неподготовленная атака принесла нам неожиданную победу. Эсеров смогли выбить из здания и занять в нем оборону в самый последний момент. На площади уже с сотню мятежных бойцов готовились прийти на помощь своему передовому отряду. Н-да, если бы комиссар не поспешил, то мы бы имели печальный вид.

– Честных Федор Львович, – прочел я в мандате, изъятом у мужика лет сорока в кожаной тужурке и с красным бантиком на груди. – Продался за что? Деньги, власть? Не верю, что за убеждения.

Комиссара-эсера ранили, побить не успели, мои офицеры не дали, возможно, и зря, сейчас бы он сговорчивее был. Рука у Честных висит плетью, плечо прострелили. Глаза смотрят с ненавистью, а ногти на пальцах явно после маникюра, аристократ, мать его.

– Ты, ваше благородие… – начал он, а стоящий рядом подпоручик не дал ему закончить, перебил:

– Наместник Урала перед тобой!

– Ба, – улыбнулся эсер, – сам Иван Макарович решил на помощь своей императрице прийти. Думаю, поздно уже! Наверняка резиденция пала, а Романову к стенке поставили!

– Расстрелять, – коротко приказал я и, задумчиво крутя мандат в руке, прошелся по залу ожидания.