Мио-блюз

— На сей раз я хочу, чтобы вы все рассказали по телефону, — коротко сказал я в трубку. — Никаких встреч, сперва мне надо знать, какая у вас информация.

— Я понимаю, вы мне не доверяете, но…

— Я сейчас вообще никому не доверяю. Ничего личного, просто таковы обстоятельства.

Она молчала. Вроде как сникла. Так или иначе, не говорила ни слова. Лишь немного погодя сказала:

— Не знаю, с чего начать.

Зато я знал:

— Начните с Бобби. Как вы вступили с ним контакт?

— Он пришел в “Тролльгорден”. Злой и взбудораженный. Сперва несколько раз приезжала полиция, а через некоторое время он. Многие сотрудницы испугались. Сказали, что, если он не уйдет, вызовут полицию.

Она чуточку оживилась.

— Он вам угрожал?

— Не прямо. Во всяком случае, мне так казалось. Я тогда работала в садике временно, почасовиком, ну, то есть при необходимости они меня вызывали. И я как раз работала те несколько недель, когда Мио оказался у приемных родителей, а потом исчез. Когда в садик явился Бобби, я не работала. Пришла получить справку. Может, потому и истолковала ситуацию иначе.

— В каком смысле иначе?

Вернулась Люси со стаканом воды в руках. Она пролила воду на рубашку, которая местами стала прозрачной. Раньше я бы тотчас завелся, но сейчас меня это не тронуло. Может быть, это и называют — повзрослеть?

— Ну, остальные вроде как перепугались. А мне стало его жаль. Взгляд такой печальный, вовсе не дикий, не свирепый. Когда его прогнали, он сел в машину и заплакал. Я увидела его, когда через некоторое время вышла на улицу. Я… я больше не могла молчать. Дала ему свой телефон. Он позвонил уже через час-другой.

Я потер глаза, чтобы хорошенько прояснить мысли.

— Почему Бобби приехал в садик? И когда это было?

— В конце минувшей весны. Он словно долго-долго думал о покойной сестре и пришел к выводу, что не может просто так забыть о случившемся с нею. Кто-то наверняка что-то видел, сказал он. Не верится ему, что ребенок может исчезнуть так, как исчез Мио. Вот он и хочет выяснить, почему персонал лгал полиции.

Мысли Бобби походили на мои собственные. Всегда хоть кто-нибудь что-то видел. Всегда.

— Они правда лгали полиции?

— Нет, — тихо сказала она. — Но полиция говорила не со всеми.

Я выпрямился.

— Как вы сказали?

— Это правда. Например, они не говорили со мной. Ведь, когда пропал Мио, я, согласно расписанию, уже ушла домой, но на самом деле по окончании смены меня попросили задержаться в другой группе. А эти часы записаны отдельно. Думаю, полиция этого не заметила.

— Значит, когда Мио исчез, вы находились во дворе?

Женщина, которая назвалась Сюзанной, откашлялась.

— Нет. Я была в здании, с одним из ребятишек. Он был простужен и температурил, и мне пришлось ждать, когда за ним придет мама. Он на полу играл в “Лего”. А я стояла у окна, мечтая поскорее уйти домой.

Я почувствовал, как сердце застучало быстрее.

— Вы стояли у окна? Что же вы видели?

— Задний двор садика. Там нет игровой площадки, только парковка и грузовая площадка. Дети туда пройти не могут, со стороны игровой площадки установлена ограда.

Сердце заколотилось еще быстрее.

— Что вы видели? — повторил я.

Голос у меня охрип.

— Они появились вдруг, как бы ниоткуда. Я видела их со спины, но точно знаю, это был Мио. Я узнала его по курточке и по шапке. Но в первую очередь по желтым резиновым сапожкам. Он шел рядом с высокой женщиной, которая держала его за руку.

— Шел сам? Она не несла его на руках?

— Нет, а с какой стати? Он ее знал.

Я больше не мог усидеть в постели, встал.

— Кто она?


— Ее зовут Ракель, она изредка подрабатывала в “Тролльгордене” той осенью, когда пропал Мио.

Я старался осмыслить услышанное.

— И вы никому об этом не сказали? — Я почувствовал прилив ярости.

— Меня никто не спрашивал, — почти выкрикнула она, защищаясь.

Я спросил о другом:

— В котором часу он пропал?

— В половине четвертого. Полиция приехала в четыре. А я как раз ушла.

Я глубоко вздохнул.

— Господи боже мой, почему же вы не подняли тревогу, когда его уводили?

— Так я же не поняла, что это похищение! В ту пору все вокруг Мио было очень странно. А Ракель и раньше у нас работала. Я верила, что у нее есть какие-то уважительные причины забрать Мио.

Вера делает с людьми поистине диковинные вещи. Например, они становятся явно неразумны.

— Ладно, но вы ведь наверняка слышали сообщения по телевизору и по радио? — сказал я. — Мио объявили в розыск по всей стране.

Сюзанна ответила так тихо, что я едва расслышал:

— Я боялась сказать, что́ видела.

— Почему?

— По той же причине, по которой с трудом рискнула позвонить вам. Я боюсь, что для меня это плохо кончится.

— Вам угрожали?

— Нет. Но… Все это сложно.

— Так не пойдет, — сказал я.

Тут Сюзанна не выдержала. Ударилась в слезы, черт побери.

— Она видела, как я совершила большую глупость, — прошептала она.

— Кто?

— Ракель.

— Значит, вы боялись, она сообщит про вашу глупость, если вы расскажете, что видели, как она увела Мио?

— Да.

Я вздохнул.

— Вы меня чертовски заинтриговали. Выкладывайте, что ж такого ужасного вы натворили, раз не посмели сказать, что видели похищение маленького мальчика.

— Я совершила кражу. Одна из воспитательниц переезжала, и ей разрешили на время оставить кой-какие ящики в пустой конторе. Я случайно видела, как она копается в одном из ящиков. И там в деревянной шкатулке лежали замечательные украшения. Не могу рассказать, почему так поступила. Но вечером я вернулась и стащила шкатулку. А Ракель меня видела.

За окном пролетела какая-то птица, совсем близко. Терпеть не могу птиц, с самого детства. Окно было открыто, и я знаком попросил Люси закрыть его.

— Что Ракель делала в садике после работы? — спросил я.

— Не знаю. Знаю только, что она видела, как я стащила шкатулку. И на следующий день заявила мне: “Я видела, что ты совершила кражу. Помни об этом”.

— Прямо так и сказала?

— Да.

Я подумал вслух:

— Она не сказала, что сообщит другим, что вы воровка? Ведь, как я понимаю, когда кража обнаружилась, поднялся большой шум.

— Да, конечно. Я боялась ходить на работу.

Почему же Ракель не сообщила ни полиции, ни коллегам, что стала свидетелем кражи? Вывод напрашивался сам собой. По какой-то причине она не хотела говорить, что тоже находилась тогда в садике. Или не хотела привлекать внимание к своей персоне.

— Я не знала, что делать, — сказала Сюзанна. — Но… мне правда были очень нужны деньги. И я продала все украшения. В общем, за хорошую цену. Решила свои проблемы.