Мистер Джиттерс

– Господи, Лола, – устало бормочет Ларри. – Что мы будем делать со всем этим… дерьмом? Не могу поверить, что произошла такая лажа. Я должен был… – Он сокрушенно трясет головой.

Я апатично изучаю пятно на галстуке Ларри, будто в нем кроется ответ на вопрос, как наша жизнь за одну ночь превратилась в кровавое месиво. Похоже на пятно от буррито. Кажется, оно не сможет ответить на мои вопросы.

– Ладно. Харроу-Лейк так Харроу-Лейк, – говорю я, хотя Ларри не интересовался моим мнением. – Очевидно, Нолан хотел бы от нас именно этого.

– Вот и отлично. – Напряжение под уродливым костюмом ослабевает. – Не знаю, сколько он проведет в больнице, но точно не меньше нескольких недель. А потом ему, скорее всего, понадобится уход дома. Если Нолан не даст других указаний, ты сможешь вернуться, как только он будет готов принимать посетителей. Максимум через два-три дня…

– Стоп. Ты что, не едешь?

Ларри всегда остается со мной, когда Нолан уезжает по работе и не может взять меня с собой. Всегда. Даже если Нолану придется нанять нового ассистента на месте.

– Я нужен Нолану здесь, чтобы разобраться со всеми делами, – стоически продолжает Ларри. – Так что на этот раз ты едешь одна. Уверен, твоя бабушка прекрасно позаботится о тебе в Индиане.

Ларри, видимо, думает, что я боюсь одиночества. И я правда немного боюсь. Вчерашним вечером, шатаясь по улицам города, который я иногда называю своим домом, я все равно чувствовала невидимую нить вокруг запястья, протянувшуюся на десяток миль и связывающую меня с Ноланом. Но дотянется ли эта нить до Индианы? Или оборвется по пути, оставив меня одну?

Свободной от него…

Быстрая и скользкая мыслишка. Как золотая рыбка.

– Возможно, полицейские захотят поговорить с тобой еще раз, – продолжает Ларри. – Но они вполне могут подождать, пока ты вернешься. Как я уже сказал, это ненадолго.

– Мне нужно забрать кое-какие вещи в квартире. Меня ведь туда впустят?

– В этом нет необходимости. Я собрал для тебя чемодан, когда поднимался, чтобы просмотреть записи с камер видеонаблюдения, – говорит Ларри, вставая.

Я даже не подумала об этом. Конечно же, нападавший не мог пройти мимо камер.

– Ты видел, кто это был?

Ларри смотрит мне в глаза и быстро отводит взгляд.

– На записях ничего нет. Какой-то глюк в системе. Ладно, я, наверное, подгоню машину?

Он уходит прежде, чем я успеваю ответить. Я продолжаю сидеть, прокручивая в голове его слова. Каким образом запись могла оказаться пустой? Значит ли это, что на Нолана напал профессионал, умеющий заметать следы? Или… Записей с камер нет, потому что Ларри их удалил? У него есть ключи. Он знает, как устроена система безопасности. И он знал, что меня не было дома. Эта мысль въедается в мозг и не дает мне покоя. Неужели Ларри мог так поступить с Ноланом? Я снова и снова задаю себе этот вопрос. Пытаюсь представить, как Ларри делает это – достает нож и… Я нервно сглатываю. Нет, Ларри не смог бы. По крайней мере, с Ноланом. К тому же он из тех, кто в случае чего предпочитает полагаться на собственные кулаки.

Я ищу палату, где лежит Нолан. У дверей двое охранников. Они молча кивают: значит, я могу войти, если хочу. Но я не хочу. Я прижимаю ладонь к окошку палаты, и кончики пальцев белеют от давления. Нолан выглядит ослабленным и уставшим. Он никогда не бывает таким, даже когда спит. Все эти трубки и провода делают его таким обычным. Старым. Разбитым.

Нет.

Нолан Нокс не может быть так принижен. Как будто он никто. Я опускаю руку, оставив на окне слабый отпечаток.

– Скажи, что я приходила, – шепчу я тающему отпечатку.

Он не отвечает.





Глава третья




– Вы моя бабушка? – спрашиваю я мужчину в аэропорту, держащего в руках табличку с моим именем.

Он не смеется, лишь хмурится.

– Я Грант, – отвечает он, не уточняя, имя это или фамилия. – А ты, наверное, Лола. Твоя бабушка попросила тебя встретить.

Он не худой, но почему-то кажется костлявым. В рубашке, штанах с подтяжками и поношенных, но хорошенько отполированных сапогах он напоминает пешего путешественника. На вид ему лет сорок; коротко остриженные волосы уже начали редеть, а вокруг рта проступили глубокие морщины.

– Можно было никого не присылать, – говорю я, не двигаясь с места. – Я могла бы вызвать такси.

Пикап за его спиной очень смахивает на автомобиль серийного убийцы.

– Ни один таксист не поедет отсюда в Харроу-Лейк, – говорит Грант. – Но ты, наверное, могла бы взять машину напрокат, если прокат Рассела еще работает. Посмотреть?

Он ухмыляется, словно знает наверняка, что у меня нет водительских прав.

«Этого мне только не хватало, – сказал мне как-то Нолан. – И кстати, куда ты поедешь?»

– В принципе ты могла бы попробовать дойти пешком, – продолжает Грант, пожимая плечами. – До дома миссис Маккейб вполне можно добраться за день-два.


Мойра Маккейб. Ларри назвал это имя в аэропорту Нью-Йорка, сунув мне в зубы чемодан и пообещав делиться новостями. В дорогу он дал мне одну из кредиток Нолана, паспорт и паршивый предоплаченный телефон, с которого я уже дважды позвонила в больницу. Мне показалось странным, что у Ларри был наготове мой паспорт, как будто он ждал случая его использовать, но потом я вспомнила, что мы собирались уезжать в Париж. Да, сейчас я могла быть во Франции. Меня захлестывает горячая волна гнева, и я стискиваю зубы.

Ларри узнал о переезде раньше меня. Хотя чего я удивляюсь: он ведь, скорее всего, решал все вопросы по поездке. Но мне по-прежнему не дает покоя мысль, что Нолану всегда было важнее сообщить новость не мне, а Ларри. Казалось, будто он снова и снова отодвигает меня на задний план.

И правильно казалось. Ведь сейчас именно я торчу в какой-то богом забытой дыре – лишь бы не мешалась под ногами.

Мой палец зависает над экраном телефона. Я снова хочу позвонить Нолану, но до сих пор мне удавалось поговорить лишь с бесконечным числом сотрудников больницы. Нолан в хорошем месте… идет на поправку, как и ожидается… ему нужно отдыхать… и все такое. Звучит так, словно они зачитывают ободрительные клише из списка (уж я-то без труда могу распознать заготовленные списки).

Мне остается лишь довериться этому незнакомцу и послушно пойти за ним. Я отправляю Ларри фотографию Гранта на случай, если он все-таки окажется серийным убийцей, и иду к машине.

– Куда я могу положить чемодан, мистер Грант? – Я улыбаюсь ему так же, как и Ларри, – при помощи механического сокращения мышц.

– Я позабочусь об этом, милая. – Он закидывает чемодан в багажник пикапа и накрывает его брезентом. – И да, зови меня просто Грант.

К тому моменту, когда я занимаю место рядом с ним, Грант успевает осмотреть меня с ног до головы. Я буравлю его взглядом. Ухмыльнувшись, он наконец отворачивается.



Резко распахнув глаза, я обнаруживаю, что пикап едет через лес. Руки Гранта двигаются как на зацикленной видеозаписи, перемещаясь с руля на коробку передач и обратно. Когда я смотрела в окно в последний раз, мы ехали по длинному полупустому шоссе. А теперь в свете фар я могу различить лишь грязную проселочную дорогу. Так, значит, это и есть Харроу-Лейк? Или мы едем не туда? Я представляю хижину в лесу с ножами и капканами или апокалиптический бункер с дыркой в полу. Тянусь за телефоном на соседнем сиденье.

– Привет, соня, – говорит Грант, и я вздрагиваю от неожиданности, едва не выронив телефон из рук.

Кажется, он наблюдал за мной всю дорогу.

– Где мы?

– Почти приехали. Главная дорога в город проходит мимо кемпинга на западном берегу озера, – отвечает Грант. – Ее легче найти. Но она в основном для неместных. А мы едем по второстепенной дороге.

– Неместных?

– Ага. Во время летнего фестиваля куча народу приезжает посмотреть, где снимали «Ночную птицу»…

Я выросла среди людей, которые восторженно шептали «Ночная птица!», когда встречали Нолана на улице. Я смотрела его культовую работу сотни раз. Благодаря этому фильму мои родители познакомились и стали знаменитыми, хотя Лорелея больше никогда не снималась в кино. Некоторое время она играла роль жены и матери, а потом ей, видимо, надоело, и она решила стать кем-то иным.

– Он тебе не очень-то пригодится, – замечает Грант, указывая на телефон в моих руках. – По крайней мере, в Харроу-Лейке. В котловине не ловит мобильная связь.

– И как же мне тогда звонить? Я должна быть на связи с больницей.

– Думаю, у твоей бабули есть стационарный телефон.

– Думаете?

Именно в этот момент он решает стать немногословным.



Мы огибаем темный водоем. Впереди маячат огни улиц. Это Харроу-Лейк – городок и озеро, давшее ему название. Интересно, разозлится ли Нолан, узнав, что я побывала здесь? Одно дело – включить пункт в завещание. Это что-то очень отдаленное, неопределенное… нереальное. Если бы он действительно хотел, чтобы я увидела Харроу-Лейк, он мог привезти меня сюда сам. Показать мне город, который в некотором смысле создал. Город, где родился его шедевр.

Даже если он разозлится, я попробую переубедить его: например, скажу, что поездка в Харроу-Лейк – отличная возможность узнать что-нибудь новое о его главном фильме. Оптимальное решение.

Здесь очень изящные фонарные столбы – изогнутые, с двумя стеклянными светильниками. Они напоминают чопорных старушек, пытающихся унести свет в ведрах. Я машу им рукой, но так и не дожидаюсь ответного приветствия. Мимо мелькают витрины магазинов, в которых отражается мое уставшее лицо. За домами виднеется озеро, похожее на огромный темный спящий глаз. Оно настолько большое, что в сумерках не видно другого берега. Мы медленно плетемся по главной улице городка за другими машинами. Над дверями старомодных дощатых домиков можно различить нарисованные вручную вывески вроде «Продуктовый Гарланда», «Закусочная Easy Diner», «Гостевой дом Ромера» и «Снасти и наживка у Тейлора». Я знаю все эти места. Это «Ночная птица» во плоти, живые, дышащие декорации. Чужие и знакомые одновременно.

В некоторых помещениях еще горит свет: люди развешивают плакаты и разноцветные гирлянды. На мгновение сердце болезненно сжимается: в одном из окон я вижу лицо своей мамы. Но это всего лишь фото – очередной рекламный плакат «Ночной птицы».

– Все уже готовятся к параду на следующей неделе, – объясняет Грант, указывая на украшения. – Он открывает недельный фестиваль, который мы проводим каждое лето для оголтелых фанатов «Ночной птицы», чтобы они могли посмотреть, где снималось кино, и не доставали нас весь остальной год.

Кажется, этот фестиваль – не самое долгожданное событие в календаре Гранта.

– Подумай, может, ты тоже захочешь поучаствовать в параде. Все местные детишки идут. Обсуди с бабулей. Уверен, она…

– Я уже уеду к тому времени.

«Не больше трех дней», – пообещал Ларри.

Если только Нолан не…

Нет. Никаких «если».

Сквозь шум мотора пробивается какая-то слабая мелодия. Не могу узнать песню, но это точно что-то старое, знакомое. По рукам, разрисованным черными чернилами, пробегают мурашки. За витринами магазинов и забегаловок я замечаю еще одно небольшое здание. Фонарь освещает старую вывеску: «Музей и сувениры Брина». Вдруг в круге бледного света появляется человек. Наверное, это хозяин пришел запереть дверь. Но в этой фигуре есть что-то тревожное, неправильное. Высокая и худая, словно искусственно растянутая, она как-то странно замерла в свете фонаря.

– Все в порядке? – спрашивает Грант, и я перевожу взгляд на него.

Когда я снова поворачиваюсь к окну, у музея уже никого нет.

– Я просто… Мне показалось, что рядом с музеем кто-то стоял, но он уже ушел.