Мистер Джиттерс
Часть 7 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Правда? – Я бросаю скептический взгляд на бутерброд. – А я как-то не очень люблю завтраки. Обычно обхожусь кофе.
– Понятно, – говорит бабушка. – Хорошо.
Хорошо! Так я и поверила. Но я не собираюсь есть этот кошмар, чтобы ей понравиться. Что-нибудь придумаю. Надо только понять, что оптимально в представлении моей бабушки.
– Ты не знаешь, куда Грант положил мой чемодан? – обращаюсь я к ее спине. – В моей комнате его нет. Поэтому и пришлось надеть это платье. У меня не осталось чистой одежды на смену.
– Твой… – Бабушка оборачивается и непонимающе смотрит на меня. – А почему бы тебе, собственно, не носить мамины вещи? Не пылиться же им в шкафу. К тому же это платье тебе очень идет.
– Ага. Но мне все равно нужны мои вещи.
– Да. Я понимаю, – соглашается бабушка и молча уходит из кухни, не дожидаясь меня. Я слышу, как она поднимается по лестнице и идет по дощатому полу над моей головой. Через несколько минут она возвращается.
– Боюсь, его нигде нет, – буднично сообщает она.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, – медленно произносит бабушка, – что твой чемодан исчез.
Я жду, пока она продолжит и, конечно же, пообещает найти мои вещи, но она молчит.
– Серьезно? Чемодан не может просто взять и исчезнуть!
– Думаю, нет необходимости повышать голос. Никуда он не денется.
Меня захлестывает волна ярости.
– Но мне нужны мои вещи!
– Лола! – Она хлопает ладонью по столу, и я подпрыгиваю от неожиданности. – Мне жаль, что ты осталась без своих вещей. Я спрошу у Гранта, когда он зайдет в следующий раз. Наверное, он забыл достать твой чемодан из машины.
Я уже собираюсь ответить, что это невозможно, ведь я сама внесла свой багаж домой, но тут вспоминаю девочку, которую видела во дворе прошлой ночью. Может, она проскользнула в дом и украла чемодан?
«Успокойся, – слышу я голос Нолана, и мой пульс немного замедляется. – Это всего лишь сумка и пара шмоток. Хватит истерить».
– Когда я зашла в твою комнату, я заметила, что ты трогала жужиков, – говорит бабушка, и я возвращаюсь к реальности.
– Кого-кого?
– Деревянных жучков в комнате твоей матери. Поаккуратнее с ними – Лорелея делала их своими руками.
– Она сама? Вырезала из дерева?
Я не помню о ней ничего такого. Лорелея вроде не отличалась любовью к рукоделию. Она никогда ничего не мастерила и не производила впечатление человека, способного на такое. Возможно, она оставила все это в Харроу-Лейке. Она ведь любит бросать вещи, людей, прошлое…
– Да, именно так. Лорелея приносила кору мертвых деревьев из леса. Она вытачивала и раскрашивала каждого жучка вручную. Очень их любила. Постарайся их не сломать, мне бы очень этого не хотелось.
– Я буду очень осторожна с жуками Лорелеи.
Бабушка прищуривается и смотрит на меня недобрым взглядом:
– Тебе смешно?
Я слышу скептическую усмешку Нолана.
– Что ты.
– Ну хорошо. Я не выношу юных девушек, которые смеются без причины.
Что ж, в этом они с Ноланом похожи.
– А по поводу одежды, – смягчившись, продолжает бабушка, – наверху в шкафу еще множество платьев. Думаю, на первое время тебе хватит.
– Наверное, да.
– Отлично. Договорились. И да, мне очень жаль, что ты так расстроилась из-за сумки, – добавляет она, хотя, судя по ее интонации, моя проблема кажется ей надуманной.
Бабушка протягивает руку, чтобы снова коснуться моих волос.
– Твоя мама была такой же. Такой… чувствительной.
– Вы видитесь с ней? – неожиданно спрашиваю я, отступив на шаг. – С Лорелеей?
– Видимся? Что ты имеешь в виду?
– Просто… я подумала, может, она иногда заезжает в гости…
– Нет. – Бабушка смотрит на меня как на сумасшедшую.
– Где она сейчас? – напираю я.
– Возможно, тебе стоит спросить у своего отца, – отвечает бабушка с нарочитой мягкостью. – В конце концов, она была его женой. Хотя я никогда не считала их хорошей парой.
Ну конечно. Она винит Нолана в том, что Лорелея ушла. Когда Лорелея оставила нас, Нолан сказал, что рад от нее избавиться и что нам будет лучше без нее. Но я прекрасно все понимала. Он хотел убедить себя – и меня – в том, что нам не больно. Что в нашей жизни нет места человеку, который без колебаний бросил семью. Он выбросил все ее вещи. Сжег все фотографии. Сказал, что мы оба должны забыть о ней. Возможно, Нолану следовало сказать бабушке то же самое.
– В последний раз я видела ее после похорон твоего дедушки. Господи, неужели уже прошло двенадцать лет?
Она теребит прядь моих волос, и я усилием воли заставляю себя не двигаться.
– Полагаю, она пришла попрощаться. А потом… пропала.
Ее слова напоминают мне о том, что отвечал Нолан на мои вопросы о Лорелее: «Она оставила записку, где сообщала, что уезжает в родной город попрощаться, а потом отправилась бог знает куда, чтобы жить, как ей взбредется. Она не вернется».
Когда он говорил это, мне всегда казалось, будто в глубине души он боится, что однажды она вернется и похитит меня ночью, оставив его одного.
– Знаешь, – произносит бабу шка, сжав пальцы, – Лорелея оставила здесь свою косметику, когда приезжала в последний раз. Думаю, кое-что еще пригодно для использования. Если хочешь, я могу поискать для тебя.
Лорелея никогда не красилась дома, но перед выходом в свет всегда наносила идеальный макияж в стиле 1920-х годов. Возможно, ей казалось, что люди хотят видеть ее в образе Пташки или что ее не узнают, если она будет выглядеть иначе. В такие моменты она была великолепна.
«Тебе не нужна вся эта ерунда, Лола». Я закусываю губу. Голос Нолана в моей голове звучит так четко, будто он стоит рядом.
«Но ведь с макияжем я буду лучше вписываться в атмосферу “Ночной птицы”, – молча возражаю я. – Я буду больше похожа на Пташку. Даже нет – я стану ее новой, улучшенной версией. Пташка 2.0».
– Конечно, – отвечаю я бабушке. – Почему бы и нет?
У сарафана, который я взяла в шкафу, заниженная талия и плиссированная юбка. Пташка была в нем в первой сцене фильма. Я рассматриваю свое отражение в зеркале и пытаюсь понять, как я выгляжу в этой одежде, с этим макияжем, и тут за моей спиной появляется лицо. Я вздрагиваю. Чуть не выпрыгнула из проклятого платья от испуга.
– Так гораздо лучше, – удовлетворенно замечает бабушка. – Теперь ты так похожа на Лорелею!
– Я похожа на Пташку, – огрызаюсь я.
Как же сильно она меня напугала!
– Господи, этот город был здесь задолго до того, как вышел этот ужасный фильм!
Я ощущаю на плече невидимую руку Нолана. Его пальцы сжимаются до белых костяшек от ее презрительных слов.
– Сомневаюсь, что это город все еще был бы здесь, если бы не этот «ужасный» фильм.
На мгновение бабушка теряет дар речи.
– Не умничай. Я всего лишь хотела сказать, что сейчас ты наконец выглядишь как надо.
Я подумываю сообщить ей о том, что на мне нет нижнего белья: интересно, это уже не будет «как надо»? Нет, наверное, не стоит подкалывать бабулю. По крайней мере сейчас.
Глава пятая
Теперь, когда я превратилась в настоящий к лон Пташки, бабушка буквально выгоняет меня из дома, чтобы закончить работу. Ну и отлично. Я не провела здесь и суток, но уже чувствую, как покрываюсь пылью и паутиной. Вдобавок ко всему я постоянно ощущаю призрачное присутствие Лорелеи. Что ж, по крайней мере, бабушка с радостью отпустила меня погулять. С Ноланом такое невообразимо. Правда, в глубине души я очень боюсь вернуться в дом и обнаружить нечто ужасное – как тогда, в квартире. Да уж. Нарушение правил, установленных Ноланом, может иметь пугающие последствия.
Хватит, Лола!
Думать так – не оптимально.
Я иду через лес в сторону города и предвкушаю встречу с «Ночной птицей» Нолана. Тропинка, виляющая между деревьями, усеяна мелкими камешками и опавшими листьями. Грязь чавкает под ногами, и вскоре на моих туфлях не остается чистого места.
Я держу в уме список мест из «Ночной птицы», которые хотелось бы увидеть вживую: Easy Diner, разрушенную церковь, пещеры… Но тогда нужно будет посмотреть их в том порядке, в каком они появлялись в «Ночной птице». Когда я расскажу Нолану о своей поездке в Харроу-Лейк – а он точно будет ожидать от меня подробнейшего описания, – он заметит, что я нарушила порядок сцен. А это не оптимально.
Я направляюсь к главной улице города – Мейн-стрит, где начинается повествование в фильме. Я одета как Пташка в первой сцене, а значит, все идет по плану. А вот и Мейн-стрит с ее изящными фонарными столбами, словно застывшими в реверансе. Все магазины открыты, на тротуарах на удивление много народу для такого маленького городишки. Но тут я вспоминаю про фестиваль «Ночной птицы», о котором упоминал Грант. Наверное, здесь не только местные, но и туристы. Сложно сказать: все они выглядят так, будто одеты в костюмы из фильма.
Я постоянно проверяю телефон в надежде на то, что Грант преувеличивал насчет плохой связи в городе. Но нет. Неожиданно мои шаги попадают в ритм фортепианной мелодии, доносящейся из невидимых динамиков. Прохожие идеально отыгрывают свои роли – желают доброго утра, приподнимают шляпы в знак приветствия… Приторная старомодная учтивость. Люди на улицах почему-то кажутся одинаковыми, и это начинает немного раздражать. И тут я понимаю, в чем дело: почти все – белые. Еще одно напоминание о том, насколько далеко я сейчас от Нью-Йорка. Я замечаю, что некоторые прохожие смотрят на меня с любопытством. Слава богу, Нолану всегда удавалось прятать меня от посторонних глаз (он берет меня только на мероприятия, связанные с киноиндустрией, и вечеринки со строгим запретом на телефоны, камеры и социальные сети), но в этом платье я очень напоминаю Пташку – и люди, конечно же, пялятся. Почему-то эта мысль не особо тревожит меня (а должна бы). Просто идя по этой улице, я чувствую себя плодом чьей-то фантазии – как будто здесь я другой человек. Никакого Ларри, который пытается утащить меня домой. Никакого Нолана, ждущего в квартире.
– Понятно, – говорит бабушка. – Хорошо.
Хорошо! Так я и поверила. Но я не собираюсь есть этот кошмар, чтобы ей понравиться. Что-нибудь придумаю. Надо только понять, что оптимально в представлении моей бабушки.
– Ты не знаешь, куда Грант положил мой чемодан? – обращаюсь я к ее спине. – В моей комнате его нет. Поэтому и пришлось надеть это платье. У меня не осталось чистой одежды на смену.
– Твой… – Бабушка оборачивается и непонимающе смотрит на меня. – А почему бы тебе, собственно, не носить мамины вещи? Не пылиться же им в шкафу. К тому же это платье тебе очень идет.
– Ага. Но мне все равно нужны мои вещи.
– Да. Я понимаю, – соглашается бабушка и молча уходит из кухни, не дожидаясь меня. Я слышу, как она поднимается по лестнице и идет по дощатому полу над моей головой. Через несколько минут она возвращается.
– Боюсь, его нигде нет, – буднично сообщает она.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, – медленно произносит бабушка, – что твой чемодан исчез.
Я жду, пока она продолжит и, конечно же, пообещает найти мои вещи, но она молчит.
– Серьезно? Чемодан не может просто взять и исчезнуть!
– Думаю, нет необходимости повышать голос. Никуда он не денется.
Меня захлестывает волна ярости.
– Но мне нужны мои вещи!
– Лола! – Она хлопает ладонью по столу, и я подпрыгиваю от неожиданности. – Мне жаль, что ты осталась без своих вещей. Я спрошу у Гранта, когда он зайдет в следующий раз. Наверное, он забыл достать твой чемодан из машины.
Я уже собираюсь ответить, что это невозможно, ведь я сама внесла свой багаж домой, но тут вспоминаю девочку, которую видела во дворе прошлой ночью. Может, она проскользнула в дом и украла чемодан?
«Успокойся, – слышу я голос Нолана, и мой пульс немного замедляется. – Это всего лишь сумка и пара шмоток. Хватит истерить».
– Когда я зашла в твою комнату, я заметила, что ты трогала жужиков, – говорит бабушка, и я возвращаюсь к реальности.
– Кого-кого?
– Деревянных жучков в комнате твоей матери. Поаккуратнее с ними – Лорелея делала их своими руками.
– Она сама? Вырезала из дерева?
Я не помню о ней ничего такого. Лорелея вроде не отличалась любовью к рукоделию. Она никогда ничего не мастерила и не производила впечатление человека, способного на такое. Возможно, она оставила все это в Харроу-Лейке. Она ведь любит бросать вещи, людей, прошлое…
– Да, именно так. Лорелея приносила кору мертвых деревьев из леса. Она вытачивала и раскрашивала каждого жучка вручную. Очень их любила. Постарайся их не сломать, мне бы очень этого не хотелось.
– Я буду очень осторожна с жуками Лорелеи.
Бабушка прищуривается и смотрит на меня недобрым взглядом:
– Тебе смешно?
Я слышу скептическую усмешку Нолана.
– Что ты.
– Ну хорошо. Я не выношу юных девушек, которые смеются без причины.
Что ж, в этом они с Ноланом похожи.
– А по поводу одежды, – смягчившись, продолжает бабушка, – наверху в шкафу еще множество платьев. Думаю, на первое время тебе хватит.
– Наверное, да.
– Отлично. Договорились. И да, мне очень жаль, что ты так расстроилась из-за сумки, – добавляет она, хотя, судя по ее интонации, моя проблема кажется ей надуманной.
Бабушка протягивает руку, чтобы снова коснуться моих волос.
– Твоя мама была такой же. Такой… чувствительной.
– Вы видитесь с ней? – неожиданно спрашиваю я, отступив на шаг. – С Лорелеей?
– Видимся? Что ты имеешь в виду?
– Просто… я подумала, может, она иногда заезжает в гости…
– Нет. – Бабушка смотрит на меня как на сумасшедшую.
– Где она сейчас? – напираю я.
– Возможно, тебе стоит спросить у своего отца, – отвечает бабушка с нарочитой мягкостью. – В конце концов, она была его женой. Хотя я никогда не считала их хорошей парой.
Ну конечно. Она винит Нолана в том, что Лорелея ушла. Когда Лорелея оставила нас, Нолан сказал, что рад от нее избавиться и что нам будет лучше без нее. Но я прекрасно все понимала. Он хотел убедить себя – и меня – в том, что нам не больно. Что в нашей жизни нет места человеку, который без колебаний бросил семью. Он выбросил все ее вещи. Сжег все фотографии. Сказал, что мы оба должны забыть о ней. Возможно, Нолану следовало сказать бабушке то же самое.
– В последний раз я видела ее после похорон твоего дедушки. Господи, неужели уже прошло двенадцать лет?
Она теребит прядь моих волос, и я усилием воли заставляю себя не двигаться.
– Полагаю, она пришла попрощаться. А потом… пропала.
Ее слова напоминают мне о том, что отвечал Нолан на мои вопросы о Лорелее: «Она оставила записку, где сообщала, что уезжает в родной город попрощаться, а потом отправилась бог знает куда, чтобы жить, как ей взбредется. Она не вернется».
Когда он говорил это, мне всегда казалось, будто в глубине души он боится, что однажды она вернется и похитит меня ночью, оставив его одного.
– Знаешь, – произносит бабу шка, сжав пальцы, – Лорелея оставила здесь свою косметику, когда приезжала в последний раз. Думаю, кое-что еще пригодно для использования. Если хочешь, я могу поискать для тебя.
Лорелея никогда не красилась дома, но перед выходом в свет всегда наносила идеальный макияж в стиле 1920-х годов. Возможно, ей казалось, что люди хотят видеть ее в образе Пташки или что ее не узнают, если она будет выглядеть иначе. В такие моменты она была великолепна.
«Тебе не нужна вся эта ерунда, Лола». Я закусываю губу. Голос Нолана в моей голове звучит так четко, будто он стоит рядом.
«Но ведь с макияжем я буду лучше вписываться в атмосферу “Ночной птицы”, – молча возражаю я. – Я буду больше похожа на Пташку. Даже нет – я стану ее новой, улучшенной версией. Пташка 2.0».
– Конечно, – отвечаю я бабушке. – Почему бы и нет?
У сарафана, который я взяла в шкафу, заниженная талия и плиссированная юбка. Пташка была в нем в первой сцене фильма. Я рассматриваю свое отражение в зеркале и пытаюсь понять, как я выгляжу в этой одежде, с этим макияжем, и тут за моей спиной появляется лицо. Я вздрагиваю. Чуть не выпрыгнула из проклятого платья от испуга.
– Так гораздо лучше, – удовлетворенно замечает бабушка. – Теперь ты так похожа на Лорелею!
– Я похожа на Пташку, – огрызаюсь я.
Как же сильно она меня напугала!
– Господи, этот город был здесь задолго до того, как вышел этот ужасный фильм!
Я ощущаю на плече невидимую руку Нолана. Его пальцы сжимаются до белых костяшек от ее презрительных слов.
– Сомневаюсь, что это город все еще был бы здесь, если бы не этот «ужасный» фильм.
На мгновение бабушка теряет дар речи.
– Не умничай. Я всего лишь хотела сказать, что сейчас ты наконец выглядишь как надо.
Я подумываю сообщить ей о том, что на мне нет нижнего белья: интересно, это уже не будет «как надо»? Нет, наверное, не стоит подкалывать бабулю. По крайней мере сейчас.
Глава пятая
Теперь, когда я превратилась в настоящий к лон Пташки, бабушка буквально выгоняет меня из дома, чтобы закончить работу. Ну и отлично. Я не провела здесь и суток, но уже чувствую, как покрываюсь пылью и паутиной. Вдобавок ко всему я постоянно ощущаю призрачное присутствие Лорелеи. Что ж, по крайней мере, бабушка с радостью отпустила меня погулять. С Ноланом такое невообразимо. Правда, в глубине души я очень боюсь вернуться в дом и обнаружить нечто ужасное – как тогда, в квартире. Да уж. Нарушение правил, установленных Ноланом, может иметь пугающие последствия.
Хватит, Лола!
Думать так – не оптимально.
Я иду через лес в сторону города и предвкушаю встречу с «Ночной птицей» Нолана. Тропинка, виляющая между деревьями, усеяна мелкими камешками и опавшими листьями. Грязь чавкает под ногами, и вскоре на моих туфлях не остается чистого места.
Я держу в уме список мест из «Ночной птицы», которые хотелось бы увидеть вживую: Easy Diner, разрушенную церковь, пещеры… Но тогда нужно будет посмотреть их в том порядке, в каком они появлялись в «Ночной птице». Когда я расскажу Нолану о своей поездке в Харроу-Лейк – а он точно будет ожидать от меня подробнейшего описания, – он заметит, что я нарушила порядок сцен. А это не оптимально.
Я направляюсь к главной улице города – Мейн-стрит, где начинается повествование в фильме. Я одета как Пташка в первой сцене, а значит, все идет по плану. А вот и Мейн-стрит с ее изящными фонарными столбами, словно застывшими в реверансе. Все магазины открыты, на тротуарах на удивление много народу для такого маленького городишки. Но тут я вспоминаю про фестиваль «Ночной птицы», о котором упоминал Грант. Наверное, здесь не только местные, но и туристы. Сложно сказать: все они выглядят так, будто одеты в костюмы из фильма.
Я постоянно проверяю телефон в надежде на то, что Грант преувеличивал насчет плохой связи в городе. Но нет. Неожиданно мои шаги попадают в ритм фортепианной мелодии, доносящейся из невидимых динамиков. Прохожие идеально отыгрывают свои роли – желают доброго утра, приподнимают шляпы в знак приветствия… Приторная старомодная учтивость. Люди на улицах почему-то кажутся одинаковыми, и это начинает немного раздражать. И тут я понимаю, в чем дело: почти все – белые. Еще одно напоминание о том, насколько далеко я сейчас от Нью-Йорка. Я замечаю, что некоторые прохожие смотрят на меня с любопытством. Слава богу, Нолану всегда удавалось прятать меня от посторонних глаз (он берет меня только на мероприятия, связанные с киноиндустрией, и вечеринки со строгим запретом на телефоны, камеры и социальные сети), но в этом платье я очень напоминаю Пташку – и люди, конечно же, пялятся. Почему-то эта мысль не особо тревожит меня (а должна бы). Просто идя по этой улице, я чувствую себя плодом чьей-то фантазии – как будто здесь я другой человек. Никакого Ларри, который пытается утащить меня домой. Никакого Нолана, ждущего в квартире.