Мио-блюз

— Скоро вернусь, — сказал я и вышел из спальни, сунув в карман ключи от машины.

С женщиной, которая назвалась Сюзанной, я встречусь у станции метро “Гулльмарсплан”, возле бара “Синий солдат”. Заведение сомнительное, с весьма странным графиком работы. Машина заурчала, как только я повернул ключ зажигания. И вот тогда адреналин хлынул в кровь не на шутку. Да, Бобби отлично поработал, в этом ему не откажешь. Он вытянул куда больше нитей, чем я думал. Жаль, что его нет в живых и он не может вместе со мной собрать плоды своего упорного труда. Ведь у меня теперь другой заказчик. И я собирался осуществить самый страшный кошмар его сестры. Соединить Мио с его биологическим отцом. Правда, можно взглянуть на все и по-другому. Я хотел спасти жизнь своей дочери. И свою собственную. Отчасти это меня оправдывает. Даже перед Бобби.

Машина катила по бурлящему энергией Стокгольму. Люблю города, которые никогда не спят. Стокгольм до некоторой степени тоже из таких. Люди там всегда в движении. По крайней мере, в центре. Но стоит выехать за пределы старых застав, веселью конец. Улицы темнее, люди попадаются реже.

Однако самым безлюдным местом в эту ночь оказалось именно то, где была назначена встреча с таинственной Сюзанной. “Синий солдат” стоял на замке. Большое объявление на двери сообщало, что бар уже две недели закрыт по причине банкротства. Насчет открытия ни слова.

Я немного постоял на тротуаре, подождал. Издалека долетал шум мчащихся по шоссе автомобилей, и всё, полная тишина. Чуть южнее белела громада “Глобен-Арены”[2]. Я взглянул на часы. Дам Сюзанне еще пять минут и поеду домой.

Секундная стрелка двигалась по циферблату, словно копье. Десятью минутами позже я все еще стоял на площади. Охваченный тревогой, какой прежде не ведал. Я что-то упустил. Что-то очень важное. Поеживаясь, я нерешительно направился к машине.

Беги, черт возьми, шептал в голове призрачный голос.

Потом другой:

Уже слишком поздно.

Я ускорил шаг. Словно вдруг узнал, что через три секунды “Синий солдат” взлетит на воздух. Врубил мотор и рванул прочь. Одна рука лежала на руле, другая застегивала ремень безопасности. Потом я позвонил Люси, спросил:

— Все в порядке?

— Да, а как у тебя?

В ее голосе сквозила тревога.

— Еду домой, — коротко сказал я и закончил разговор.

Поскольку Сюзанна не сообщила мне свой телефон, разыскать ее я не мог. А вот она могла позвонить мне, если задержалась и не успевала вовремя добраться до места встречи. Но она не позвонила. Причин тому может быть только две.

Или возникли препятствия такого свойства, что она не только опаздывала, но и не имела возможности предупредить меня об этом.

Или же она вообще не собиралась приходить.

Результат все равно один и тот же. Потому что ощущение, что я угодил в новую ловушку, в обоих случаях было одинаково сильным.





5




После инцидента с апельсином у меня забрезжила надежда, что кошмары изменятся, но увы. Опять меня хоронили заживо. Опять я проснулся в поту, запутавшись в простыне. Скорей бы уж взошло солнце и начался новый день.

— Ты плохо спишь, — встревоженно сказала Люси.

— А, не волнуйся, все хорошо, — отозвался я.

Но мозг был уже как в дурмане, глаза щипало. Эти кошмары — не что иное, как дурной знак. Я точно знал, откуда они берутся, точно знал, почему они начали преследовать меня после поездки в Техас. Однако никак не мог от них избавиться. Больше всего мне хотелось свернуться калачиком и молить, чтобы меня оставили в покое. Но вымолить покой можно только у людей. Грехи прошлого неумолимы.

Бессонница действует на человека донельзя разрушительно. Сам я делаюсь в первую очередь чувствительным и тупоумным. Ужасная комбинация для человека, живущего под смертельной угрозой. Ночная вылазка не давала мне покоя. Уверенность, что я угодил в ловушку или каким-то иным образом устроил себе неприятности, чертовски действовала на нервы.

— Наверно, кто-то сыграл с тобой дурную шутку, — сказала Люси, когда мы готовили завтрак.

Кашу для Беллы, йогурт со свежими ягодами для Люси и кофе с бутербродом для меня. Я говорю: к черту диеты. Хорошенького понемножку — лозунг никчемный, но в отношении еды он, безусловно, справедлив. Не ешь слишком много сладкого, не пей слишком много газировки, следи, чтоб было достаточно клетчатки и белков. И поменьше тревожься. Жизнь — штука хрупкая. Как знать, может, в следующий раз мафия будет охотиться за тобой.

— Да нет, конечно, — иронически заметил я. — По чистой случайности некая особа позвонила среди ночи и сказала, что может кое-что сообщить об исчезновении Мио. Пошутила.

Люси закатила глаза.

— Я не это имела в виду. Думаю, скорей всего, можно вполне логично объяснить, почему она так и не пришла.

— И не позвонила!

Люси пожала плечами.

— Дай ей немного времени. Она наверняка объявится снова.

Белла пришла на кухню в пижамке. Посадила куклу на детский стульчик, и мы приготовились начать новый день. С тех пор как угодили в эту адскую заваруху, мы с Люси следовали четкой стратегии. Изо всех сил старались поддерживать будничную рутину. Ради Беллы, ну и чтобы со стороны было не очень заметно, что наша жизнь пошла прахом. Ведь меня подозревают в убийствах. Полиции нужно подтверждение, что я не просто хожу на свободе и жду, когда меня арестуют. Я невиновен и должен вести себя как невиновный. Ходить на работу, отвозить и забирать Беллу из детского сада, нарезать сотни кругов в колесе, которое зовется буднями.

— Чем сегодня займешься? — спросила Люси.


— У меня есть поименный список всех, кто работал в том детском саду, когда исчез Мио. Надо их проверить.

— Так ведь их уже проверяли, — с сомнением сказала Люси. — Полиция беседовала со всеми сотрудниками и…

— Спасибо, я читал протоколы допросов. Я сказал, что проверю их, но не имел в виду, что буду снова опрашивать.

Люси нахмурила брови:

— А что тогда?

— Выясню, чем они занимаются сейчас. Работают ли в том же детском саду. И живы ли вообще. Есть ли среди них некая Сюзанна.

Белла ритмично колотила ложкой по каше. Молоко и варенье брызгали на стол. Такого она не делала с двухлетнего возраста.

— Прекрати, — резко сказал я.

Она прекратила, но и есть не стала. После пожара и похищения девчушка ела ужасно плохо. Поэтому я так быстро рассердился. Из боязни, что она умрет голодной смертью.

Люси погладила меня по плечу.

— Белла, может, поешь немножко? — сказала она.

Ее голос был куда мягче моего.

Белла помотала головой:

— Невкусно.

Я глянул на ее тарелку.

— Варенье не то?

Она не ответила.

— Иди ко мне, — сказала Люси. — Залезай на коленки, может, вместе у нас дело пойдет лучше, а? Ну как?

Белла слезла со своего стула, тихонько прошмыгнула вокруг стола. Взобралась к Люси на колени, уткнулась лицом ей в грудь. Тревога шипами впилась в мою душу. Я же понятия не имел, что она пережила в те часы, когда находилась во власти похитителей. Врачи в больнице не нашли никаких признаков побоев или иного насилия. Но обнаружили в ее крови следы снотворного. Судя по всему, она вообще не помнила, как ее забрали из домика деда и бабушки в шхерах.

Полиция и медики предполагали, что во сне ей вкололи снотворное, а затем вынесли из дома еще до поджога. Когда я спросил Беллу, что она помнит, она сказала, что заснула, когда бабушка читала сказку, а проснулась, когда я лег рядом с нею. Но была тогда уже не в летнем домике деда и бабушки, а в моем гостиничном номере в “Гранд-отеле”. Никто из нас не знал, как она там очутилась.

— Сегодня без детского сада, — сказала Белла.

Малышовый язык без подлежащих и сказуемых. Когда мы слышали его последний раз? Интуиция подсказывала мне, что надо постепенно вернуть ее к обычному дневному распорядку, важной частью которого был детский сад. Но, пожалуй, не сейчас, когда она так устала, а вдобавок ничего не поела.

— Позвоню Сигне, — сказал я.

Няня Сигне принадлежала к быстро редеющему кругу людей, которым я по-прежнему доверял. Во многом оттого, что я очень от нее зависел.

— А я позвоню в сад, — сказала Люси.

Она кормила Беллу, как младенца, и одновременно звонила по телефону. Одна ложка, две, три. Потом Белла отвернулась. Люси заманила ее глоточком сока. И добавила еще одну ложку каши.

Ложку за маму, ложку за папу, твердил голос в моей голове.

Через полчаса приехала Сигне. А мы с Люси отправились в контору. Люси — работать, я — искать чужого ребенка. В машину мы сели в половине девятого. И через двадцать минут были в конторе на Кунгсхольмене. Люси закрылась в своем кабинете. Я сел за стол и достал полицейские материалы по исчезновению Мио. Ночью, когда раздался звонок, я был сонный и усталый. Женщина назвалась Сюзанной. Но есть ли в списках сотрудников “Тролльгордена” это имя?

Ответ я получил очень скоро. Нет. Никакой Сюзанны там не было. Ясное дело. Она назвала вымышленное имя. Я старался внушить себе, что это вполне понятно. И все-таки найти ее необходимо. Ведь эта женщина утверждала, что работала в “Тролльгордене”. А кроме того, мой номер телефона она получила от Бобби, незадолго до его гибели.

Зачем выманивать меня среди ночи из дома?

Терпеть не могу сидеть с уймой вопросов и почти полным отсутствием ответов. Снова и снова меня охватывало ощущение, что я не могу остановить “порше” у перехода. Ведь на самом деле могла случиться беда. Я мог убить человека.

Опять.

Кулаками я потер лоб. С силой. В голове билась одна-единственная мысль:

Я не убийца. Я не убийца.

Люси постучала в дверь, вошла.

— Мне надо отлучиться. Встреча. После пообедаем вместе?

Люси и я. Я и Люси. Мало-помалу я начал испытывать что-то вроде клаустрофобии. У меня был обширный круг знакомых, с которыми я старался поддерживать контакт. Не мог же он, черт побери, вдруг исчезнуть. Или в летние месяцы такое случалось? Народ уезжал из города, а те, кто оставался, чувствовали себя более одинокими, чем отшельники.