Миры Бесконечности
Часть 24 из 79 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ен говорил, что мне потребуется некоторое время, чтобы тело перестало наливаться синяками от ударов, но он ничего не говорил, что нельзя их скрывать.
– Это иллюзия.
На лице Гила впервые за все время нашего общения появилось любопытство.
– Оказалось, что каждый раз, когда я вхожу в образ Колонистки, синяки исчезают. Поэтому пока я сохраняю его, чтобы они поскорее сходили.
Но вопреки моим предположениям он не выглядит впечатленным моими словами. Скорее даже сердитым.
– Ты научилась управлять этим процессом?
– Нет. То есть да. То есть… не совсем. – Мои щеки краснеют под его взглядом. – Я не знаю, как перейти от одного образа к другому. И мне легче оставаться Колонисткой, чем вновь стать как человек. Но, кажется, я поняла, в чем проблема. Понимаешь, я рассматривала это как маскировку, хотя на самом деле это лишь часть того, кто…
– Ты сказала Аннике? – перебивает он.
Сердце пропускает удар, и я понимаю, что моя тайна начинает раскрываться.
Сжав губы, я качаю головой:
– Мне нужно больше времени, чтобы научиться драться.
Мне нужно больше времени, прежде чем все об этом узнают.
Гил стискивает челюсти:
– И почему же? Знаешь, иногда я сомневаюсь, на чьей ты стороне… жителей Поселений или Колонистов.
Я хмурюсь:
– Это несправедливо. Я прихожу сюда каждый день. Трачу на это время. Стараюсь.
– Стараешься быть кем? Потому что у нас есть много заклинателей. А нам нужен шпион. – Его взгляд режет, словно сталь. – А ты, кажется, делаешь все, чтобы избежать работы.
– Чего я избегаю, так это прыжка в неизвестность. – Я скрещиваю руки на груди, защищаясь от его обвинений. – Вы все стремитесь поскорее отправить меня в логово льва, где моей защитой станет лишь… маска? И ожидаете, что я с радостью сделаю это, не научившись даже защищать себя?
– Я ожидаю, что ты станешь первым человеком с такой способностью, который действительно хочет помочь Поселению, – холодно говорит он.
– Я действительно хочу помочь, но это не так просто. Мне нужно больше времени.
– У нас нет этого времени.
– Я понимаю, что тебе хочется поскорее уничтожить Колонистов, но…
– Почему ты этого не хочешь? – кричит он, взирая на меня с яростью.
Я опускаю взгляд. Уши горят, а в горле образуется комок, который приходится сглатывать. Конечно, проще сказать, что я все еще слишком напугана, слаба и не готова к войне. Но вместо этого с губ срывается то, что не следует говорить: правда.
– Они выглядят как люди.
Гил молчит.
– Они не просто компьютерная программа, которая незаметна глазу. Они двигаются, как мы. Говорят, как мы, – мой голос срывается. – Они хотят походить на нас.
В его взгляде мелькает нечто, предвещающее бурю.
Кожа горит, ощущая жар его гнева, но назад пути нет.
– У них есть мысли и желания. Они хотят жить. Неужели это так отличается от сновидений?
Нервное возбуждение пронзает меня насквозь, оседая в груди. Там достаточно места, потому что сердца внутри больше нет. Я самолично вытащила его и выставила на всеобщее обозрение.
– Я знаю, каково это, когда тебя лишают жизни без предупреждения. И не могу поступить так с кем-то другим.
– Ты не считаешь, что они заслуживают смерти?
– Я не знаю, чего они заслуживают. Но уверена, что не мне это решать.
Он склоняет голову набок, а его пальцы слегка дергаются:
– Поселению нужна информация. Никто не просит тебя убивать Колонистов.
У меня все сжимается внутри:
– Пока не просит.
Его взгляд устремляется ко мне:
– Это война. Так или иначе, у каждого на руках окажется кровь. Но если тебя действительно волнует, сколько ее прольется, то поможешь нам как можно раньше.
– Я не уверена, что знаю, с чего начать, – тихо говорю я.
Гил отступает на шаг.
– Начни с выяснения, на чьей ты стороне на самом деле, – бросает он, а затем выходит из зала, оставляя меня одну на ринге.
И уже не имеет значения, сколько противоречий раздирало меня минуту назад или как сильно мне хотелось почувствовать себя смелой, храброй и научиться выживать.
Сейчас я чувствую себя лишь трусихой, какой меня считает Гил.
Глава 16
Дом Анники расположен в стволе массивного дерева, к нему ведет вырезанная на уровне земли дверь. Я захожу внутрь, ожидая увидеть причудливый интерьер из какой-нибудь сказки. Но вместо этого вижу занавески, сшитые из полосок разных цветов, и металлическую мебель. Несколько каменных ступеней ведут в большую комнату, а в дальней стене вырезана арка, за которой – импровизированная стеклянная оранжерея. Аромат цветущего жасмина и жимолости заполняет пространство, а на стенах отражаются оттенки изумрудного и оливкового цветов.
– Чаю? – спрашивает Анника из-за стойки из темного дерева с двумя красными кружками в руках.
Я киваю. В Бесконечности нет необходимости питаться, но многие люди все еще считают это успокаивающим. Возможно, дело в ностальгии… после идеально приготовленного горячего напитка мир кажется лучше.
Она поднимает чайник того же цвета и наливает кипяток в обе чашки, после чего указывает на молочник и сахарницу, стоящие рядом.
– Молоко и два кусочка сахара, пожалуйста, – подняв два пальца, говорю я.
Улыбка Анники подобна вспышке света… или надежды.
– Шура тоже пьет чай именно так. Родительские инстинкты просто кричат во мне сделать ей замечание, но, думаю, нет ничего плохого в том, чтобы чуть подсластить чай. Не убьет же нас это.
Я беру кружку и улыбаюсь в ответ:
– Спасибо.
Она садится на металлический диван с черными подушками. А я опускаюсь на стул напротив нее и осторожно дую на поднимающийся пар.
– Я сожалею о том, как ты умерла, – вполне искренне начинает она. – Я серьезно. Ни один родитель не должен терять своего ребенка в таком возрасте. Ни один родитель не должен хоронить своих детей… Этого не должно происходить. Ты заслуживала более долгую жизнь.
В глазах Анники мелькает печаль, словно в ее голове всплыли какие-то воспоминания.
– У тебя были дети? – спрашиваю я. – Ну, до Шуры?
Анника коротко кивает:
– Да. Маленькая дочка.
Печаль заполняет ее глаза.
Я сжимаю кружку в руках.
– Она… она здесь? В Бесконечности?
Анника качает головой и отхлебывает чай:
– Ты заметила, что здесь нет детей?
Я хмурюсь:
– На самом деле нет.
Она проводит большим пальцем по красной керамической поверхности кружки.
– Думаю, они попадают куда-то еще. Мы появляемся здесь с нашими телами, воспоминаниями и багажом старой жизни. А малыши? – Она хмыкает. – Очнувшись в Бесконечности, я сразу поняла, что ее здесь нет. Не чувствовала ее. Наверное, именно поэтому я не стала принимать таблетку. Зачем мне рай, в котором нет моего ребенка?
– Я сожалею.
Возможно, мне не следовало совать нос в чужие дела.
– Это иллюзия.
На лице Гила впервые за все время нашего общения появилось любопытство.
– Оказалось, что каждый раз, когда я вхожу в образ Колонистки, синяки исчезают. Поэтому пока я сохраняю его, чтобы они поскорее сходили.
Но вопреки моим предположениям он не выглядит впечатленным моими словами. Скорее даже сердитым.
– Ты научилась управлять этим процессом?
– Нет. То есть да. То есть… не совсем. – Мои щеки краснеют под его взглядом. – Я не знаю, как перейти от одного образа к другому. И мне легче оставаться Колонисткой, чем вновь стать как человек. Но, кажется, я поняла, в чем проблема. Понимаешь, я рассматривала это как маскировку, хотя на самом деле это лишь часть того, кто…
– Ты сказала Аннике? – перебивает он.
Сердце пропускает удар, и я понимаю, что моя тайна начинает раскрываться.
Сжав губы, я качаю головой:
– Мне нужно больше времени, чтобы научиться драться.
Мне нужно больше времени, прежде чем все об этом узнают.
Гил стискивает челюсти:
– И почему же? Знаешь, иногда я сомневаюсь, на чьей ты стороне… жителей Поселений или Колонистов.
Я хмурюсь:
– Это несправедливо. Я прихожу сюда каждый день. Трачу на это время. Стараюсь.
– Стараешься быть кем? Потому что у нас есть много заклинателей. А нам нужен шпион. – Его взгляд режет, словно сталь. – А ты, кажется, делаешь все, чтобы избежать работы.
– Чего я избегаю, так это прыжка в неизвестность. – Я скрещиваю руки на груди, защищаясь от его обвинений. – Вы все стремитесь поскорее отправить меня в логово льва, где моей защитой станет лишь… маска? И ожидаете, что я с радостью сделаю это, не научившись даже защищать себя?
– Я ожидаю, что ты станешь первым человеком с такой способностью, который действительно хочет помочь Поселению, – холодно говорит он.
– Я действительно хочу помочь, но это не так просто. Мне нужно больше времени.
– У нас нет этого времени.
– Я понимаю, что тебе хочется поскорее уничтожить Колонистов, но…
– Почему ты этого не хочешь? – кричит он, взирая на меня с яростью.
Я опускаю взгляд. Уши горят, а в горле образуется комок, который приходится сглатывать. Конечно, проще сказать, что я все еще слишком напугана, слаба и не готова к войне. Но вместо этого с губ срывается то, что не следует говорить: правда.
– Они выглядят как люди.
Гил молчит.
– Они не просто компьютерная программа, которая незаметна глазу. Они двигаются, как мы. Говорят, как мы, – мой голос срывается. – Они хотят походить на нас.
В его взгляде мелькает нечто, предвещающее бурю.
Кожа горит, ощущая жар его гнева, но назад пути нет.
– У них есть мысли и желания. Они хотят жить. Неужели это так отличается от сновидений?
Нервное возбуждение пронзает меня насквозь, оседая в груди. Там достаточно места, потому что сердца внутри больше нет. Я самолично вытащила его и выставила на всеобщее обозрение.
– Я знаю, каково это, когда тебя лишают жизни без предупреждения. И не могу поступить так с кем-то другим.
– Ты не считаешь, что они заслуживают смерти?
– Я не знаю, чего они заслуживают. Но уверена, что не мне это решать.
Он склоняет голову набок, а его пальцы слегка дергаются:
– Поселению нужна информация. Никто не просит тебя убивать Колонистов.
У меня все сжимается внутри:
– Пока не просит.
Его взгляд устремляется ко мне:
– Это война. Так или иначе, у каждого на руках окажется кровь. Но если тебя действительно волнует, сколько ее прольется, то поможешь нам как можно раньше.
– Я не уверена, что знаю, с чего начать, – тихо говорю я.
Гил отступает на шаг.
– Начни с выяснения, на чьей ты стороне на самом деле, – бросает он, а затем выходит из зала, оставляя меня одну на ринге.
И уже не имеет значения, сколько противоречий раздирало меня минуту назад или как сильно мне хотелось почувствовать себя смелой, храброй и научиться выживать.
Сейчас я чувствую себя лишь трусихой, какой меня считает Гил.
Глава 16
Дом Анники расположен в стволе массивного дерева, к нему ведет вырезанная на уровне земли дверь. Я захожу внутрь, ожидая увидеть причудливый интерьер из какой-нибудь сказки. Но вместо этого вижу занавески, сшитые из полосок разных цветов, и металлическую мебель. Несколько каменных ступеней ведут в большую комнату, а в дальней стене вырезана арка, за которой – импровизированная стеклянная оранжерея. Аромат цветущего жасмина и жимолости заполняет пространство, а на стенах отражаются оттенки изумрудного и оливкового цветов.
– Чаю? – спрашивает Анника из-за стойки из темного дерева с двумя красными кружками в руках.
Я киваю. В Бесконечности нет необходимости питаться, но многие люди все еще считают это успокаивающим. Возможно, дело в ностальгии… после идеально приготовленного горячего напитка мир кажется лучше.
Она поднимает чайник того же цвета и наливает кипяток в обе чашки, после чего указывает на молочник и сахарницу, стоящие рядом.
– Молоко и два кусочка сахара, пожалуйста, – подняв два пальца, говорю я.
Улыбка Анники подобна вспышке света… или надежды.
– Шура тоже пьет чай именно так. Родительские инстинкты просто кричат во мне сделать ей замечание, но, думаю, нет ничего плохого в том, чтобы чуть подсластить чай. Не убьет же нас это.
Я беру кружку и улыбаюсь в ответ:
– Спасибо.
Она садится на металлический диван с черными подушками. А я опускаюсь на стул напротив нее и осторожно дую на поднимающийся пар.
– Я сожалею о том, как ты умерла, – вполне искренне начинает она. – Я серьезно. Ни один родитель не должен терять своего ребенка в таком возрасте. Ни один родитель не должен хоронить своих детей… Этого не должно происходить. Ты заслуживала более долгую жизнь.
В глазах Анники мелькает печаль, словно в ее голове всплыли какие-то воспоминания.
– У тебя были дети? – спрашиваю я. – Ну, до Шуры?
Анника коротко кивает:
– Да. Маленькая дочка.
Печаль заполняет ее глаза.
Я сжимаю кружку в руках.
– Она… она здесь? В Бесконечности?
Анника качает головой и отхлебывает чай:
– Ты заметила, что здесь нет детей?
Я хмурюсь:
– На самом деле нет.
Она проводит большим пальцем по красной керамической поверхности кружки.
– Думаю, они попадают куда-то еще. Мы появляемся здесь с нашими телами, воспоминаниями и багажом старой жизни. А малыши? – Она хмыкает. – Очнувшись в Бесконечности, я сразу поняла, что ее здесь нет. Не чувствовала ее. Наверное, именно поэтому я не стала принимать таблетку. Зачем мне рай, в котором нет моего ребенка?
– Я сожалею.
Возможно, мне не следовало совать нос в чужие дела.