Мио-блюз

* * *


Она стояла в тени под деревом. На лице читалась смесь подозрительности и злости. Я остановился в нескольких метрах. Чувствуя облегчение во всем теле. Я узнал ее по паспортной фотографии, добытой Люси. Короткие волосы, причесанные на косой пробор, на правой щеке родимое пятно.

— Сюзанна? — сказал я.

Я знал, что ее зовут не так, но не помнил, какое имя стояло под фотографией.

— Черт побери, что вы здесь делаете?

Злость погасла, уступила место тому, что таилось под нею. Чистейшему страху.

— Сожалею, что явился таким вот образом, но вы же не захотели сообщить мне свой телефон. И имя.

Она резко тряхнула головой.

— Я очень ясно сказала почему. Не понимаю, что мешает вам отнестись к этому с уважением.

Мне что же, надо устыдиться? Ну уж нет. По большому счету она сама виновата, что очутилась в такой ситуации. А вдобавок очень даже в ответе и за случившееся с Мио. Чем больше я размышлял, тем труднее мне было понять ее решение не сообщать в полицию.

— Да плевать мне на то, что вам непонятно. Не пора ли сказать, как вас зовут? Или мне спросить у ваших коллег? А заодно рассказать им о краденых украшениях?

Она потупила взгляд, тяжело привалилась к стволу дерева. Со стороны мы, наверно, выглядели как влюбленная парочка, готовая порвать отношения. Она так устала, что с трудом держится на ногах, а я так взбудоражен, что не могу устоять на месте.

— Надя, — сказала она. — Меня зовут Надя Карлссон.

Это имя значилось в списке Люси, но отсутствовало в полицейском расследовании, как и говорила Сюзанна, то бишь Надя.

— У меня есть еще несколько вопросов насчет Мио.

— Вряд ли я смогу вам помочь. Я не так уж часто с ним работала.

— Но, может быть, вы знаете, он, случайно, не страдает эпилепсией?

Она тотчас подняла глаза:

— Да. Страдал. Или страдает. Если он жив.

Конечно, жив.

— Заболевание было для него серьезной проблемой? Приступы случались часто?

— Нет, слава богу. Здесь, в садике, всего один раз, по-моему.

Я молча кивнул сам себе. Меня занимал вопрос, почему тот, кто забрал Мио из дома Ракель, оставил лекарство. Стесолид в аптеке просто так не купишь. Нужен рецепт, а чтобы получить рецепт, надо связаться с врачом. Но это нежелательно, когда ребенок у тебя краденый. Страх заставил меня глубоко вздохнуть. Ведь не может быть, что лекарство мы нашли, так как Мио нет в живых? Мертвые дети эпилепсией не страдают.

Я тряхнул головой, чтобы держать мысли в узде.

— Вам знакомо имя Герман Нильсон?

— Нет.

Я достал телефон и нашел в Гугле фото Германа. На сайте его работодателя.

— Вы уверены?

Она посмотрела на дисплей.

— Так вот это кто!

Черт побери.

— Надо же. Оказывается, вы его знаете. Откуда?

— Он бывал здесь, несколько раз приезжал за своим крестником. Жутко заносчивый. Весь персонал только о нем и судачил. Самодовольный красавчик. Ведь было ясно как божий день: он хотел показать, что в самом деле не из таких, кто живет во Флемингсберге.

Печально слышать. Я тоже производил такое впечатление? Надеюсь, что нет, но я понял, что над этим надо поработать.

— У него была интрижка с Ракель?


Надя удивилась:

— Нет, вряд ли. Он бы никогда не заинтересовался никем, кто тут работает. Да и мы им тоже, кстати сказать.

— Кому он был крестным?

— Кажется, мальчика звали Себбе.

— Себбе? Себастиан, значит. Фамилия?

— Понятия не имею. Я в его группе не работала.

Себбе. Себастиан. То же гложущее ощущение, что и с адресом в Орста-Хавсбаде. Я знал кого-то по имени Себастиан. Ребенка. Одного из друзей Беллы? В голове мелькнул рыжеволосый мальчуган из ее детского садика. Ненужное воспоминание, ведь этот Себастиан никогда не ступал ногой в детский сад Мио.

— У него, кстати, тоже были… проблемы, — сказала Сюзанна.

Я насторожился.

— У Себастиана?

— Он пробыл здесь недолго. Ходили разные разговоры о том, почему его родители сменили детский сад, почему он очутился у нас во Флемингсберге. Он всегда был такой усталый, и у него всегда все болело. Особенно голова. И синяки мы тоже замечали. Думаю, прежний детский сад заявил на родителей. Его били, мы все так считали.

Когда в мозгу нет красной линии, указывающей курс, все становится одинаково важным. Или одинаково неважным. Имело ли значение только что услышанное? Вряд ли. Тем не менее я сказал:

— А ваш садик? Как насчет заявления? Вы ведь наверняка тоже реагировали.

— Да, конечно. Но я в этом не участвовала. К тому же в начале минувшей осени семья переехала. Себбе тогда был вправду плох.

— Странно, — сказал я.

— А что тут странного? Им же наверняка было до смерти стыдно.

— Куда они уехали?

— За границу, не знаю, куда именно. Все произошло ужасно быстро. Мы не получили почти никакой информации о переезде. Наверно, им хотелось скрыться от шведских властей и продолжать издевательства над ребенком.

У меня сосало под ложечкой, пока она рассказывала. Из-за Беллы я стал здорово впечатлительным и не терплю людей, которые бьют своих детишек. Не то чтобы я раньше одобрял подобное, просто неприятные чувства усилились. И еще как.

Надя выпрямилась.

— Мне пора. Остальные, наверно, удивляются, где я запропастилась.

— Как с вами связаться? Если не хотите видеть меня здесь снова и снова, предлагаю дать мне номер телефона.

Она скривилась.

— Это что же, шантаж?

— Отнюдь. Но если хотите удостовериться, можете спросить в полиции, когда пойдете сообщать, кто забрал Мио.

Она побелела как полотно и прошептала:

— Никогда в жизни.

Я решил больше не нажимать. Погибло достаточно много людей. Эта мысль пришла и ушла, но я начал озираться по сторонам. Если за мной был хвост, я только что подписал Наде смертный приговор. Что опять-таки заставило меня задуматься, почему она еще жива. Элиаса нашли мертвым у Ракель. А Надю не тронули. Надолго ли, вот в чем вопрос. Если Ракель убийца, то своих жертв она выбирает непоследовательно.

Это не она, подумал я. За ней стоит кто-то другой, он-то и решает. И тогда все кончается кровью и смертью.

— Дайте мне номер телефона, и я больше не появлюсь, — сказал я.

Она быстро продиктовала номер и пошла в дом.

Я колебался, но не дольше секунды, потом окликнул:

— Послушайте!

Она обернулась.

— У вас есть за городом друзья или родственники, у которых вы могли бы погостить несколько дней?

Она по-прежнему была бледна.

— Я могу взять больничный. И съездить к бабушке.

Я кивнул.