Милые детки
Часть 7 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Брови Лорен поползли вверх, она вдруг точно расфокусировалась, ее внимание рассеялось. Стала заметнее паутинка недавних морщин у нее под глазами – карта едва пережитых потрясений.
– Что случилось с вашим запястьем? – спросила Харпер через некоторое время. Когда она вошла в палату, кровавое пятно на повязке было совсем крохотное, с горошину, но за время их разговора расползлось до размеров монеты.
– Ну, она… Эта женщина, она… – Лорен выглядела растерянно. – Я не знаю.
– Вас кто-то поранил?
Лорен отвернулась к окну. По другую сторону парковки люди сновали туда-сюда через большие стеклянные двери, такие неоправданно высокие, что рядом с ними любой человек казался лилипутом. Двери все открывались и закрывались, открывались и закрывались, утреннее солнце вспыхивало, отражаясь в их глянцевой поверхности, и от этих вспышек перед глазами у Харпер плясали оранжевые пятна. Лорен смотрела на слепящий свет, широко раскрыв глаза.
– Тот человек, доктор Джилл, он сказал, я сама себя поранила.
– А вам как кажется, миссис Трантер?
– Мне кажется… – Лорен взглянула на детей, затем на Харпер. Такие большие глаза, печальные, перепуганные, полные слез. – Не стоит сейчас верить тому, что мне кажется.
Глава 7
Бледный лик ее преобразился,
Меркнущего солнца луч последний
Пробудил во взгляде удивленье,
Волосы ее озолотил.
Дочки обескровленные губы
Поцелуями она покрыла
И дитя с любовью приложила
К молоком сочащейся груди.
Джон Гринлиф Уиттьер. Подменыш
Десять утра, время посещений. Со своей больничной койки Лорен заметила приближающееся к ней мутное цветное пятно и попыталась сфокусировать взгляд. Пятно приняло знакомые очертания Патрика. Казалось, годы прошли с тех пор, как она видела его последний раз.
– Боже мой, – сказал он. – Что они с тобой сделали?
– Ничего страшного, все в порядке, – хотела ответить Лорен, но вместо слов из груди вырвались сдавленные рыдания, нечленораздельный, почти звериный вой и за ним череда слабых, еле слышных всхлипов. Патрик провел рукой по ее волосам.
– Тихо, тихо, милая, – сказал он почти шепотом.
В другом конце палаты вокруг постели миссис Гуч собралась ликующая компания родственников. Для старших Гучей притащили стулья. Двое маленьких рыжих детей крепко сжимали в руках ленты, к которым были привязаны блестящие серебристые шарики с ярко-розовыми надписями. «У нас девочка!» – радостно возвещали шарики, подрагивая под потолком. Один из их гордых хранителей уставился на Лорен и разинул рот так широко, что чуть не выронил леденец.
– Тихо, тихо, я понимаю, – бормотал Патрик, не подозревая о любопытном ребенке у себя за спиной.
Другая Лорен из прошлого уставилась бы на мальчишку в упор и пялилась, пока не отвернется. Новая, сломленная Лорен просто закрыла глаза.
– Мне оставили голосовое сообщение, но я его получил только утром. Что произошло?
Лорен не смогла сразу ответить. Ее захлестнула новая волна рыданий. Еще один рыжий мужчина, наверное какой-нибудь очередной дядя новорожденной малышки Гуч, вошел в палату с вычурным букетом лилий и принялся громко и радостно приветствовать собравшихся. Миссис Гуч указала взглядом на Лорен, и веселый мужчина спросил:
– Что такое? – И тут же, повернувшись в их сторону, смущенно добавил: – Ой…
Патрик поднялся и резко задернул штору, создав удобную для всех иллюзию уединения. Выждав немного, Лорен начала потихоньку выдавливать из себя слова.
– Не знаю, почему я до сих пор плачу. Я в порядке, скоро буду в порядке. Ничего не произошло. Просто схожу с ума, а так ничего страшного.
У нее вырвался безрадостный смешок. Она так и сидела, вцепившись в мужа, уткнувшись лицом ему в плечо, оставляя на его рубашке мокрые пятна слез и соплей. Вдыхала горьковатый запах его тела, мешавшийся с ароматом чайного дерева – от шампуня. Патрик пах домом.
– Лорен, солнышко мое. – Он взял ее лицо в ладони и ласково улыбнулся: – Так ты и раньше была сумасшедшая.
Его слова заставили Лорен рассмеяться по-настоящему, и дурные чары рассеялись. Они оба расхохотались, а затем Лорен вдруг снова начала плакать, и Патрик вытирал ей слезы дешевыми больничными салфетками из коробки на тумбочке. Дети их выглядели почти так же безмятежно, как дочка миссис Гуч. Лорен и правда не знала, почему никак не успокоится. Разве можно плакать, глядя на двух чудесных мальчиков, которых они с Патриком произвели на свет?
Патрик подошел к кроватке.
– Доброе утро, малыши. Вы хорошо себя вели? – Он повернулся к Лорен: – Небось, всю ночь не давали спать?
– Конечно, они же дети.
Мир поплыл у Лорен перед глазами, веки внезапно отяжелели.
– Прости, – донесся откуда-то издалека приглушенный голос Патрика, и она удивилась: простить за что?
Когда она открыла глаза, Патрик сидел с другой стороны кровати. Странно, подумала Лорен, не помню, чтобы я засыпала. Несколько секунд просто выпали, точно кадры, вырезанные из кинопленки: щелк, и вот уже другая сцена.
– Я утром разговаривал с мамой, – говорил Патрик. – Она просила тебя поцеловать и передать, что ты молодец, большинство женщин просто сразу согласились бы на кесарево.
Лорен никогда не перестанет жалеть, что не поступила именно так. Прошлого не вернешь – того, как прошли роды, уже не изменить, не взять обратно свои опрометчивые решения, не переписать дурацкий «план родов». Но терзаться сожалениями это, увы, не мешает. Она, конечно, сама виновата, что не послушала совета врача, но и он мог бы поменьше сомневаться в ее силах и в благополучном исходе. Возможно, если бы он с самого начала в нее верил, все бы прошло нормально.
– Если бы мне предстояло рожать близнецов, – говорил он, – я бы выбрал кесарево сечение.
Бред. Откуда мужчине вообще знать, каково это, рожать детей?
– Спасибо, – холодно ответила она тогда. – Я подумаю.
А про себя тут же решила: мой организм и так прекрасно справится, пусть природа делает свое дело. Уж как-нибудь сумею выдавить из себя детей самостоятельно, женщины этим занимаются с начала времен. Ну насколько это может быть сложно? В конце концов, нас ведь всех кто-то родил?
Идиотка. Не очень-то много она сумела самостоятельно. Все роды просто плыла по течению на спасательном круге достижений современной медицины. Вот медики, они все сумели: бесчисленные безымянные медсестры, акушерки, доктора – без их помощи она бы умерла, и дети тоже. А сама она только все портила.
– Ты у меня настоящая героиня, – сказал Патрик. – Ты заслужила медаль.
«Ничего я не заслужила», – подумала Лорен, но все же улыбнулась, пытаясь не выдать своих терзаний.
Через некоторое время Патрик спросил:
– А когда ты думаешь возвращаться домой?
– Не знаю, – ответила Лорен. – Как только разрешат.
– Тебе не нужно никакое разрешение, можешь просто выписаться.
Эта идея казалась немыслимой. Лорен была уверена, что выписать имеет право только врач.
– Сама?
– Конечно. Ты же не в тюрьме.
Домой. Она может поехать домой.
– Я хочу домой, – сказала она.
– Так поехали!
Лорен изумленно уставилась на мужа.
– Серьезно?
– Ну да, почему нет? Я привез детские кресла. Пойду принесу их из машины.
– Если честно, Патрик, я не думаю, что меня отпустят. У меня ведь было кровотечение, меня опять увозили в операционную…
– Отпустят, конечно. Сейчас ведь ты в порядке?
– Вроде бы.
– Ну вот.
– А еще же транквилизаторы, – сказала Лорен. – По правде говоря, мне кажется, я еще немного под кайфом.
Патрик внимательно вгляделся в ее зрачки.
– Хм, – промычал он. – Как ты себя сейчас чувствуешь?
– Уже лучше.
– Мне не рассказали, что произошло. Сообщили только, что ты сильно разнервничалась и тебе дали успокоительное. С тобой что-то случилось?
Да, подумала Лорен. Кто-то пытался забрать наших малышей. Я убежала и спряталась. Никто ничего не видел. А потом оказалось, что это все неправда, всего лишь галлюцинация. Но выглядело так правдоподобно.
– Что случилось с вашим запястьем? – спросила Харпер через некоторое время. Когда она вошла в палату, кровавое пятно на повязке было совсем крохотное, с горошину, но за время их разговора расползлось до размеров монеты.
– Ну, она… Эта женщина, она… – Лорен выглядела растерянно. – Я не знаю.
– Вас кто-то поранил?
Лорен отвернулась к окну. По другую сторону парковки люди сновали туда-сюда через большие стеклянные двери, такие неоправданно высокие, что рядом с ними любой человек казался лилипутом. Двери все открывались и закрывались, открывались и закрывались, утреннее солнце вспыхивало, отражаясь в их глянцевой поверхности, и от этих вспышек перед глазами у Харпер плясали оранжевые пятна. Лорен смотрела на слепящий свет, широко раскрыв глаза.
– Тот человек, доктор Джилл, он сказал, я сама себя поранила.
– А вам как кажется, миссис Трантер?
– Мне кажется… – Лорен взглянула на детей, затем на Харпер. Такие большие глаза, печальные, перепуганные, полные слез. – Не стоит сейчас верить тому, что мне кажется.
Глава 7
Бледный лик ее преобразился,
Меркнущего солнца луч последний
Пробудил во взгляде удивленье,
Волосы ее озолотил.
Дочки обескровленные губы
Поцелуями она покрыла
И дитя с любовью приложила
К молоком сочащейся груди.
Джон Гринлиф Уиттьер. Подменыш
Десять утра, время посещений. Со своей больничной койки Лорен заметила приближающееся к ней мутное цветное пятно и попыталась сфокусировать взгляд. Пятно приняло знакомые очертания Патрика. Казалось, годы прошли с тех пор, как она видела его последний раз.
– Боже мой, – сказал он. – Что они с тобой сделали?
– Ничего страшного, все в порядке, – хотела ответить Лорен, но вместо слов из груди вырвались сдавленные рыдания, нечленораздельный, почти звериный вой и за ним череда слабых, еле слышных всхлипов. Патрик провел рукой по ее волосам.
– Тихо, тихо, милая, – сказал он почти шепотом.
В другом конце палаты вокруг постели миссис Гуч собралась ликующая компания родственников. Для старших Гучей притащили стулья. Двое маленьких рыжих детей крепко сжимали в руках ленты, к которым были привязаны блестящие серебристые шарики с ярко-розовыми надписями. «У нас девочка!» – радостно возвещали шарики, подрагивая под потолком. Один из их гордых хранителей уставился на Лорен и разинул рот так широко, что чуть не выронил леденец.
– Тихо, тихо, я понимаю, – бормотал Патрик, не подозревая о любопытном ребенке у себя за спиной.
Другая Лорен из прошлого уставилась бы на мальчишку в упор и пялилась, пока не отвернется. Новая, сломленная Лорен просто закрыла глаза.
– Мне оставили голосовое сообщение, но я его получил только утром. Что произошло?
Лорен не смогла сразу ответить. Ее захлестнула новая волна рыданий. Еще один рыжий мужчина, наверное какой-нибудь очередной дядя новорожденной малышки Гуч, вошел в палату с вычурным букетом лилий и принялся громко и радостно приветствовать собравшихся. Миссис Гуч указала взглядом на Лорен, и веселый мужчина спросил:
– Что такое? – И тут же, повернувшись в их сторону, смущенно добавил: – Ой…
Патрик поднялся и резко задернул штору, создав удобную для всех иллюзию уединения. Выждав немного, Лорен начала потихоньку выдавливать из себя слова.
– Не знаю, почему я до сих пор плачу. Я в порядке, скоро буду в порядке. Ничего не произошло. Просто схожу с ума, а так ничего страшного.
У нее вырвался безрадостный смешок. Она так и сидела, вцепившись в мужа, уткнувшись лицом ему в плечо, оставляя на его рубашке мокрые пятна слез и соплей. Вдыхала горьковатый запах его тела, мешавшийся с ароматом чайного дерева – от шампуня. Патрик пах домом.
– Лорен, солнышко мое. – Он взял ее лицо в ладони и ласково улыбнулся: – Так ты и раньше была сумасшедшая.
Его слова заставили Лорен рассмеяться по-настоящему, и дурные чары рассеялись. Они оба расхохотались, а затем Лорен вдруг снова начала плакать, и Патрик вытирал ей слезы дешевыми больничными салфетками из коробки на тумбочке. Дети их выглядели почти так же безмятежно, как дочка миссис Гуч. Лорен и правда не знала, почему никак не успокоится. Разве можно плакать, глядя на двух чудесных мальчиков, которых они с Патриком произвели на свет?
Патрик подошел к кроватке.
– Доброе утро, малыши. Вы хорошо себя вели? – Он повернулся к Лорен: – Небось, всю ночь не давали спать?
– Конечно, они же дети.
Мир поплыл у Лорен перед глазами, веки внезапно отяжелели.
– Прости, – донесся откуда-то издалека приглушенный голос Патрика, и она удивилась: простить за что?
Когда она открыла глаза, Патрик сидел с другой стороны кровати. Странно, подумала Лорен, не помню, чтобы я засыпала. Несколько секунд просто выпали, точно кадры, вырезанные из кинопленки: щелк, и вот уже другая сцена.
– Я утром разговаривал с мамой, – говорил Патрик. – Она просила тебя поцеловать и передать, что ты молодец, большинство женщин просто сразу согласились бы на кесарево.
Лорен никогда не перестанет жалеть, что не поступила именно так. Прошлого не вернешь – того, как прошли роды, уже не изменить, не взять обратно свои опрометчивые решения, не переписать дурацкий «план родов». Но терзаться сожалениями это, увы, не мешает. Она, конечно, сама виновата, что не послушала совета врача, но и он мог бы поменьше сомневаться в ее силах и в благополучном исходе. Возможно, если бы он с самого начала в нее верил, все бы прошло нормально.
– Если бы мне предстояло рожать близнецов, – говорил он, – я бы выбрал кесарево сечение.
Бред. Откуда мужчине вообще знать, каково это, рожать детей?
– Спасибо, – холодно ответила она тогда. – Я подумаю.
А про себя тут же решила: мой организм и так прекрасно справится, пусть природа делает свое дело. Уж как-нибудь сумею выдавить из себя детей самостоятельно, женщины этим занимаются с начала времен. Ну насколько это может быть сложно? В конце концов, нас ведь всех кто-то родил?
Идиотка. Не очень-то много она сумела самостоятельно. Все роды просто плыла по течению на спасательном круге достижений современной медицины. Вот медики, они все сумели: бесчисленные безымянные медсестры, акушерки, доктора – без их помощи она бы умерла, и дети тоже. А сама она только все портила.
– Ты у меня настоящая героиня, – сказал Патрик. – Ты заслужила медаль.
«Ничего я не заслужила», – подумала Лорен, но все же улыбнулась, пытаясь не выдать своих терзаний.
Через некоторое время Патрик спросил:
– А когда ты думаешь возвращаться домой?
– Не знаю, – ответила Лорен. – Как только разрешат.
– Тебе не нужно никакое разрешение, можешь просто выписаться.
Эта идея казалась немыслимой. Лорен была уверена, что выписать имеет право только врач.
– Сама?
– Конечно. Ты же не в тюрьме.
Домой. Она может поехать домой.
– Я хочу домой, – сказала она.
– Так поехали!
Лорен изумленно уставилась на мужа.
– Серьезно?
– Ну да, почему нет? Я привез детские кресла. Пойду принесу их из машины.
– Если честно, Патрик, я не думаю, что меня отпустят. У меня ведь было кровотечение, меня опять увозили в операционную…
– Отпустят, конечно. Сейчас ведь ты в порядке?
– Вроде бы.
– Ну вот.
– А еще же транквилизаторы, – сказала Лорен. – По правде говоря, мне кажется, я еще немного под кайфом.
Патрик внимательно вгляделся в ее зрачки.
– Хм, – промычал он. – Как ты себя сейчас чувствуешь?
– Уже лучше.
– Мне не рассказали, что произошло. Сообщили только, что ты сильно разнервничалась и тебе дали успокоительное. С тобой что-то случилось?
Да, подумала Лорен. Кто-то пытался забрать наших малышей. Я убежала и спряталась. Никто ничего не видел. А потом оказалось, что это все неправда, всего лишь галлюцинация. Но выглядело так правдоподобно.