Мистер Кольт

Студебеккер опять помолчал, ответил не сразу:

— Нет. Это бизнес, а Мельник — одна из комбинаций в нем.

— Не жестковато, Акерман Романович?

— Не знаю. После тех дров, которые он наломал, уже давно закопать пора было, но пришлось потерпеть, до поры до времени, разумеется.

— Если честно, не в курсе. По мне, так работу свою он неплохо выполняет. Исполнительный, на операциях боевых хорошо себя проявил, я думал, перспективный боец.

— Я тоже думал. О разборке на Святошинском рынке слышал?

— Это где несколько трупов?

— Четыре. Если не пять. Его рук дело. Накосячил — будь здоров, менты на хвосте уже давно висят, рядом рыщут, того и гляди, накинутся. Можно было бы отдать его тамошнему смотрящему, порвали бы на куски.

— Это Сипе?

— Знаком, что ли? — в голосе удивился Студебеккер.

— В некотором роде.

— Да, ему. Только нужен был мне Кова здесь, не мог на тот момент пацанам отдать. А все из-за ствола, я говорил ему, нужна будет волына, вот телефон, канал надежный, отработанный, звони. Не послушал, по-своему сделал. На Петровке, там — да, вопросов нет, чисто сработал, а на Святошино так наследил, постараться надо, еще и свидетелей оставил. А самое скверное, от меня скрыл. Знал бы я, наверняка что-то придумал, во всяком случае имел бы в виду, а так… — Было слышно, как Студебеккер огорченно вздохнул.

— И ничего сделать нельзя?

— А ничего и не надо делать. Косяков много, исправить их уже невозможно. В Харькове с Мельником тоже все плохо получилось, причем так, что хуже некуда.

— А я думал, там как раз хорошо сработал.

— Нет. То, как он вышел на него, спору нет, хорошая работа, а дальше опять косяк будь здоров, Мельника убрал, а след в квартире оставил, причем какой. Нашли менты гильзу, увязали ее со святошинскими гильзами, и в результате я не знаю, как это назвать. И опять этот момент скрыл от меня. А я ведь спрашивал, все ли там чисто прошло, не оставил ли следов, и про гильзу спросил, как чувствовал — обманул. Как солдат он хорош, ничего сказать не могу, а вот там, где мозгами поработать, слабоват.

— Может, Сипе отдадим?

— Я думал, но не получается, во-первых, это моя проблема, я его породил, а во-вторых, хочу, чтобы Мельником он оставался, сами вопрос закроем, а труп ментам подбросим, как Мельника. Ну а Сипа? Я Кову на Святошинский рынок не посылал, это его личная инициатива была, узнает, что Кову мы наказали, расстроится, конечно, но не до слез, думаю. Такая задумка у меня.

Некоторое время они помолчали, затем Стреляный заключил:

— Может, не стоит усложнять?

— Я так не думаю. Не хотел я, чтобы менты на Коваля выходили. Последние годы, он со мной был связан, мой человек, и знают менты это. Если выйдут на Коваля, выйдут на меня. Теперь понятно?

— Да понял я. Хорошо, а если бы Кова не накосячил, как тогда с ним поступили бы?

— Как, как, я же сказал, это бизнес, а Мельник, то есть Кова, всего лишь одна из комбинаций в нем, к чему клонишь?

— Никуда не клоню. Решение вам принимать.

— Это не решение. Так должно быть. Нет других вариантов.

— Понимаю.

— Ну вот и хорошо.

Борис остановил воспроизведение на диктофоне и отбросил в сторону наушники. Он прослушал этот диалог Студебеккера со Стреляным уже, наверное, в пятый раз. То, что завтра попытаются его убрать, было понятно, но вот деталей, как это будет делаться, когда и где, к сожалению, не было. Хорошо, оружие не забрали и не заберут скорее всего, давать ему лишний повод для подозрений не станут. Если исходить из прослушанной записи, то завтра с утра поедет он на базу за наличкой, значит, устранять его будут уже после обеда. С клиентами они закончили сегодня, рассчитались, значит, с последними, выходит, на этом и завершалась его директорская деятельность, а ведь Студебеккер ничего не сказал. Жаль.

За стенкой комнаты было слышно, как работал телевизор, Виктор смотрел фильм, Борис даже знал какой — комедию. Виктор любил комедии, причем любые: старые, новые, отечественные, зарубежные — главное, комедии.

А эмоции были, после того как первый раз прослушал он запись разговора Студебеккера со Стреляным, хотел взять кольт войти в комнату к Виктору и разнести ему башку на мелкие кусочки с превеликим удовлетворением. Разумеется, делать этого не стал, прослушал запись еще раз, немного остыл и спокойно подумал.

О том, что на руках у него оказался такой козырь, Студебеккер, конечно, не знал, а значит, преимущество на его стороне, и он этим воспользуется на все сто. Недооценил его великий комбинатор — сам себе смертный приговор и подписал. Как завтра все пройдет, он, конечно, планировать не мог, но свой шанс уже не упустит, как-то сложится, тем более оружие осталось при нем.

Борис достал из-под подушки кольт, извлек обойму, проверил патроны, была еще пачка, он обязательно завтра возьмет ее с собой. ПМ тоже был в полной боевой готовности, правда, патронов только два осталось, но для шефа, иуды, и этого хватит. Вот так и получилось, обманул его Студебеккер, как выяснилось, изначально к смерти готовил, еще с зоны, использовать планировал и на убой.

Борис спрятал оружие, вышел в коридор, у дверей комнаты Виктора остановился, там, громко работал телевизор, иногда надрывно и взахлеб смеялся Виктор. В кухне открыл холодильник и сам не знал зачем. Есть не хотелось, сидеть в своей комнате тоже, открыл и захлопнул обратно, кроме куска вареной колбасы, остатков сливочного масла и нескольких яиц, там ничего не было. Вернулся в свою комнату, еще раз достал оружие, решил выйти на улицу прогуляться, пистолеты взял с собой, оставлять не стоило — Виктор мог изъять. Проходя мимо комнаты Виктора, постучал к нему в дверь, подождал некоторое время, тот никак не ответил, постучал еще раз и пошел к выходу. Звук телевизора за дверью поутих, она заскрипела и приоткрылась, высунулась голова Виктора, посмотрел сначала в одну сторону, затем на Бориса:

— Куда?

— Прогуляюсь. Погода хорошая.

Виктор согласно кивнул и опять закрыл дверь.

Вышел из дома, у подъезда сел на скамейку. Мысли в голове вращались просто роем. Во-первых, или решать и предпринимать что-то сегодня, или ждать до завтра. Если сегодня, то валить Виктора, ну и валить самому. А можно Виктора не трогать, забрать только деньги и исчезнуть. Деньги были, немного, но на первое время могло хватить. Уехать, только куда? К тетке? Может, куда подальше? Но куда? Харьков, Днепр, Львов, Одесса? Нигде его не ждали, и это понятно. А если остаться, тогда завтра война, будет много крови и трупов. А если все же уехать? Уехать можно, куда — не важно, сесть в вагон ближайшего поезда и забыть их навсегда. Как говорится, начать новую жизнь, с чистого листа. Но опять же, а как тогда Варя, родители, их тоже вычеркнуть, и причем на годы, и никакой для них весточки от себя. А если отморозки эти пытать их будут, ведь не оставят они его просто так, искать будут. И потом, найти могут, причем где угодно. Нет, уезжать нельзя, решать нужно проблему, решать, тем более имея на руках такие козыри. А пока прогуляться, развеяться.


Борис шел по улице в сторону Контрактовой площади. Уже давно стемнело, но улицы не опустели, люди проходили мимо, обгоняли, спешили — кто домой, кто на встречу, но таких, как он, праздно гуляющих было мало, а может, и вовсе на весь Подол не отыщешь. Машинально провел рукой по рубашке сзади, в районе пояса, там был кольт, от которого все и зависело, не подкачает завтра, не подведет, поможет справится с задачей, да и Кова постарается. Он чувствовал, получится.





23





Кондиционера в комнате не было. Окна выходили на юго-запад, и за день воздух, да и само помещение прогрелось основательно, так что несколько струек пота, скатывавшихся по лицу Акермана Романовича, выглядели вполне логично.

Студебеккер сидел за своим столом, опустив голову и глядя на свои руки, сложенные перед клавиатурой компьютера. Он молчал. Где были Стэп и Виктор, он не знал, что с ними тоже, спрашивать у Ковы не хотел, хотя мог, Борис бы сказал, потому что знал: они лежали в гостиной дачного домика на Осокорках, плечом к плечу, тихо и безмятежно. Борис уложил их рядом не специально, так получилось, когда забирал оружие и проверял их карманы.

Это оказалось не сложно. Они сами пришли и привели его в тихое и укромное место, оставалось только достать из-за пояса кольт и выстрелить им в головы. Он так и сделал, сначала убил Виктора, потом Стэпа. Ни один, ни другой при этом ничего не сказали, да и что говорить, и так все было понятно — они облажались, и по-крупному. Интересоваться, выяснять, как Борис раскусил планы их, уже не имело смысла. Облажались по полной, как птенцы желторотые повели себя, даже в домик дачный Борису последним зайти позволили. Первым шел Виктор, потом Стэп, последним Борис, почему? Ну не знали они, что был он в курсе планов их, не знали. А он знал, и когда вошли в гостиную и обернулись назад, на них уже был нацелен ствол пистолета.

Сначала он выстрелил в Виктора, метил в лоб, но попал в щеку, рядом с носом, может, потому, что поторопился, их ведь было двое, а он один, если бы быстро и одновременно что-то предприняли, мог бы и не отреагировать как нужно, поэтому сразу выстрелил, получилось не точно. Виктор отшатнулся назад, но не упал, и правая рука его потянулась к пистолету, Борис выстрелил еще раз, на этот раз точнее, пуля попала чуть выше левой брови, проломив большую часть лобной кости, и быстро перевел прицел на Стэпа, тот тоже сначала хотел выхватить оружие, но понял, что не успеет и поднял руки вверх. Борис нажал на спуск.

Сделал то, что должен был сделать. Чувства удовлетворения не было, может, потому, что легко все получилось, без борьбы, трудностей, переиграл моментально и уничтожил.

При осмотре домика выяснилось, что принадлежал он, скорее всего, Стреляному, в шкафу оказались кое-какие документы на его имя, дачные квитанции, несколько фотографий. Борис поднялся на второй этаж, осмотрел на всякий случай и помещения там. Из окна были видны ворота, за воротами стоял их «мерседес», немного дальше виднелись разноцветные крыши соседских домиков, а еще дальше высотки недостроенного жилищного комплекса.

Плохо, если вдруг появится здесь Стреляный, убивать его Борису не хотелось, это была бы лишняя и никому не нужная жертва. Так получилось, что он о нем практически ничего не знал, роли его в их организации тоже, отношений между ними никаких не было, чувств тем более.

Гильзы собирать не стал, теперь это не имело значения, то, как увяжут их менты с прошлыми и к какому делу подвяжут, уже было не важно для него. Скорее всего, до этого и дело не дойдет, вызывать полицию Стреляный не будет, своих позовет, по-тихому трупы уберут, а что потом, никто не знает.

Борис вышел во двор, закрыл за собой входную дверь домика на ключ, затем калитку на воротах, ключи перебросил обратно во двор через забор. ТТ Стэпа и ПМ Виктора запихал под сиденье водительское, телефоны их рядом с собой положил, Студебеккер пока не звонил, ждал доклада от Стэпа. Сумка с деньгами лежала на полу автомобиля, между сиденьями лежала, повернув назад голову, Борис посмотрел на нее, чуть приоткрыл молнию, закрыл, вздохнул.

О том, что деньги они получили, Стэп доложил сразу же, как вышли с базы и сели в машину, а когда закончил разговор с Романычем, сказал Борису, что велено им бабло отвести не на офис, а в другое место. Что это означало, Борис сразу понял, только пожал плечами — в другое так в другое, виду не подал, только понял, в планах Студебеккера ничего не изменилось, ну что ж, пусть будет так, он готов.

Выбрасывать или отключать телефоны Борис не стал. Не дождавшись сообщения от Стэпа, Студебеккер сам начнет звонит, Борис отвечать не будет, пару раз прокатит, «мало ли, не отвечают бойцы, значит, заняты, освободятся — перезвонят», а там, глядишь, Борис уже и на офис прибудет.

Стреляный так и не появился на работе, Кова посмотрел на часы, висевшие на стене между двумя окнами, было пятнадцать минут четвертого. До конца рабочего дня оставалось около двух часов. В здании бывшего садика, кроме охранника, трех женщин в бухгалтерии и Студебеккера с Борисом, больше никого не было.

— Где Стреляный? Я его сегодня не видел, — Кова подошел к столу заместителя Студебеккера, выдвинул верхний ящик, периодически поглядывая в сторону шефа.

Он не надеялся увидеть среди вещей Стреляного что-либо интересного, ценного или нужного, он должен был это сделать, просто проверить помещение и все столы, и он это делал. Студебеккер, оторвал взгляд от стола и скосил в сторону Ковы, Борис это заметил:

— Руки держать на виду и не двигаться. Спуск у кольта легкий.

— Я понял, закурить можно?

— Можно.

Ящики в столе Стреляного были практически пусты, и понятно — работали последние дни. Борис отошел на середину комнаты переложил пистолет в правую руку:

— Пересядьте, — двинул стволом в сторону только что проверенного им стола.

Студебеккер послушно встал, некоторое время постоял, как-то по-старчески сгорбившись и оперевшись двумя руками о столешницу, словно ему было трудно стоять, не держали ноги. Может, так и было. Затем подошел к столу своего зама, опустился в кресло и замер в прежней позе.

— Так что со Стреляным? — опять спросил Кова.

— Я не знаю. Скорее всего, уже сегодня не будет.

Теперь Борис проверил стол Студебеккера, затем его портфель, достал ключ, посмотрел в сторону металлического шкафа:

— От сейфа?

Студебеккер согласно кивнул:

— Пустой.

— Что так?

— Мы ведь закрываемся.

— А полная сумка, в машине которая, полтора ляма?

— Это чужие деньги. Я отдать их должен.

— Кому? — Борис спросил просто так, по ходу диалога. Чьи это деньги и кому предназначались, его не интересовало, они лежали в машине, значит, сам с ними и разберется, вроде как его добыча.

Кому принадлежали деньги, Студебеккер не хотел говорить, более того, как Борису показалось, не сказал бы и под пытками, только заметил: