Мгновения Амелии

Все считают, что сюжет третьей книги будет разворачиваться в Ормании, я же этого не хочу. Мне нравится представлять, что девочки живут в одном мире со мной и имеют те же заботы, например, сходив в туалет по-маленькому, у Эмелины заканчивается бумага. Она, как и я, решает насущные проблемы, но проскальзывает обратно в Орманию, чтобы занять престол в качестве истинной королевы.

От подобных историй невозможно заснуть вечером, и как только я погружаюсь в них с головой, то уверяюсь, что в реальности существуют секреты, до которых мне просто пока не удалось добраться. Во время чтения подобных книг мне кажется, что поверх любимого свитера я надеваю доспехи – ловкая, но грозная; тоскующая, но безрассудно смелая.

А Н. Е. Эндсли, в свою очередь, – удивительно одаренный молодой писатель. Он всего на год старше нас с Дженной. И несколько недель назад социальные сети взорвались новостями о его девятнадцатом дне рождения, а на некоторых популярных сайтах вышли статьи о его невероятно блистательном успехе.

Уже в тринадцать лет он начал писать рассказы, в шестнадцать опубликовал первую книгу, вторая же вышла годом позже. Предполагалось, что третью, и последнюю, издадут в этом году, но дату выпуска перенесли на неопределенное время.

Никому не известно, по какой причине. Хотя ходят слухи.

Одни считают, что у него писательский ступор, и он не может понять, как закончить ставшую невероятно популярной эпопею.

Другие заходят дальше, обвиняя во всем фандом и обзывая его банальным и назойливым. Так что на творчество Эндсли возложены огромные надежды и оказывается неимоверное давление.

Последние уверены, что по непонятным причинам он не допишет книгу и уже до двадцати пяти лет станет затворником, а сюжет закончится на второй части.

Надеюсь, это неправда, но опять же, у меня нет поводов надеяться. Как, собственно, и у всех остальных. Эндсли редко дает интервью. И все, что знает о нем орманский фандом, строится на слухах или утечках информации.

Однажды я не могла заснуть и провалилась в интернет-пучину, читая комментарии людей, которые случайно встретили Эндсли в Нью-Йорке, где он живет. Одна девушка увидела его в библиотеке и подошла с просьбой подписать вторую книгу, которую, к счастью, имела с собой. Эндсли отказался. Но когда тот удалился, к ней подошел другой парень. Он извинился за поведение Эндсли, попросил ее адрес, пообещав прислать подписанную книгу, снова извинился за грубого писателя и исчез в толпе.

В свежем посте девушка подтвердила, что получила книгу.

Кто знает, правда ли это. Возможно, лучше самой решить, когда увижу его в лицо.

– А как насчет лекции «На кухне поваров хватает»? – интересуется Дженна, вырывая меня из мыслей. – Выступают Джун Тернер и другие авторы антологии о феминизме в старшей школе. Ну, та книга, которую я дала тебе на прошлой неделе, а ты не прочитала?

– Откуда ты знаешь, что я не прочитала? – спрашиваю я.

– Потому что отдала в идеальном состоянии. Ни одного пятнышка на станицах.

– Хочешь сказать, что я порчу книги?

Дженна одаривает меня взглядом, который миссис Уильямс бросает на мистера Уильямса, когда тот во время еженедельных визитов в супермаркет украдкой кладет в тележку лишнюю пачку расфасованных маффинов, утверждая, что они «для его девочек». Только вот в ее глазах светится любовь, и я готова расплакаться.

Поэтому захожусь смехом.

– Ладно. Я не помешана на чистоте. Можешь осудить. Но ты права, я не прочитала, но только потому, что…

– Перечитывала книги Эндсли, – перебивает Дженна, – знаю.

Я беру ее под руку и снова тащу в толпу.

– Тогда лекция о феминизме, Джен-джен. Лучше поторопиться, если хотим устроиться впереди. Я ведь знаю, что ты захочешь сесть именно там.

Дженна машинально закатывает глаза, а я продолжаю ее держать.

Трудно идти, когда со всех сторон нас окружает столько народу, но она не отпускает мою руку. В нашей дружбе именно Дженна ответственна за принятие серьезных и не слишком решений. А я – за создание веселой атмосферы, несмотря на ее многочисленные гримасы.

Сегодня перед нами стоит простая задача, и, хотя подруга не признается вслух, я понимаю, что ее сердце бьется так же быстро, как и мое, отсчитывая время до приближения к Ормании и ее создателю.

После уморительной лекции о феминизме она планирует успеть посетить еще одну, а потом занять очередь на встречу с Эндсли, но я не желаю рисковать, чтобы в итоге заполучить ужасные места. И мне не приходится долго ныть, чтобы уговорить Дженну.

– Ладно, – соглашается она, закатывая глаза, – но придется ждать больше часа. Не хочу слышать всякую ерунду типа «она лезет не на свое место», поэтому если тебе нужно сходить в туалет – иди сейчас.

– Но я покамест не хочу.

– Пока. Начинай говорить правильно, ведь однажды станешь преподавателем английского.

Пришла моя очередь закатывать глаза. Прошлой весной Дженна заставила меня пройти дорогой тест по профессиональной ориентации, который обещал быть точным, надежным и бла-бла-бла. В итоге появилось слово «преподаватель».

– Прекрасно, – заявила она, – сможешь преподавать английский.

За два часа подруга составила план моей жизни на десять лет вперед, а в таблице мои красноватые ячейки выстроились рядом с ее фиолетовыми.

В общем документе мы уже зачеркнули первый пункт – поступить в один колледж, тем самым отметив его выполнение. Следующий – подготовительные университетские занятия в местном двухгодичном колледже – выделен только в моем, красноватом секторе. Ведь пока Дженна в Ирландии, мне придется писать конспекты. «Подробные конспекты, Амелия!» Семинар будет длиться всего лишь день, но на нем нам должны рассказать о новых методах изучения материала и способах закончить колледж с достоинством и здоровой психикой. Дженна настаивает, что этот курс необходим.

– Ладно, схожу, – отвечаю я на замечание о туалете, но продолжаю думать о глупом подготовительном занятии. – Подержишь рюкзак?

Дженна мучительно выдыхает.

– Мне и так тяжело. Сяду здесь и подожду тебя.

Она указывает на пустующий кусочек ковролина возле огороженного коридора, из высоких окон которого открывается вид на океан. С веревки свисает табличка «ВХОД ДЛЯ УЧАСТНИКОВ ФЕСТИВАЛЯ ЗАПРЕЩЕН». Банка газировки и наполовину съеденное пирожное по другую сторону ограждения свидетельствуют о волонтере, который покинул свой пост.


– Я быстро, – уверяю подругу. – Встретимся здесь.

Дженна прислоняет наши рюкзаки к стене, разминает плечи и потирает шею, а я, едва не спотыкаясь, несусь в туалет.

В первой попавшейся на пути уборной очередь тянется от двери до середины прилегающей к ней стены. Я подумываю воспользоваться мужским туалетом (почему там никогда нет очередей?), но решаю попытать удачу на первом этаже, вдруг там окажется свободно.

Однако там народа раза в два больше. Глупо снова подниматься наверх. Поэтому я двадцать минут провожу в очереди, переваливаясь с пятки на носок, затем рекордно быстро мою руки и спешу обратно к Дженне и очереди на встречу с Н. Е. Эндсли.

Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди, так что я не реагирую, когда оступаюсь на последней ступеньке и падаю под ноги какому-то парню.

Это брюнет со светлой кожей, на которой солнце оставило легкий загар. Когда наши взгляды встречаются, его глаза излучают теплоту и беспокойство. Будь оно человеком, так выглядело бы печенье с шоколадной крошкой. Очень испуганное печенье. Он так сильно морщит лоб, что от одного вида этой гримасы у меня начинает болеть голова. Если бы я не стремилась вернуться к Дженне и увидеть Н. Е. Эндсли, то, скорее всего, не наплевала бы на то, насколько он мил; на ремешок на шее, подтверждающий его статус участника фестиваля; на причины, из-за которых хмурится его лоб.

– Прости, пожалуйста, – извиняется парень, – не заметил тебя.

– Ничего страшного, – отвечаю, хватаясь за его локоть, чтобы подняться на ноги. – Сама виновата. Не смотрела под ноги.

Пока я оглядываюсь вокруг в поисках Дженны, парень проносится мимо меня вниз по лестнице. Его пластиковый бейджик подлетает и ударяется о плечо, словно галстук Кларка Кента.

Сначала мне кажется, что подруга ушла, но она только переместилась на другую сторону коридора. Находясь спиной ко мне, она не замечает моего приближения. Что-то в ее позе напоминает мне о Гэтсби, с отчаянием смотрящем на зеленый огонек на краю причала, и от этой мысли мне становится не по себе.

– Я вернулась, – объявляю. Вздрогнув от испуга, она резко поворачивается ко мне. – Что такое? – хмурюсь я.

Дженна моргает один раз, потом второй и ерзает на месте.

– Ничего. Просто задумалась. Считаешь, мне хватит одного чемодана в Ирландию?

Я кошусь на нее, пытаясь сопоставить мою ответственную подругу с этим настороженным созданием. Она отряхивает с ног невидимые пылинки.

– Говори, Уильямс. Что такое?

На долю секунды создается впечатление, что ее гложет чувство вины, но, как только подруга открывает рот, я осознаю, что неправильно поняла ее тревогу.

Ее лицо выражает не стыд, а жалость.

– Амелия… когда ты ушла, пошел слух. Одна женщина с рацией прошла мимо, и я подслушала… – Она склоняет голову к коридору. – А через пару минут вышла другая с группой волонтеров. Уже скоро должны объявить.

Желудок скручивается в узел.

– Объявить. Что?

Дженна вздрагивает от моего грубого голоса.

– Амелия, давай будем…

– Дамы и господа, – раздается над головами из колонок, и шум в зале моментально затихает, – я Линда Ланкастер, организатор мероприятий на КДКФ. Вследствие непредвиденных обстоятельств Н. Е. Эндсли не сможет присутствовать на сегодняшнем празднике. Приносим искренние извинения за такой неожиданный поворот событий. Мы вернем деньги всем, кто заплатил за встречу, или вы можете пожертвовать их на благотворительность в нашу партнерскую организацию. Если у вас появятся вопросы, обращайтесь к нашим представителям и волонтерам в вестибюле. Спасибо.

Раскатистый гул недовольства и разочарования обрушивается на одетых в рубашки поло волонтеров. Я смотрю вдаль, остановив взгляд на палатке, в которой продаются матерчатые обложки для книг, но едва ли обращаю на нее внимание.

– Амелия, – осторожно, будто крадется к раненому зверю, – Амелия, пожалуйста, скажи что-нибудь.

Не могу. Сейчас я не в силах вынести попытки утешить меня.

– Это ошибка. Да?

– Амелия, это не ошибка.

– Может, перестанешь произносить мое имя таким тоном? Я не собираюсь… – вскидываю руки над головой, – типа выходить из себя.

– Знаю.

– Я зла.

– Понимаю.

– А ты нет?

По выражению ее лица догадываюсь, что что-то здесь не так, но Дженна не отвечает. Почему она так беспечна? Эндсли должен был стать главным событием этого фестиваля и моего лета. Воспоминания о том, что мы с ним дышали одним воздухом, должны были помочь мне пережить лето без подруги, пока она будет находиться в Ирландии.

Теперь же меня задушат мысли об одиночестве. Следующие два месяца я проведу за просмотром повтора телеигры «Колесо фортуны», которую постоянно смотрит мама, чтобы разгадать тупую головоломку. Дженна же будет наслаждаться «Экскурсией по Ирландии», которую многие бы посчитали за отдых, а она – за ботаническую экспедицию.

Да, я в любом случае занималась бы тем же самым, но от предложенной Уильямсами поездки с Дженной в Ирландию я отказалась по единственной причине – это уже слишком. Последние четыре года они приглашали меня на ужины, пикники по выходным и даже оплатили этот фестиваль. Поездка за границу переходила ту невидимую черту, по которой я ходила с десятого класса вместе с ними и их на первый взгляд безграничной зарплатой юристов. Однажды в разговоре с Дженной я упомянула об этой черте. Она фыркнула и не обратила на мое замечание никакого внимания. Но эта черта существует, даже если подруга ее не чувствует.

Она материальна так же, как и настойчивость Дженны в том, что мне нужно получить реальное образование, а не заниматься фотографией, о чем я однажды заикнулась. Она материальна так же, как и резкие всхлипы моей ровесницы, которая зажала в руках потертую книгу «Столкновение королев» и утопает лицом в рубашке отца.

Это уже чересчур.