Мир до начала времен

Второй пилот, поплотнее надвинув на голову наушники, по-аглицки бормоча позывные, защелкал переключателями радиоканалов, а штурман вздохнул и сказал:

– А вот на этот вопрос, Алексей Михайлович, я тебе сразу скажу – нигде. – Он помолчал и добавил: – В наше время нигде.

– В смысле – «в наше время»? – не понял командир. Остальные превратились во внимание. Беспокоившая их смутная догадка вместе со словами коллеги стала обретать отчетливые очертания.

– Все просто, Алексей Михайлович, – ответил штурман с каким-то нарочитым спокойствием, – высоких горных цепей широтной ориентации, то есть протянувшихся с востока на запад, на Земле совсем немного: Гималаи, Тянь-Шань и Альпы. Все остальные горные массивы ориентированы с севера на юг. Гималаи не подходят сразу. Во-первых – их западная конечность сворачивает к северу, а не к югу, как мы наблюдаем, во-вторых – масштаб «наших» гор на Гималаи все же не тянет. Тянь-шань тоже не подходит, потому что степи к северу от него были затоплены пресноводным морем-озером, остатками которого являются Арал и Каспий. Остаются только Альпы… – Он помолчал несколько секунд и добавил: – Я бы поставил на то, что мы остались там же, где и находились, но переместились во времени тысяч на двадцать лет назад… По крайней мере, наблюдаемая конфигурация местности, над которой мы летим, полностью соответствует этому предположению. Занесло нас, ребята, в Каменный век… – И он издал смешок, призванный завуалировать его смятение и тревогу.

– Ну ты фантазер, Степан… – покачал головой командир, но тоскливое предчувствие уже кольнуло его в самое сердце.

И тут заговорил второй пилот:

– Алексей Михайлович, на аварийной волне мне удалось связаться только с одним бортом в воздухе, и больше никого в эфире нет, даже шумов. Это почтовый рейс ДеЭйчЭл, летел из Бергамо в Брюссель, и тоже залетел вместе с нами. Кажется, именно с ними мы чуть не столкнулись. Говорят, что они тоже никого не слышат, кроме нас…



Тогда же и почти там же (примерно в окрестностях современного Штутгарта), на той же высоте, борт грузового Боинга-757-200PF компании DHL, рейс DHX611.

Когда в ночи справа от самолета неожиданно полыхнула яркая вспышка, оба пилота Боинга непроизвольно зажмурились, так что последующее открытие «своего» перехода пережили вполне приемлемо. Период ослепления продолжался не дольше двадцати секунд. А когда они оба прозрели и увидели раскинувшуюся под крылом картину, попутно обнаружив исчезновение сигналов спутниковой навигации и приводных радиомаяков, начался период тихого ошеломления. Это они еще горный ледник не видели, ведь тот остался у них точно позади и не просматривался из пилотской кабины. Да и заходящее солнце не заливало кабину своим багровым светом – оно осталось за левым крылом и немного позади: даже с командирского места нужно было постараться, чтобы его увидеть.

Второй пилот Джино Молинари (итальянец из Канады) сначала проверил все доступные связные частоты и, не обнаружив ничего, продолжал взывать на аварийной волне 121.5 мегагерц, поначалу, впрочем, тоже без ответа. И вот, наконец, отклик.

– Это русский чартер на Барселону, с которым мы только что разминулись таким оригинальным способом, – сказал командиру Джино Молинари. – А все из-за того, что дуболом диспетчер отдал им указание снижаться, в то время как именно им следовало набирать высоту. Этот болван сказал им, что мы находимся справа от них, когда мы были слева.

– Наверное, он просто перепутал борта, потому что в это время дрочил на фотографии красоток из мужского журнала, – пожал плечами командир Джек Харрисон. – Впрочем, для нас это уже не актуально. Мы живем только до тех пор, пока держимся в воздухе. Местность под нами в смысле вынужденной посадки не внушает оптимизма. Даже если мы не угробимся вместе с машиной, то без помощи извне продержимся не более суток. Кстати, какие планы по этому поводу имеются у русских?

– Они тоже ничего не понимают, – ответил второй пилот, – но если мы с тобой отвечаем только за себя, то у них за спиной полный самолет детей, которые летели на отдых в Испанию.

– Да, – ответил Джек Харрисон, – детей жалко, даже если это русские дети. В любом случае следует вынести за скобки вопрос о том, как мы могли тут оказаться, и искать подходящее место для посадки, желательно поблизости от какого-нибудь поселения, чтобы люди смогли оказать нам помощь. Два самолета – это лучше, чем один, таким образом, мы, пока у нас есть горючее, сможем осмотреть вдвое более широкую полосу. Спроси у них, что они думают насчет предложения скооперироваться с целью выживания.

– Они согласны, – после некоторой паузы ответил второй пилот, – но у их штурмана есть теория, по которой нас в момент катаклизма отбросило в прошлое, во времена, когда полпланеты было покрыто льдом и напоминало Антарктиду. На нашей планете не так много горных цепей, тянущихся с востока на запад, и ни одну из них в цивилизованные времена ледники не покрывали полностью.

– Горных цепей? – переспросил Джек Харрисон. – Но перед нами нет никаких гор…

– Горы позади нас, – ответил Джино Молинари, – мы их не видим, поскольку они у нас прямо за хвостом. Зато русские, чей борт летит с востока на запад, видят их прекрасно. Похожую конфигурацию на Земле имеют только Альпы и Тянь-Шань, остальное можно отбрасывать сразу. А еще они говорят, что сейчас все эти горы покрыты ледниками, которые должны были растаять еще за десять тысяч лет до нашего с тобой рождения. Русский штурман ставит на Альпы: в ледниковые времена степи Центральной Азии были затоплены пресноводным морем-озером, образовавшимся из-за того, что сибирские реки из-за ледников не могли больше стекать в Ледовитый океан. Зато Европа, по крайней мере, северная ее часть, представляла собой голую тундростепь, где бродили стада мамонтов и первобытных охотников. Что мы сейчас с тобой и наблюдаем. Так что делай выводы, кэп – Каменный век на дворе…

– О, нет, Всемогущий Боже, только не это! – воскликнул командир и возвел очи к небу. – Хотелось бы надеяться, что этот русский ошибается, потому что никакой помощи от одетых в шкуры дикарей с дубинами мы не дождемся. Каменный век – это же ужас какой-то! – Он замолчал и глянул на коллегу с надеждой. – Послушай, но ведь этого же не может быть!

– Как говорила моя дорогая бабушка, ярая атеистка (мир ее праху): «жизнь бывает покруче вымысла» – что означает «пути Господни неисповедимы»… – глубокомысленно заметил Джино Молинари, глядя вдаль. Затем его взгляд обратился к командиру, и он добавил: – Ужас, не ужас, но нам здесь теперь жить, ибо, как сказали умные люди, «ладья Харона обратно не перевозит, а Господь не совершает своих чудес по требованию».

– Ладно, философ… согласен, – после некоторых размышлений произнес командир. Он глубоко вздохнул; лицо его посуровело. – Будем надеяться на лучшее, а рассчитывать на худшее. По крайней мере, курс, которым мы идем, не приведет нас ни к чему хорошему. Если тут и вправду ныне время ледников, то дальше к северу условия будут только ухудшаться. Значит, так… – Он осмотрел суровый пейзаж под крыльями, и затем перевел взгляд на приборы. – Сейчас ложимся на курс вэст (на запад), летим так с полчаса, потом сворачиваем на саус (на юг) и летим так до самых Пиреней, внимательно осматривая местность перед собой. Если не находим ничего подходящего, то перелетаем горы и ищем место для посадки на той стороне – там должно быть теплей. Передай русским, что они должны следовать своим прежним курсом на Барселону, но, ради всех святых, пусть постараются сбросить скорость, ведь их дилижанс не только быстрее нашего, но и гораздо прожорливее. Если мы вдруг найдем подходящее место, то может получиться так, что они просто не туда не дотянут, если сожгут все горючее раньше. И передай им, что, возможно, придется сажать аппарат на брюхо, поскольку на идеально гладкую площадку рассчитывать неразумно. Ну, начали…

Джек Харрисон отключил автопилот и повернул штурвал влево, закладывая широкий пологий вираж. Или они найдут подходящее место для посадки максимум в течение ближайших полутора часов, или все умрут.



Тогда же и почти там же (примерно в окрестностях современного Базеля), на той же высоте, борт Ту-154М «Башкирских авиалиний», рейс ВТС 2937.

– Командир, – сказал второй пилот, выслушав сообщение с Боинга, – они предлагают нам широкий поиск подходящей площадки к западу от горного массива. Мы должны пойти своим первоначальным курсом на Барселону, осматривая местность вдоль долины Роны, а они зайдут на четыреста километров к западу, после чего свернут на юг. Только при этом нам стоило бы по возможности сбросить скорость: ведь если они найдут подходящее место, а мы уйдем слишком далеко на юг, потом нам может не хватить горючего, чтобы дотянуть до места посадки.

– Логично, – согласился командир. – Степан, закрылки на пятнадцать и постепенно прибирай обороты.

– Но как же мы будем садиться в темноте, ведь солнце уже почти село? – спросил удивленный бортинженер.

– Зато на востоке восходит луна, – ответил штурман, привстав со своего места и кивая в наползающую ночь. – Тени на западной стороне гор видны совершенно отчетливо. Если посадка произойдет через час или около того, то этого света, пожалуй, окажется достаточно.



Через сорок пять минут (примерно в окрестностях современного Тура), на той же высоте, борт грузового Боинга-757-200PF компании DHL, рейс DHX611.

Солнце уже закатилось за горизонт, и только в западной части неба еще тлел угасающий отсвет былого великолепия. И с этим заревом соперничало другое: это на востоке величаво всходила луна, превращая плотный мрак над землей в темно-серую полумглу, в которой скорее угадывались, чем были видны очертания местности.

Но пилоты Боинга прежде всего искали глазами внизу какой-нибудь огонек, означающий, что в этом месте живут люди и имеется какая-никакая цивилизация. Им до последнего хотелось надеяться, что русский штурман ошибся, и они очутились не в Каменном веке, а просто в дикой и необжитой местности, где люди живут друг от друга в одном дне пути на собачьих упряжках.

И вот Джино Молинари привстал со своего места и, как матрос Колумба, узревшего обетованные острова, вытянул вперед руку и закричал:

– Огонь, Джек, я вижу огонь! Мы спасены.

И в самом деле, чуть правее курса, через разрывы в редких кучевых облаках сияла маленькая, но достаточно яркая точка бело-голубого света. Так не горят костры или, предположим, керосиновые лампы; таким светом сияют только мощные газоразрядные лампы уличного освещения или зенитные прожектора. Судя по тому, под каким углом этот свет был виден из кабины самолета, летящего на одиннадцатикилометровой высоте… (упав в свое кресло, второй пилот быстро защелкал на калькуляторе) расстояние до его источника получалось не меньше двухсот пятидесяти километров. И чем дальше Боинг летел на юг, тем ярче сиял этот путеводный фонарь.

Джек Харрисон с воодушевлением сказал:

– И в самом деле, такой яркий источник света свидетельствует, что там живут цивилизованные люди, имеющие электростанцию и мощные источники освещения. Но это только один огонь, а вокруг – полная тьма… – Он задумался на мгновение, а потом произнес: – А что если мы попали не в прошлое, а в будущее, когда наступил новый ледниковый период, и цивилизация отступила на юг, а это только передовой форпост или что-то вроде полярной станции?


– А дьявол его разберет… – пожал плечами Джино Молинари. – И такое тоже вероятно. И что, мы полетим дальше на юг?

– Нет, – ответил Джек Харрисон, – мы попробуем сесть возле этой станции – должна же у них иметься посадочная площадка. Так что начинаем понемногу снижаться. И передай этим русским, что мы нашли для них обетованную землю…



25 января 3-го года Миссии. Пятница. 18:05. Большой Дом.

Сергей Петрович Грубин, духовный лидер, вождь и учитель племени Огня.

Сидим мы, понимаешь, теплой мужской компанией после ужина, никого не трогаем, попиваем чайный сбор из керамических кружек и ведем разговор за жизнь с малышом Джонни. Участвуют в беседе Андрей, Александр Шмидт, доктор Блохин и старший сержант Седов, который у нас тут перерос свое звание, как змея старую шкуру. Британский бортстрелок за четыре месяца пребывания в нашей компании обжился, обтерся и научился довольно сносно болтать по-русски, и только иногда во время разговора Александр Шмидт вынужден подсказывать ему нужное слово. Интересный человек, представитель простого трудового британского народа. Как оказалось, ровно с того момента, когда оторвы Гуга влет перестреляли германскую ягд-команду, а потом мы приняли его как своего, он тоже считает нас своими со всеми вытекающими из этого последствиями.

Когда старшего сержанта Седова перевели командовать артиллерийской батареей, именно его, Джонни, Андрей прочит в командиры пулеметного взвода, но тот пока от этой чести уворачивается как может. Не хочет он и жениться (как и старший сержант, у которого, между прочим, в Большом Доме имеется своя комната, положенная ему по должности). После того как мы расселили французские семьи по своим домам, да и Дед (Антон Игоревич), съехал в свой маленький домик у кирпичного завода, наш Ноев Ковчег обрел более или менее нормальную плотность населения. Не так, как задумывалось вначале, но и не так, как прошлой зимой.

Вот мы и обрабатываем этих двоих, чтобы они, как все ответственные члены нашего общества, ответили взаимностью на предложения жаждущих брака волчиц и повели их к отцу Бонифацию вязать брачные шнуры. И тут выясняется, что товарища Седова чрезвычайно беспокоит то, что брак у нас может быть только церковным. Отца Бонифация он недолюбливает и считает лишним компонентом нашей системы. А у нас ничего лишнего нет, все по уму, из соображений минимальной достаточности. И церковь «Шестого дня Творения» играет в наших замыслах весомую, если не ведущую роль. А вот малыш Джонни говорит нам «я еще быть слишком молод». Но это совершенная ерунда. Вот Александр Шмидт, моложе его года на три, уже женился двойным браком, и премного этим доволен.

И вот в самый разгар разговора к нам врывается Ролан Базен с совершенно круглыми глазами и кричит:

– Месье Петрович, месье Андре, идите скорее смотреть, там авион лететь!

Накидываем с Андреем куртки, выскакиваем. А там! Там, примерно на двухкилометровой высоте широкими кругами летает реактивный лайнер, похожий на наш многострадальный Ту-204… но точно не он. А я-то думал, что к нам прилетело нечто из времен Второй Мировой Войны… Говорю Андрею, что было бы неплохо на всякий случай раскочегарить газогенератор и завести УАЗ, а то вдруг пригодится, хватаю Джонни и бегу с ним на второй этаж, по дороге объясняя диспозицию.

– Джонни, – говорю я, – сейчас ты мне нужен как переводчик. Сейчас я включу тебе радиостанцию, а ты попытаешься выйти на связь с этим самолетом.

– А почему я, мистер Петрович? – спрашивает он. – Почему вы сам не мочь делать этот разговор?

– Его экипаж, скорее всего, будет говорить с нами по-английски, – поясняю я, – ведь это международный язык для авиационных переговоров. И лучше, чтобы с ними говорил ты, а не я. Во-первых – этот язык тебе родной, во-вторых – ты единственный человек среди нас, хоть как-то связанный с авиацией. Ну, ты меня понимаешь?

– Да, мистер Петрович, – отвечает он, – я вас понимать, и сделать все как надо.

И вот мы пришли. Тут у меня за занавесочкой стоит туристическая автомобильная УКВ-радиостанция, которую я использовал как базовую на «Отважном» во время нашего эпического похода вокруг Европы, а также пять ручных раций на полке и зарядное устройство с аккумуляторами. Рацию для «Отважного» я покупал продвинутую: повышенной мощности, во влагозащищенном исполнении, с функцией автоматического сканирования каналов, и обошлась она мне вдвое дороже такой же, но без наворотов. Первое мне сейчас не важно – абонент летает над головой, второе – тоже, а вот третье – прямо необходимо. Было бы очень неприятно вручную перебирать сто девяносто девять каналов… Кстати, Джонни я сюда еще не водил, и заветную занавеску перед ним не отдергивал, а для местных она вообще табу.

– И это раций? – недоверчиво спрашивает Джонни, глядя как я включаю аппаратуру и запускаю сканирование доступного диапазона. – Такой маленький?

– Да, – говорю я, – это рация. И вон те маленькие штучки – тоже рации, только карманные.

– Дилайтфэли! – восклицает Джонни и тут же поправляется: – восхитительный. Куда говорить, туда?

– Да, сюда, – отвечаю я, подавая ему тангенту, после того, как активный канал был найден. – Все готово, можешь говорить.



Тогда же и почти там же (воздушное пространство в окрестностях Большого Дома), высота 2000 метров, борт грузового Боинга-757-200PF компании DHL, рейс DHX611.

Боинг заходил на второй круг, накручивая виражи вокруг неизвестного поселения, к которому их вывел путеводный огонь. В чем-то увиденное радовало пилотов, а в чем-то огорчало. Ярких источников электрического света оказалось целых четыре, просто два из них освещали площадку вокруг довольно большого дома прямо посреди леса, а еще один горел за обратным скатом небольшой возвышенности. В свете высоко поднявшейся луны виднелись засыпанные снегом дома под островерхими крышами, с освещенными электрическим светом окнами, дымки, поднимающиеся из печных труб, расчищенные от снега дороги, меленькие фигурки людей и, что самое удивительное, трехмачтовый парусный корабль. А еще с высоты можно было разглядеть позиции двух береговых артиллерийских орудий, тонкие стволы которых угрожающе смотрели в сторону реки.

Зато посадочной площадки, к величайшему разочарованию обоих летчиков, поблизости от этого поселения не обнаружилось. Совсем рядом протекала широкая река, по зимнему времени скованная льдом, но кто знает, какой толщины на ней лед, и выдержит ли он садящийся самолет. И к тому же неизвестно, как отреагируют на их приземление местные власти: не прикажут ли сначала расстрелять незваного пришельца из пушек, чтобы только потом поинтересоваться, что им тут надо. Нет, если топлива останется совсем в обрез, тогда Джек Харрисон будет сажать свой Боинг на речной лед, на свой страх и риск, но ему хотелось сначала договориться с властями этого поселения, и только потом совершать посадку.

Еще на подлете Джино Молинари начал вызывать живущих в этом месте людей на авиационной аварийной частоте, но ответа все не было. И даже после того как самолет совершил над поселением почти полный круг, привлекая к себе внимание, и стало видно как люди внизу повысыпали из домов, на связь никто так и не вышел.

– Если тут нет аэродрома, то нет и радиостанций, работающих в авиационном диапазоне, – сказал Джек Харрисон. – Попробуй вызвать их на частоте аэродромных служб. Насколько я помню, она совпадает с диапазоном гражданских радиостанций, работающих на метровых волнах.

Второй пилот, достал из специального кармашка портативную радиостанцию[24], через которую он еще пару часов назад общался с работниками аэропорта Бергамо, и, даже не переключая канала (а зачем), продолжил взывать к земле, уже не веря в успех этого предприятия.

Но уже минуты через три Джино Молинари с обалделым видом посмотрел на командира и сказал:

– Джек, они меня слышат! У нас есть связь! Парень, с которым я говорю, разговаривает на чистом английском языке.

– Это большая удача, – с серьезным видом произнес командир, – в гражданском диапазоне можно нарваться даже на китайца. А теперь спроси их, можем ли мы сесть к ним на реку, и достаточно ли прочен на ней лед?

– Лед прочен, – после некоторой паузы ответил второй пилот, – посадка разрешается. Они нам рады. Заходить на посадку рекомендуется с северо-западного направления, чтобы после пробега остановиться прямо напротив поселения. Там есть прямой участок длиной в десять километров и шириной в два. Ветер юго-западный, слабый. Держаться рекомендуется правой стороны реки, но ни в коем случае не садиться на берег. Он только выглядит ровным, но под слоем снега – пашня, на которой мы угробимся с гарантией. Их главный сейчас пошлет на реку своего помощника с машиной, который фарами укажет нам направление посадки.

– Ага, вижу, понял, – сказал командир. – Но я все же сомневаюсь, достаточно ли прочен лед на реке для того чтобы мы могли приземлить на него свой тяжелый тарантас?

– Этот парень говорит, – ответил второй пилот, – что последние три недели стояли морозы в сорок градусов по Цельсию, и поэтому лед на реке сейчас особенно крепок. Сейчас температура за бортом двадцать пять градусов мороза…

– Морозы в сорок градусов? – переспросил командир. – Какой ужас! Как они только тут живут?

– У нас в Канаде такое тоже случается, – с затаенной гордостью произнес Джино Молинари. – И ничего, Джек – живем, как видите. То, что нас не убивает, то делает сильнее. И местные, наверное, такие же люди фронтира.

– Ладно, Джино, – сказал Джек Харрисон, закладывая пологий вираж – на пустые разговоры уже нет времени. Заходим на первый круг. Дай-то Бог, чтобы все прошло нормально. И сообщи русским, что мы нашли цивилизованное поселение, возле которого можно сесть, а также частоту для связи, а местным, чтобы ждали еще гостей. И следи за высотой[25]. Мы начинаем. Понеслась старушка!



Тогда же. Большой Дом.