Митральезы для Белого генерала

– Жаль, что не пойдешь. Этот Людвиг – славный малый, да и Бриллинг оказался совсем не таков, как я думал прежде.

– А он-то тут при чем?

– Так ведь это он нас всех собирает!

– Тогда точно не пойду.

– Но почему?!

– Да по кочану! Чего я не видел на ваших пьянках?

– Ну, как знаешь.

Если бы Дмитрий знал заранее, чем может закончиться эта пирушка, он, по всей вероятности, ни за что не пропустил бы ее. Но, увы, ему и в голову не могло прийти подобное развитие событий. Однако поздно вечером, когда он уже закончил наладку пулеметов и отмывал испачканные руки от смазки, перед ним возник качающийся подпоручик барон Штиглиц.

– Господин Будищев? – громко спросил он.

– И вам здравствуйте, Людвиг Александрович, – мрачно поприветствовал его моряк.

– Господин прапорщик, я имею сообщить вам, что вы подлец!

Сказать, что Дмитрия удивило подобное заявление – не сказать ничего! Отложив в сторону ветошь, он с интересом уставился на явно перебравшего офицера и не без юмора в голосе поинтересовался:

– Чем мотивируете?

– Вы негодяй! – последовал исчерпывающий ответ.

– Очень добрый день! А можно подробнее?

– Вы, милостивый государь, своими действиями компрометируете мою сестру!

– В смысле?!

– Как вы смеете ухаживать за ней и преподносить подарки?! Я требую, чтобы вы немедленно прекратили это безобразие!

– А то что? – не удержался от вопроса начинающий понимать, откуда ветер дует, Будищев.

– Будем стреляться! С двадцати… нет, с пятнадцати шагов!

Закончив свой спич, подпоручик четким строевым шагом подошел к Дмитрию и, коротко размахнувшись, попытался залепить ему пощечину. Однако попасть по физиономии прапорщика оказалось не так просто. Сообразив, к чему идет дело, он в последний момент просто отошел в сторону, и не рассчитавший сил бедняга Штиглиц плашмя грохнулся оземь.

– Что раззявились? – строго посмотрел на застывших от удивления матросов Будищев. – Не видите, человеку плохо? Взяли аккуратнышко и понесли.

– Кудыть, вашбродь?

– Лучше всего в госпиталь, – решил после недолгого раздумья Дмитрий. – Там ему и сопли вытрут, и клизму вставят, а отец Афанасий, в случае чего, и причастит!



Один мудрец, который, возможно, еще не родился, сказал, что утро добрым не бывает, и именно сегодня Будищев в очередной раз имел возможность убедиться в правоте доморощенного философа.

– Граф, вставай, – нудел над ухом Федька, одновременно тряся Дмитрия за плечо.

– Иди на хрен! – отозвался тот, пытаясь перевернуться на другой бок.

– Вставай, – проигнорировал всем известный адрес денщик.

– Ну какого черта? – обреченно вздохнул прапорщик.

– Их благородие господин лейтенант Шеман просили прийти, – почтительно пояснил свое рвение Федор.

– Твою ж дивизию, ни днем, ни ночью покоя нет! – чертыхнулся окончательно проснувшийся Будищев. – Какого рожна ему надо?

– Не могу знать, – строго по уставу гаркнул Шматов, но тут же расслабился и уже обычным тоном спросил: – Умываться будешь?

– Давай, – едва не вывихнул челюсть в зевке Дмитрий.

С гигиеническими процедурами в лагере имелись проблемы. Все-таки декабрь он и в Средней Азии декабрь, а потому вода была не просто холодная, а почти ледяная, в чем Дмитрий немедленно убедился.

– Ох ты ж мать… – охнул он, опустив руки в тазик и ополоснув заросшую небольшой бородкой физиономию.

Ощущения оказались просто непередаваемыми, особенно если учесть, что прочим офицерам денщики воду грели. Кто на огне костра, кто на спиртовках из походных наборов. Но, увы и ах, Шматов в число этих добрых волшебников не входил.


– Бриться будешь? – с невинным видом поинтересовался злодей.

– Издеваешься? – вздохнул Будищев, вытирая лицо вафельным полотенцем, которое все почему-то называли турецким[50].

– Почему? – искренне удивился приятель.

– Вода холодная! – попытался объяснить, как ему показалось, очевидную вещь Дмитрий.

– Так я нагрел…



Шеман, в отличие от своего подчиненного, выглядел почти безупречно. Почти, потому что даже у него форма в условиях похода успела порядком износиться, но при этом его бачки аккуратно подстрижены, а подбородок и нижняя губа тщательно выбриты.

– Наконец-то! – с явным облегчением встретил он прапорщика.

– А что за пожар? – спросил тот, с трудом удержавшись от зевка.

– Нас ждет командующий.

– Нас? – в голосе Будищева прозвучал явный скепсис.

– Представьте себе!

Перед штабом Скобелева, как водится, толпилось много людей, среди которых были офицеры и чиновники, ожидающие распоряжений, коммерсанты, прибывшие в чаянии подрядов, и много иной непонятно откуда взявшейся публики, но прежде всего в глаза бросались осетины из личного конвоя Михаила Дмитриевича. Их лохматые папахи и бурки, грозно нахмуренные брови и воинственный вид производили незабываемое впечатление на всех присутствующих.

– Гэнерал вас ждет! – внушительно объявил им носатый урядник, всем своим видом показывая, какой великой чести они удостоились.

В прихожей они, как ни странно, тоже не задержались, а сразу прошли в тесную комнату, почти целиком занятые большим столом. Вокруг этого стола на грубо оструганных скамьях, прикрытых для сбережения начальственных задов чем-то вроде попон, восседали высшие чины экспедиции. Большую часть присутствующих Будищев знал, хотя нельзя сказать, чтобы лично. Все-таки прапорщик – невелика птица, тем более недавно произведенный из унтеров. Только лицо молодого полковника Генерального штаба, сидевшего между Петрусевичем[51] и Вержбицким, показалось ему незнакомым. «Наверное, это и есть Куропаткин», – успел подумать Дмитрий.

– Ваше превосходительство! – попытался начать доклад Шеман, но нетерпеливый Скобелев остановил его.

– Проходите, господа, – сделал он приглашающий жест.

Поскольку места в комнате практически не оставалось и никто из присутствующих не сделал попытки подвинуться, моряки остались стоять у входа, продолжая есть руководство глазами.

– Завтра мы предпримем штурм Янги-Калы, – продолжал Белый генерал. – Ваша батарея, лейтенант, будет распределена между тремя отрядами. Ваша задача поддерживать огнем атакующие колонны. Вам все ясно?

В принципе, задача была понятна. Маленькая крепостца Янги-Кала и еще несколько кишлаков оставались последними пунктами перед Геок-Тепе, еще не занятыми русскими войсками. Во всех них укрепились довольно крупные силы текинцев, пользовавшихся каждым удобным случаем, чтобы угрожать нашим отрядам. Жаркие перестрелки рядом с ними случались так регулярно, что на них уже не обращали особого внимания.

– Так точно! – вытянулся Шеман.

– А вам? – устремил на Будищева испытующий взгляд генерал.

– Поддерживать атаку будем только мы? – недолго думая, спросил тот.

Видимо, ситуация, когда прапорщики задают вопросы генералам, показалась присутствующим несколько необычной, отчего те заметно оживились.

– Не только, – усмехнулся в бакенбарды командующий. – С колоннами пойдут подвижные батареи. Кроме того, перед началом общего наступления Янги-Калу обстреляют орудия двадцатой батареи.

Дмитрий знал, что так называемые «подвижные батареи» оснащены снятыми с вооружения устаревшими пушками. Тем не менее в опытных руках они являлись еще достаточно грозным оружием, тем более что у текинцев не имелось и таких. Главным их недостатком была крайне низкая скорострельность. Пока собранные с бору по сосенке расчеты будут перезаряжать свои медные орудия, вражеские стрелки успеют перебить их. Но под прикрытием митральез канониры смогут работать спокойно, и тогда у обороняющихся нет шансов.

– Вот это хорошо, ваше превосходительство! – под всеобщие смешки с чувством сказал Будищев.

– Придерживаюсь того же мнения, – не без иронии отозвался Скобелев, но тут же согнал улыбку с лица и продолжил: – Однако у вас, господин прапорщик, будет несколько иная задача. Вы со своими боевыми колесницами будете приданы сотне Таманского полка подъесаула Коханюка. Задача – не допустить подхода подкреплений к противнику из Геок-Тепе, а равно и отхода текинцев из Янги-Калы. Это понятно?

– Так точно!

– Умрите, а не пропустите текинцев!

– Никак нет, ваше превосходительство!

– Что никак нет? – не понял Скобелев.

– Врага не пущу. Умирать не стану, – пояснил свою позицию Дмитрий.

Если до этого ответы Будищева вызывали у начальства сдержанные смешки, то последнее высказывание вызвало просто дикий хохот.

– Вы только на него посмотрите, – вытирал слезы Петрусевич. – Умирать он не станет!

– Каков нахал! – вторили ему остальные, и только сам Белый генерал, да еще, пожалуй, Куропаткин оставались серьезными.

– Ступайте, прапорщик, – велел Скобелев, когда все немного успокоились.

Получив разрешение, моряки дружно отдали честь и, повернувшись через левое плечо, вышли вон.