Миры Бесконечности

– Иногда находить хорошее в людях очень сложно. Но я верю, что так правильно. – Я перевожу взгляд на свои руки. – А вдруг, чтобы быть Героем, нужно не только спасать жизни или обладать небывалой храбростью. Но и знать, как уберечь свое сердце от тьмы, даже если она окружает тебя.

Гил делает глубокий вдох:

– Ты самый упрямый человек из всех, кого я когда-либо встречал. Представляешь?

– И ты считаешь, что я ошибаюсь?

Он смотрит на ветви над нашими головами:

– Я считаю, что уже поздно и в Поселении захотят услышать то, что ты узнала.

– Это их напугает, – серьезно говорю я. – И они станут еще упорнее стараться закончить войну.

– Так и должно быть.

– Ты всегда утверждал, что у нас мало времени. И если кто-то еще сомневался в этом, то теперь перестанут.

– Даже ты? – хмуро спрашивает он.

Я потираю лоб, чувствуя, как наваливается усталость.

– Ты постоянно подвергаешь сомнениям мою преданность, но последние два дня меня преследовали Колонисты, призрак и кошмарное чудовище, и я скорее всего скинула несколько килограммов. Так что давай не будем растрачивать наши великолепные аргументы попусту и просто сменим тему.

Уголок его рта дергается, но озорной блеск в глазах тут же сменяется внимательным взглядом.

И я чувствую, как мышцы на лице напрягаются, а щеки начинают гореть.

– Почему ты так на меня смотришь?

– Почему ты выпрыгнула из летуна? – спустя пару мгновений спрашивает он, но в его голосе больше не слышно резких ноток.

Я ерзаю на траве, старясь не смотреть на засохшие пятна крови, которые покрывают одежду.

– Потому что решила, что лишь так Ахмет и Тео смогут спастись.

Гил пристально смотрит мне в глаза:

– Ты пожертвовала собой ради Сопротивления?

– Не ради Сопротивления, а ради людей. Кроме того, я почти не сомневалась, что через какое-то время за мной вернутся.

«Вернее, я надеялась, что кто-нибудь сделает это», – думаю я, но тут еще одна мысль заставляет меня нахмуриться:

– Раз ты здесь, значит, они благополучно добрались до Поселения?

– С ними все в порядке. Хотя найти тебя оказалось нелегко, – говорит он. – Может, Ахмет и понимает, как перемещаться по изменяющимся ландшафтам, но поиск нужного – совершенно иное.

– Я сожалею. И не хотела подвергать опасности остальных, – отводя взгляд, говорю я.

Некоторое время мы сидим в тишине.

– Ты совершила очень храбрый поступок. Тебе не за что извиняться. – И прежде чем я успеваю обдумать ответ, Гил добавляет: – Скоро стемнеет, а нам предстоит долгий путь.

Мы пробираемся через джунгли, держась в нескольких метрах друг от друга. Из-за этого мы не разговариваем, и мне даже удается залечить некоторые раны на руках.

Но когда наступает ночь, становится все труднее рассмотреть, куда ступаешь, так что я сокращаю разделяющее нас расстояние, чтобы не отстать больше.

Через какое-то время Гил останавливается у увитого лианами и колючими листьями дерева. А как только я дохожу до него, подстраивается под мой шаг и вытягивает руку перед собой. На его ладони вспыхивает маленький белый огонек.

С мгновение он смотрит на меня. Свет смягчает тени на его лице, и мне отчего-то становится трудно отвести взгляд. И приходится приложить усилия, чтобы вновь направить все свое внимание на дорогу.

Мы продолжаем спускаться по неровной тропинке, проваливаясь во влажную почву и мокрые листья. Я смотрю на огонек впереди в надежде отвлечь свои мысли, но любопытство затмевает все остальное:

– Ты встречал Кошмарников в герцогстве Войны?

Его молчание говорит за него.

– Когда он окутал меня, мне показалось, что я слышала твой крик, – признаюсь я чуть громче шороха листвы под ногами. – Ощутила твои страхи.

Его шаги замедляются, а следом и мои.

– Но они были связаны не только с пытками, но и с опасением быть брошенным. – Я старательно не смотрю на него. – Ты боишься, что тебя снова оставят?


Он вздыхает:

– Мои страхи… сложны. И хотя Кошмарники не показывают образы, ты прекрасно все ощущаешь. И я чувствую себя запертым в коробке, в замке которой кто-то поворачивает ключ. Кто-то, кого я знаю и люблю. Я чувствую себя запертым, ограниченным маленьким пространством, из которого никогда не смогу выбраться, какие бы усилия ни прилагал.

– Ничего удивительного в том, что ты боишься лишиться свободы, – говорю я. – Думаю, все жители Поселения боятся этого. Разве не за это мы боремся?

Он качает головой:

– На самом деле я больше боюсь, что меня предадут.

Огонек в руке Гила отражается в изогнутых ветвях деревьев, нависающих над нами.

– Знаю, ты пережил в Войне столько всего, что мне и не вообразить. И… мне не следовало так пренебрежительно относиться к этому. – Локоть начинает покалывать от фантомных болей, вызванных воспоминанием Гила о том, как ему оторвали руку.

– Я показал тебе свои воспоминания не для того, чтобы вызвать сочувствие, – холодно замечает он.

– Это называется «сострадание», – огрызаюсь я. – Если люди не попытаются понять друг друга, то они никогда не перестанут воевать.

Мы подныриваем под низкорастущую ветку и несколько долгих минут молча пробираемся по мокрому мху и влажной земле.

– Я воюю не с тобой, – наконец говорит он.

– А я не с тобой, – отвечаю я, и это похоже на небольшое перемирие между нами.

В тишине мы пробираемся сквозь деревья, пока не выходим на пляж. Гил сжимает кулак, пока огонек не тухнет, а я осматриваюсь по сторонам. Лунный свет освещает песок, на который медленно накатывают волны, убаюкивая своим ритмом.

– Ахмет кружит над пляжем, так что можно просто подождать его здесь, – опускаясь на песок, говорит Гил.

Поколебавшись пару мгновений, я занимаю место рядом с ним, подтягиваю колени к груди и поднимаю лицо к небу. Звезды мерцают, как светлячки, и танцуют в собственном мире.

Я вспоминаю, как мы с Мэй в последний раз ходили смотреть на звезды. И как сильно ей это не понравилось.

– Странно, – нахмурившись, говорю я, не сводя глаз со сверкающего небосклона. – Я не могу найти созвездие Ориона.

– Это потому, что здесь не действуют привычные правила, – тихо говорит Гил, глядя на океан. – Ни один человек не может вспомнить, где какая звезда находится, поэтому они постоянно меняют свое положение. Ходят слухи, что Колонисты не видят звезды… что это еще одна часть мира, как и сны, которая слишком человечна для их понимания. Так что пока Колонисты ограничены в этом, ночное небо не имеет границ.

Не имеет границ. Как этот мир. Как само время.

– Я часто ходила в походы с родителями. И мы проводили ночи напролет, глядя на звезды. – От воспоминаний у меня все сжимается в груди, и я зарываюсь пятками в песок. – Временами мне кажется, что мои попытки сохранить воспоминания о своей семье и друзьях безнадежны.

Я думаю о Финне, и меня пугает то, что мои чувства к нему постепенно исчезают.

Неужели это означает, что они были ненастоящими? Что они оказались не такими сильными, как я думала?

Или я уже провела в Бесконечности столько времени, что начала все забывать?

Гил смотрит на накатывающие волны.

– Проще всего их отпустить.

– Но если я отпущу их, то больше не буду знать, кто я такая, – повернувшись к нему, говорю я дрожащим голосом. – Я была дочерью, сестрой и другом. А теперь… – В горле встает ком, не давая прорваться словам.

Смерть меняет меня и в то же время крепко держит в своих руках. Я все еще привязана к живому миру, все еще продолжаю защищать Мэй. Продолжаю тянуться к Офелии, не в силах избавиться от старой привычки. И я не знаю, как забыть о своей смерти, своей семье или своих страхах.

А что будет, если мне это удастся? Что, если я смогу жить без багажа сожалений и вины за то, что умерла слишком молодой?

Кем бы я была, если бы отпустила свою старую жизнь и по-настоящему приняла новую?

Научусь ли я управлять своими способностями, приняв тот факт, что больше не та, кем была раньше?

– Бесконечность должна давать нам всем шанс стать теми, кем мы хотим, – спустя несколько минут говорит Гил, и в его голосе слышится тоска. – Мы должны понять, кто мы есть, и решить, что для нас будет нормой. Должны начать все сначала. – Он серьезно смотрит на меня. – Чувство, которое ты ищешь, – ощущение принадлежности к чему-то.

Он замолкает и кривит рот.

– Как думаешь, оно появится у нас снова?

Гил сидит так неподвижно, что я невольно задерживаю дыхание.

– Надеюсь, – наконец говорит он.

У меня начинает щипать глаза. И я вновь смотрю на звезды.

Мне так отчаянно хочется верить, что он прав, но это больше похоже на торг. Мне приходится отказаться от прежней жизни, чтобы получить что-то новое.

Чтобы быть счастливой, мне необходимо смириться со своей смертью. Хочешь спланировать будущее – забудь прошлое. А выстраивая новые отношения, я чувствую, что предаю старые.