Мистер Джиттерс
Часть 22 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сколько времени я здесь провела? Почему Картер не пришел за мной? Я заснула? Нет. Это просто такое место, такой город, где время не движется вперед как положено. Где истории застревают в голове, словно зуб, впившийся в кожу. Кажется, Харроу-Лейк начал проникать в меня. Я бросаюсь к входной двери, мысленно молясь, чтобы она была открыта, и едва не спотыкаюсь о невидимую в темноте преграду. Поворачиваю дверную ручку. Дверной колокольчик издает громкое «диннь», и я подпрыгиваю от испуга. Слава богу, дверь не заперта. Кстати, почему она не заперта?
Снаружи город выглядит иначе. На Мейн-стрит припарковано несколько машин, но на улице уже темно, и все витрины магазинов давно погрузились в сон. Вокруг ни души. Дорогу освещают лишь уличные фонари, согнувшиеся, словно старушки. Харроу-Лейк – это замерший вдох.
Подобрав юбку, я торопливо сбегаю по ступенькам. Вдруг под пальцами что-то хрустит, и я испуганно отдергиваю руку. Спокойно, это всего лишь рисунок, который я стащила из архива и спрятала в карман.
Впереди маячит силуэт раскидистой плакучей ивы. Я ускоряю шаг, она уже совсем близко. Ветер теребит ветви дерева, и листья ивы тихонько шелестят в темноте, как будто кто-то гладит ее огромной рукой.
Но я не чувствую ветра.
Я отгоняю от себя эту мысль и смотрю вперед, на Мейн-стрит. Но тут кто-то тянет меня за платье, и я с трудом подавляю крик. Резко обернувшись, я вижу, что слишком близко подошла к дереву и одна из веток зацепилась за юбку. Я делаю несколько шагов назад. Кто-то затаился в тени ветвей. Я точно знаю.
– Кто здесь? Картер?
Тишина.
Он идет…
Я представляю Мистера Джиттерса в этом пустом замкнутом пространстве. Огромного тощего богомола с ужасающим оскалом.
Это невозможно.
Но когда ты один в темноте, невозможное обрастает костями и плотью.
«Не смеши меня, Лола. Я ожидал от тебя большего», – слышу я голос Нолана.
Боже, как бы я хотела поговорить с ним по-настоящему! Но мне ведь не может мерещиться этот тихий звук, исходящий из-под ветвей ивы? Словно скрип двери… Я бегу прочь, подгоняемая монотонным ритмом собственных шагов, который замедляется лишь тогда, когда я вижу впереди бабушкин дом. Лес поглощает все посторонние звуки.
Только поднявшись к себе, я обнаруживаю, что рисунок пропал из кармана юбки – как будто из тени плакучей ивы вылезла длинная рука с тонкими пальцами и незаметно умыкнула его. Я взяла набросок, чтобы Картер обратил на меня внимание. Что ж, я добилась внимания. Только не от него.
Я просыпаюсь в слезах. Грудь горит от всхлипов. По-прежнему темно. Кажется, время остановилось. Тишина. Лишь поскрипывают и тихо стонут деревянные перекрытия – как будто старый дом решил потянуться. Но я уже привыкла к этим звукам. Не помню, что мне снилось, но по-прежнему чувствую неприятное послевкусие. Ощущение полной разбитости. Меня словно разорвали на куски, а потом собрали обратно в случайном порядке, как в том фильме в музее.
Деревья тихонько колышутся на ветру. Я спала с открытым окном, потому что задыхаюсь без свежего воздуха в этом доме. Поднимаю глаза к потолку. Узоры занавесок отбрасывают причудливые тени, превращаясь в странных чудовищ. Недосягаемые, они нависают надо мной, двигаются и танцуют, и я не могу оторвать от них глаз. Я встаю, чтобы закрыть окно и прекратить этот театр теней на потолке, но, выглянув на улицу, вижу ее. Она снова там.
Сейчас спущусь и выцарапаю ей глаза. Будет знать, как следить за мной.
Она двигается с места, только на этот раз не в сторону леса, как раньше, а к дому. Она исчезает из поля зрения, и я слышу, как внизу хлопает дверь. Я круто разворачиваюсь и озираюсь: надо срочно забаррикадироваться. Но она уже здесь. Смотрит на меня из темного угла. Прикусив язык и изо всех сил сдерживая крик, я пячусь к кровати. Забравшись на нее, я прижимаюсь спиной к холодной стене. Но за моей спиной тоже прячутся чудовища. Под обоями.
– Лола.
Я различаю едва слышный шепот, только когда ее лицо освещается слабым лунным светом, проникающим сквозь занавески. Тянусь за телефоном. Только телефона-то и нет: теперь он где-то на дне подземного озера. Я нащупываю в темноте выключатель лампы, стоящей на прикроватной тумбочке.
Мне наконец удается разглядеть ее, и я в ужасе прикрываю рот рукой. Ее кожа покрыта паутиной шрамов, идущих от виска вниз по левой щеке, шее и тонкой бледной руке. Худое изможденное лицо, пристальный взгляд зеленых глаз. Ее идеальную улыбку портит лишь один покосившийся зуб. Мэри Энн. Но это невозможно. Она выглядит совершенно иначе: не как сломанная кукла, выброшенная в мусорный бак, но и не как маленькая черноволосая девочка, которую оживило мое воображение. Это абсолютно новое существо, рожденное в одном из самых темных уголков моего подсознания. Она росла вместе со мной и превратилась… пока не знаю во что.
– Лола, – шепчет она, совершенно не смущаясь света. – Ты плакала. Тебе снова снилась Лорелея?
Я растерянно мотаю головой. Этого просто не может быть. Мэри Энн искоса смотрит на меня. Почему-то сейчас она напоминает мне Ко, которую я видела в клетке в комнате Картера.
– Не ожидала меня увидеть? Разве ты не знаешь, что я никогда не оставлю тебя, несмотря ни на что?
Это та самая девочка, которую я видела за окном в первую ночь в Харроу-Лейке. И еще позже – когда она раскачивалась на калитке парка аттракционов. И в этой жуткой версии «Ночной птицы», которую я видела в музее, тоже была она. Она постепенно возвращалась, находя меня в минуты растерянности и отчаяния. А теперь она, кажется, окончательно выбралась из глубин подсознания.
– Двигайся, – шепелявит она, забираясь на кровать.
Я чувствую, как прогибается матрас. Слышу, как скрипят пружины. Замираю. Боюсь пошевелиться. Мэри Энн выключает свет и упорно тянет меня за руку, пока я не ложусь рядом. Ее кожа гладкая и прохладная. Я рассматриваю ее профиль. В том месте, где Ларри пробил ей голову, пепельную кожу покрывают заметные шрамы. Они напоминают следы чернильных линий на моей руке.
Кровь в трещинах…
– Что ты здесь делаешь? – шепчу я.
Она не отвечает.
– Что тебе нужно?
– Просто засыпай. И больше никаких плохих снов.
Я лежу в темноте, слушая ее мерное дыхание и нарастающий рев ветра за окном – кажется, целую вечность. И наконец до меня доходит. Конечно же, это сон. Очередной сон. Очень странный, но не более того. Я пытаюсь расслабить скованные мышцы, но ничего не выходит. Я отчетливо ощущаю ее рядом. Она кажется такой настоящей. Когда я просыпаюсь утром, ее уже нет. Ветер стих. Вокруг лишь звенящая тишина.
Глава пятнадцатая
Спина болит после беспокойной ночи, поэтому, выйдя из дома, я пытаюсь немного размяться. Сегодня официальное открытие фестиваля, и я надеюсь увидеть там Картера. Я хочу знать, что, черт возьми, произошло вчера в музее. Если бы он не бросил меня там, я бы никогда не наткнулась на этот кинозал. И возможно, тогда мне не снились бы кошмарные воображаемые девочки всю следующую ночь.
Когда я добираюсь до Мейн-стрит, парад уже в самом разгаре. Мимо людей, выстроившихся вдоль тротуара, проезжают ретроавтомобили – ранние модели «форда», «шевроле» и «дюрана», о которых я знаю лишь благодаря увлечению Нолана. Капоты и окна парадных автомобилей украшены гирляндами из осенних листьев. Следом за ними идут люди, одетые в толстые шерстяные пальто и шляпы, которые совершенно неуместны в летнюю жару, но в точности соответствуют осенним декорациям «Ночной птицы». За ними – толпа неряшливых подростков в костюмах одичавших горожан из последних сцен фильма. Они несут деревянные биты и вилы, словно вот-вот готовы загнать Пташку в угол. Но при этом все в прекрасном настроении, весело машут друзьям в толпе и поигрывают оружием. Нолан был бы в шоке.
– Ну разве не прелесть? – щебечет женщина рядом со мной и хватается за голову, приглядевшись к моему темно-синему платью. – О боже, ты так на нее похожа, просто жуть! Где ты раздобыла это очаровательное платьице? Выглядит так аутентично!
Она говорит с сильным южным акцентом, а ее версия вязаного платья Пташки настолько отвратительна, что мне даже становится немного обидно. Я молча киваю и едва заметно улыбаюсь в надежде, что она отстанет и пойдет болтать с кем-нибудь другим. Но нет.
– Волосы, конечно, длинноваты и немного темнее. Но даже без макияжа ты невероятно, просто до жути похожа на нее, милая. Слушай, я бы очень хотела выложить твое фото на фейсбуке: держу пари, мои друзья решат, что я встретила настоящую Пташку! Ты ведь не будешь против?
– Буду, – сухо отвечаю я.
Женщина хмурится, как будто не совсем поняла мои слова, поэтому я добавляю:
– Никаких фотографий.
Она внимательно приглядывается ко мне:
– А что, нельзя? Стой… ты… это… какая-то эта? Типа знаменитость?
Она начинает лихорадочно рыться в сумке, видимо, чтобы найти телефон и сфотографировать меня, хочу я этого или нет. Ребра распирает от нарастающей паники. Обычно в этот момент появляется Нолан – или хотя бы Ларри – и следит за тем, чтобы никто не смог подойти со своим чертовым фотоаппаратом.
«Прочь от моей дочери! Встретимся в суде! Понятно?» – слышу я рев Нолана за спиной.
Убежать? Накричать на нее? Какая реакция оптимальна?
Нолан! Что делать?
Нет ответа.
Черт!
Женщина торопливо нажимает какие-то кнопки на экране, и тут, не успев даже подумать, я выбиваю телефон из ее рук. Он падает на тротуар прямо под ноги участникам парада.
– Эй! Если ты сломала мой телефон, милочка, придется заплатить…
Но я уже ухожу прочь. Сердце стучит так громко, что я едва слышу вопли и ругательства женщины, летящие мне в спину. Вскоре я растворяюсь в толпе, которая образует между нами надежную подушку безопасности. Отойдя на приличное расстояние и убедившись, что меня точно не видно, я выбираю новое место для наблюдения за парадом и расплываюсь в довольной ухмылке. Может, и не стоило этого делать, но я почему-то почувствовала, что это оптимально.
Я всматриваюсь в лица жителей Харроу-Лейка, участвующих в шествии, и пытаюсь разглядеть среди них официальную исполнительницу роли Пташки. И наконец я вижу ее. Она идет перед оголодавшими горожанами в сливовом платье, в котором Лорелея была в финальной сцене. Волосы опускаются на плечи аккуратными светлыми волнами, на лице идеальный макияж: яркие губы и темные растушеванные тени. Я не видела ее раньше. Но зато я знаю девушку, идущую рядом с ней в грязной рубашке и с киркой в руках. Словно почувствовав мой взгляд, Кора оборачивается. Она выглядит точно так же, как обычно, – только щеки немного запачканы грязью, а выражение лица недвусмысленно говорит о том, что она не в восторге от происходящего. Кора ускользает из процессии и пробирается через толпу ко мне.
– Ты же вроде собиралась уехать до парада? – спрашивает она, наклоняясь поближе, чтобы я могла расслышать ее сквозь гомон толпы.
– Планы слегка поменялись, – натянуто отвечаю я: по-прежнему жутко злюсь на Ларри.
– Ну я рада, что ты смогла сюда дойти и не потерялась в очередной раз, – язвительно замечает Кора. – Если бы мама не сказала, что нашла тебя ночью в лесу, когда ты должна была встретиться со мной и моими друзьями у озера, я бы страшно обиделась. Картер тоже переживает: вчера ты исчезла из музея без каких-либо объяснений. Но я сказала, что, скорее всего, он тебе ужасно надоел и ты запрыгнула в ближайший самолет до Нью-Йорка.
– Он здесь? – спрашиваю я, озираясь.
Когда я поворачиваюсь обратно, Кора хитро улыбается.
– Что?
– Скоро придет. Ладно, в любом случае рада тебя видеть. Ты напоминаешь мне о том, что за пределами Харроу-Лейка реально есть другой мир.
Не знаю, какой мир она себе представляет, глядя на меня, но, по крайней мере, Кора не видит во мне копию матери, и мне это нравится. Я киваю в сторону девушки, одетой как Пташка. В данный момент она хватается за волосы в поддельном ужасе; процессия движется дальше. Судя по тому, как шевелюра сползает на макушку, девушка в парике.
– Кто это?
Кора неприязненно морщится:
– А, это Мэри Коннер. В этом году она впервые играет роль Пташки.
– А тебе когда-нибудь приходилось? – интересуюсь я.
– Мне? Играть Пташку? – усмехается Кора. – Боже упаси! Гретхен, сестра Мэри, была Пташкой три года подряд, но прошлым летом бесследно пропала. До нее была Мэйси Паркс. В последний раз ее видели плавающей в озере – весной, за год до того, как ее сменила Гретхен. Так что нет, спасибо: в обозримой перспективе я бы не хотела иметь никакого отношения к этой роли.
Кора окидывает взглядом мое платье и немного ежится.
– Ты хочешь сказать, что здесь уже много лет подряд пропадают девушки, одетые как Пташка, и никто ничего не предпринимает? – спрашиваю я, скрестив руки на груди.
Кора вздыхает:
Снаружи город выглядит иначе. На Мейн-стрит припарковано несколько машин, но на улице уже темно, и все витрины магазинов давно погрузились в сон. Вокруг ни души. Дорогу освещают лишь уличные фонари, согнувшиеся, словно старушки. Харроу-Лейк – это замерший вдох.
Подобрав юбку, я торопливо сбегаю по ступенькам. Вдруг под пальцами что-то хрустит, и я испуганно отдергиваю руку. Спокойно, это всего лишь рисунок, который я стащила из архива и спрятала в карман.
Впереди маячит силуэт раскидистой плакучей ивы. Я ускоряю шаг, она уже совсем близко. Ветер теребит ветви дерева, и листья ивы тихонько шелестят в темноте, как будто кто-то гладит ее огромной рукой.
Но я не чувствую ветра.
Я отгоняю от себя эту мысль и смотрю вперед, на Мейн-стрит. Но тут кто-то тянет меня за платье, и я с трудом подавляю крик. Резко обернувшись, я вижу, что слишком близко подошла к дереву и одна из веток зацепилась за юбку. Я делаю несколько шагов назад. Кто-то затаился в тени ветвей. Я точно знаю.
– Кто здесь? Картер?
Тишина.
Он идет…
Я представляю Мистера Джиттерса в этом пустом замкнутом пространстве. Огромного тощего богомола с ужасающим оскалом.
Это невозможно.
Но когда ты один в темноте, невозможное обрастает костями и плотью.
«Не смеши меня, Лола. Я ожидал от тебя большего», – слышу я голос Нолана.
Боже, как бы я хотела поговорить с ним по-настоящему! Но мне ведь не может мерещиться этот тихий звук, исходящий из-под ветвей ивы? Словно скрип двери… Я бегу прочь, подгоняемая монотонным ритмом собственных шагов, который замедляется лишь тогда, когда я вижу впереди бабушкин дом. Лес поглощает все посторонние звуки.
Только поднявшись к себе, я обнаруживаю, что рисунок пропал из кармана юбки – как будто из тени плакучей ивы вылезла длинная рука с тонкими пальцами и незаметно умыкнула его. Я взяла набросок, чтобы Картер обратил на меня внимание. Что ж, я добилась внимания. Только не от него.
Я просыпаюсь в слезах. Грудь горит от всхлипов. По-прежнему темно. Кажется, время остановилось. Тишина. Лишь поскрипывают и тихо стонут деревянные перекрытия – как будто старый дом решил потянуться. Но я уже привыкла к этим звукам. Не помню, что мне снилось, но по-прежнему чувствую неприятное послевкусие. Ощущение полной разбитости. Меня словно разорвали на куски, а потом собрали обратно в случайном порядке, как в том фильме в музее.
Деревья тихонько колышутся на ветру. Я спала с открытым окном, потому что задыхаюсь без свежего воздуха в этом доме. Поднимаю глаза к потолку. Узоры занавесок отбрасывают причудливые тени, превращаясь в странных чудовищ. Недосягаемые, они нависают надо мной, двигаются и танцуют, и я не могу оторвать от них глаз. Я встаю, чтобы закрыть окно и прекратить этот театр теней на потолке, но, выглянув на улицу, вижу ее. Она снова там.
Сейчас спущусь и выцарапаю ей глаза. Будет знать, как следить за мной.
Она двигается с места, только на этот раз не в сторону леса, как раньше, а к дому. Она исчезает из поля зрения, и я слышу, как внизу хлопает дверь. Я круто разворачиваюсь и озираюсь: надо срочно забаррикадироваться. Но она уже здесь. Смотрит на меня из темного угла. Прикусив язык и изо всех сил сдерживая крик, я пячусь к кровати. Забравшись на нее, я прижимаюсь спиной к холодной стене. Но за моей спиной тоже прячутся чудовища. Под обоями.
– Лола.
Я различаю едва слышный шепот, только когда ее лицо освещается слабым лунным светом, проникающим сквозь занавески. Тянусь за телефоном. Только телефона-то и нет: теперь он где-то на дне подземного озера. Я нащупываю в темноте выключатель лампы, стоящей на прикроватной тумбочке.
Мне наконец удается разглядеть ее, и я в ужасе прикрываю рот рукой. Ее кожа покрыта паутиной шрамов, идущих от виска вниз по левой щеке, шее и тонкой бледной руке. Худое изможденное лицо, пристальный взгляд зеленых глаз. Ее идеальную улыбку портит лишь один покосившийся зуб. Мэри Энн. Но это невозможно. Она выглядит совершенно иначе: не как сломанная кукла, выброшенная в мусорный бак, но и не как маленькая черноволосая девочка, которую оживило мое воображение. Это абсолютно новое существо, рожденное в одном из самых темных уголков моего подсознания. Она росла вместе со мной и превратилась… пока не знаю во что.
– Лола, – шепчет она, совершенно не смущаясь света. – Ты плакала. Тебе снова снилась Лорелея?
Я растерянно мотаю головой. Этого просто не может быть. Мэри Энн искоса смотрит на меня. Почему-то сейчас она напоминает мне Ко, которую я видела в клетке в комнате Картера.
– Не ожидала меня увидеть? Разве ты не знаешь, что я никогда не оставлю тебя, несмотря ни на что?
Это та самая девочка, которую я видела за окном в первую ночь в Харроу-Лейке. И еще позже – когда она раскачивалась на калитке парка аттракционов. И в этой жуткой версии «Ночной птицы», которую я видела в музее, тоже была она. Она постепенно возвращалась, находя меня в минуты растерянности и отчаяния. А теперь она, кажется, окончательно выбралась из глубин подсознания.
– Двигайся, – шепелявит она, забираясь на кровать.
Я чувствую, как прогибается матрас. Слышу, как скрипят пружины. Замираю. Боюсь пошевелиться. Мэри Энн выключает свет и упорно тянет меня за руку, пока я не ложусь рядом. Ее кожа гладкая и прохладная. Я рассматриваю ее профиль. В том месте, где Ларри пробил ей голову, пепельную кожу покрывают заметные шрамы. Они напоминают следы чернильных линий на моей руке.
Кровь в трещинах…
– Что ты здесь делаешь? – шепчу я.
Она не отвечает.
– Что тебе нужно?
– Просто засыпай. И больше никаких плохих снов.
Я лежу в темноте, слушая ее мерное дыхание и нарастающий рев ветра за окном – кажется, целую вечность. И наконец до меня доходит. Конечно же, это сон. Очередной сон. Очень странный, но не более того. Я пытаюсь расслабить скованные мышцы, но ничего не выходит. Я отчетливо ощущаю ее рядом. Она кажется такой настоящей. Когда я просыпаюсь утром, ее уже нет. Ветер стих. Вокруг лишь звенящая тишина.
Глава пятнадцатая
Спина болит после беспокойной ночи, поэтому, выйдя из дома, я пытаюсь немного размяться. Сегодня официальное открытие фестиваля, и я надеюсь увидеть там Картера. Я хочу знать, что, черт возьми, произошло вчера в музее. Если бы он не бросил меня там, я бы никогда не наткнулась на этот кинозал. И возможно, тогда мне не снились бы кошмарные воображаемые девочки всю следующую ночь.
Когда я добираюсь до Мейн-стрит, парад уже в самом разгаре. Мимо людей, выстроившихся вдоль тротуара, проезжают ретроавтомобили – ранние модели «форда», «шевроле» и «дюрана», о которых я знаю лишь благодаря увлечению Нолана. Капоты и окна парадных автомобилей украшены гирляндами из осенних листьев. Следом за ними идут люди, одетые в толстые шерстяные пальто и шляпы, которые совершенно неуместны в летнюю жару, но в точности соответствуют осенним декорациям «Ночной птицы». За ними – толпа неряшливых подростков в костюмах одичавших горожан из последних сцен фильма. Они несут деревянные биты и вилы, словно вот-вот готовы загнать Пташку в угол. Но при этом все в прекрасном настроении, весело машут друзьям в толпе и поигрывают оружием. Нолан был бы в шоке.
– Ну разве не прелесть? – щебечет женщина рядом со мной и хватается за голову, приглядевшись к моему темно-синему платью. – О боже, ты так на нее похожа, просто жуть! Где ты раздобыла это очаровательное платьице? Выглядит так аутентично!
Она говорит с сильным южным акцентом, а ее версия вязаного платья Пташки настолько отвратительна, что мне даже становится немного обидно. Я молча киваю и едва заметно улыбаюсь в надежде, что она отстанет и пойдет болтать с кем-нибудь другим. Но нет.
– Волосы, конечно, длинноваты и немного темнее. Но даже без макияжа ты невероятно, просто до жути похожа на нее, милая. Слушай, я бы очень хотела выложить твое фото на фейсбуке: держу пари, мои друзья решат, что я встретила настоящую Пташку! Ты ведь не будешь против?
– Буду, – сухо отвечаю я.
Женщина хмурится, как будто не совсем поняла мои слова, поэтому я добавляю:
– Никаких фотографий.
Она внимательно приглядывается ко мне:
– А что, нельзя? Стой… ты… это… какая-то эта? Типа знаменитость?
Она начинает лихорадочно рыться в сумке, видимо, чтобы найти телефон и сфотографировать меня, хочу я этого или нет. Ребра распирает от нарастающей паники. Обычно в этот момент появляется Нолан – или хотя бы Ларри – и следит за тем, чтобы никто не смог подойти со своим чертовым фотоаппаратом.
«Прочь от моей дочери! Встретимся в суде! Понятно?» – слышу я рев Нолана за спиной.
Убежать? Накричать на нее? Какая реакция оптимальна?
Нолан! Что делать?
Нет ответа.
Черт!
Женщина торопливо нажимает какие-то кнопки на экране, и тут, не успев даже подумать, я выбиваю телефон из ее рук. Он падает на тротуар прямо под ноги участникам парада.
– Эй! Если ты сломала мой телефон, милочка, придется заплатить…
Но я уже ухожу прочь. Сердце стучит так громко, что я едва слышу вопли и ругательства женщины, летящие мне в спину. Вскоре я растворяюсь в толпе, которая образует между нами надежную подушку безопасности. Отойдя на приличное расстояние и убедившись, что меня точно не видно, я выбираю новое место для наблюдения за парадом и расплываюсь в довольной ухмылке. Может, и не стоило этого делать, но я почему-то почувствовала, что это оптимально.
Я всматриваюсь в лица жителей Харроу-Лейка, участвующих в шествии, и пытаюсь разглядеть среди них официальную исполнительницу роли Пташки. И наконец я вижу ее. Она идет перед оголодавшими горожанами в сливовом платье, в котором Лорелея была в финальной сцене. Волосы опускаются на плечи аккуратными светлыми волнами, на лице идеальный макияж: яркие губы и темные растушеванные тени. Я не видела ее раньше. Но зато я знаю девушку, идущую рядом с ней в грязной рубашке и с киркой в руках. Словно почувствовав мой взгляд, Кора оборачивается. Она выглядит точно так же, как обычно, – только щеки немного запачканы грязью, а выражение лица недвусмысленно говорит о том, что она не в восторге от происходящего. Кора ускользает из процессии и пробирается через толпу ко мне.
– Ты же вроде собиралась уехать до парада? – спрашивает она, наклоняясь поближе, чтобы я могла расслышать ее сквозь гомон толпы.
– Планы слегка поменялись, – натянуто отвечаю я: по-прежнему жутко злюсь на Ларри.
– Ну я рада, что ты смогла сюда дойти и не потерялась в очередной раз, – язвительно замечает Кора. – Если бы мама не сказала, что нашла тебя ночью в лесу, когда ты должна была встретиться со мной и моими друзьями у озера, я бы страшно обиделась. Картер тоже переживает: вчера ты исчезла из музея без каких-либо объяснений. Но я сказала, что, скорее всего, он тебе ужасно надоел и ты запрыгнула в ближайший самолет до Нью-Йорка.
– Он здесь? – спрашиваю я, озираясь.
Когда я поворачиваюсь обратно, Кора хитро улыбается.
– Что?
– Скоро придет. Ладно, в любом случае рада тебя видеть. Ты напоминаешь мне о том, что за пределами Харроу-Лейка реально есть другой мир.
Не знаю, какой мир она себе представляет, глядя на меня, но, по крайней мере, Кора не видит во мне копию матери, и мне это нравится. Я киваю в сторону девушки, одетой как Пташка. В данный момент она хватается за волосы в поддельном ужасе; процессия движется дальше. Судя по тому, как шевелюра сползает на макушку, девушка в парике.
– Кто это?
Кора неприязненно морщится:
– А, это Мэри Коннер. В этом году она впервые играет роль Пташки.
– А тебе когда-нибудь приходилось? – интересуюсь я.
– Мне? Играть Пташку? – усмехается Кора. – Боже упаси! Гретхен, сестра Мэри, была Пташкой три года подряд, но прошлым летом бесследно пропала. До нее была Мэйси Паркс. В последний раз ее видели плавающей в озере – весной, за год до того, как ее сменила Гретхен. Так что нет, спасибо: в обозримой перспективе я бы не хотела иметь никакого отношения к этой роли.
Кора окидывает взглядом мое платье и немного ежится.
– Ты хочешь сказать, что здесь уже много лет подряд пропадают девушки, одетые как Пташка, и никто ничего не предпринимает? – спрашиваю я, скрестив руки на груди.
Кора вздыхает: