Межлуние

По лицу девушки текли неконтролируемые слезы, вызванные жгучей пустотой, возникнувшей на месте привязанности к знакомому человеку, безжалостно предавшему благородство и ее признательность ради гадкой забавы. Эти неосуществленные намерения унижали ее достоинство не меньше, чем вырубка и корчевание дерева влюбленных, символично посаженного в день бракосочетания. Это паскудное лицемерие было гораздо хуже удара в спину от того, кому ты привык доверять.

Постепенно по кухне распространился густой дух, который ни с чем нельзя было спутать. Аэрин жалела, что приходилось использовать единственную ветвь в эту безлунную ночь. Пусть так. Сейчас это единственный выход. Все, так или иначе, надеются на идеальные условия, при которых успех гарантирован, однако истина скрывается в невозможности подобного стечения обстоятельств, а иногда, если очень долго ждать, рисковать становится некому.

Девушка чувствовала, как яд покидает тело и проясняется ее разум. Вода выкипела, и Аэрин, потушив очаг, дождалась, когда остынет котел. Теперь у нее было оружие, способное защитить от кого угодно. Даже слабый Каф способен на многое в умелых руках. Было еще одно дело, которое ей придется совершить до того, как наступит время заснуть, и девушка безотлагательно приступила к защите кухни от незваных гостей.

Боясь высунуться наружу до рассвета, ей пришлось ночевать на столе, поджав колени к подбородку. В тревожном и чутком сне ей мерещились крадущиеся тени, скрип половиц под весом незваного гостя, скрежет ногтей по двери, и искаженное гневом лицо Маргада, заглядывающего в окно. Она неоднократно просыпалась, открывая глаза, и, боясь повернуться, вслушивалась в отдаленное дыхание море и шум гуляющего в ветвях ветра.





* * *


— Приготовится к смене курса! Идем на галфвинд!

Джонатан отвлекся от созерцания плотных облаков над Эспаоном, и строго посмотрел на Вильяма. Впрочем, тот и сам увидел свою ошибку. Матросы оперативно повернули гик, выбрали вытравленные до этого шкоты под изменившийся ветер у побережья континента, сменив полный курс на острый. Рулевой налег на штурвал, удерживая яхту, а старпом подтянул тросы балласта по правому борту, уменьшая бортовой крен.

Семь склянок, или по-береговому — половина второго. Коммандер наклонился к переговорной трубе и проверил готовность машинного отделения.

— Сэр, что там?

Рулевой при всем желании не мог посмотреть в подзорную трубу, но и обуздать свое любопытство было не под силу.

— Увидим, когда пройдем порог.

Яхта пронзила основание столбообразного морского облака, поглотившего ее палубу на несколько мгновений, и взбодрившего экипаж прохладной свежестью перед тем, как она выплыла с другой стороны.

Джонатан хмурился: его мысли не покидала силовая установка, чей размеренный стук доносился снизу. Если бы кто-то спросил мнения коммандера, первым делом он бы поставил под сомнение ее надежность. Приказ адмиралтейства, продиктованный падением другой яхты, наводил на невеселые размышления, которыми ни в коем случае нельзя было делиться с командой. Речь шла не только об их жизнях. Реализация этого проекта позволит ввести в строй неуловимых разведчиков, способных обнаружить вражеский флот задолго до сражения, тем самым, позволив выбрать наилучшую позицию эскадре, и, в конечном счете, добиться поражения их старого врага — Холландов.

Было о чем задуматься.

Политимия зашла в плотную завесу над восточными берегами Эспаона, и штурман поднял к глазам компас, проверяя курс корабля. Им нужно было пройти по нейтральной полосе над Тибием, и ни в коем случае не завалить галс южнее. Предчувствуя недоброе, Джонатан поднялся на бак, откуда наилучшим образом можно было увидеть земли по направлению полета. Палуба слегка покачивалась, заставляя широко расставлять ноги и держаться за ванты, фордуны или планширь. Это было временное неудобство, поскольку в ближайшие минуты они попадут на материк и, пройдя воздушные врата, скорректируют курс с учетом сноса по ветру.

Заняв удобную позицию, он спокойно ждал, когда небо снова станет чистым. И вот, наконец, яхта вырвалась из облака. Джонатан удивленно воззрился на проплывающую под ними землю.

На многие лиги к югу простиралась мрачная картина плодородных земель, испещренных черными подпалинами, где трава, деревья и кустарник лишились своего здорового цвета, обгорев, или засохнув под налетом пепла, покрывающего поверхность пылающей земли.

Джонатан заглянул в подзорную трубу. Над танцующими огненными точками пожаров, застыв между струями густого серого дыма, в небе висели два корабля. Как раз в этот момент один из них изверг огненный язык, окутавший его пороховым облаком, и спустя миг под ним взметнулся земляной столб, подсвеченный изнутри блеском пламени.

Командир обернулся и закричал:

— Старпом, немедленно принесите почтового голубя!

— Сэр, что там происходит?

— Сложно определить с такого расстояния, — рассматривая корабли, отозвался Джонатан. — Это перехватчик. Обводы, оснастка и парусное вооружение эспаонские, но я не узнаю флаг и красную раскраску обшивки.

Продолжая наблюдать, он заметил сигналы, передаваемые одним кораблем другому. Взметнулись алые треугольники парусов, и ближайший к ним парусник встал на сопровождающий курс.

— Мистер Хонортаун, сообщите командованию, что их флот ведет огонь по неизвестному противнику на земле! Не забудьте указать нашу широту и долготу.

— Да, сэр!

— Мы приближаемся к маяку, сэр!

Джонатан заглянул под борт и, убедившись в том, что яхта идет точно к башне старого форта, на чьей вершине поблескивал стеклянный фонарь, обозначающий разрешенный для прохода коридор, вернулся к наблюдениям за кораблем на траверсе.

— До него две мили, не больше.

— Согласен.

— Мы на нейтральной полосе, у него нет прав диктовать нам условия.

— Будем надеяться, что вы правы.

Неумолимое время неспешно утекало, усиливая нервное напряжение команды по мере того как раскрывался очевидный замысел эспаонского капитана: без всякого сомнения, они шли на сближение, незаметно перейдя на встречный курс. Офицеры не показывали волнения и старались предстать перед матросами невозмутимыми лидерами, уверенно ведущими подчиненных к неизбежной победе.

— Похоже, доны хотят нас напугать и отогнать на север, — вполголоса заметил старпом.

— Посмотрим, какие флаги они вывесят, — отозвался Джонатан.

Дойдя до середины полуострова, корабли сблизились до полумили, но первый флаг поднялся лишь часом позже.


— Какая досада… Наши преследователи наглотались дыма. Мы же не собираемся им подчиняться?

— Ветер на их стороне, — признал очевидный факт раздраженный Джонатан, — впрочем, мне доставит особенное удовольствие отдать вам приказ просигналить им о нашем намерении продолжить движение.

Усмехнувшийся старпом направился выполнять распоряжение, а коммандер с сумрачным видом осмотрел легкую дымку под килем и чистую синеву небес. Если не предпринять решительных шагов, то ему не удастся сохранить намерения адмиралтейства в тайне.

— Полный ход, — последовал резкий приказ.

В этот момент для командира честь флага и страны были важнее безопасности корабля. Кем бы не возомнил себя эспаонец, нагло бросивший ему вызов, но на яхте никто не спешит выполнять распоряжения спесивого дона.

— Мистер Хонортаун, приготовьте комплект черных парусов. Как только стемнеет, мы повернем на полный курс.

— Вы что-то задумали?

— Определенно, сэр. Мы пересечем море роз и пройдем на север вдоль побережья Истлэнда. Придется сделать петлю, иначе мы встретимся с ним на обратном курсе.

Старший помощник кивнул и в его глазах зажегся огонек азарта.

— Утрем им нос!

— Хотелось бы посмотреть на это, — сдерживая усмешку, ответил Джонатан.

Он и вправду хотел этого больше, чем кто-либо на яхте.





Глава четвертая




Первые лучи солнца застенчиво заглянули сквозь маленькое окно и живительным даром согрели лицо Аэрин, неохотно пробудившейся от тяжелого сна и приоткрывшей глаза, чтобы присмотреться к новому дню, обещающему кардинальные перемены в ее жизни. Это по-домашнему светлое тихое утро напомнило ей дни минувшего детства, когда разбитые коленки и порезы на руках не мешали наслаждаться жизнью, а смех то и дело вылетал из груди после очередной шутки. Словно в яркой вспышке, возник четкий образ. О чем тогда они болтали с подругами, оседлав наклоненную к пруду пинью и болтая ногами в воздухе? Слова разговора ускользнули из памяти. Безумно жаль, хотя, наверное, речь шла о чем-то приятном. Тогда все было легко и просто. Никто не плел интриги, не затевал заговоры, и все конфликты разбирались на месте…

Девушка прислушалась к умиротворяющей тишине, нарушаемой ритмом могучего прибоя и села на столе, свесив ноги. Осмотрев синяки и ссадины она не испытала к себе жалости. Для нее они были некими ритуальными отметинами, шрамами, дарованными судьбой телу ветерана и служащими неисчерпаемым поводом для гордости.

Не смотря на тщательно спланированное преступление и старательное исполнение плана тем, кого сейчас она самое малое назвала бы подонком, ей удалось избежать незавидной участи, сумев переиграть Элизабет. Представив себе, в каком бешенстве будет леди, когда узнает об ее уходе, Аэрин улыбнулась и сладко зевнув, потянулась, вытянув руки в стороны. Да, именно ушла, как независимая от чужых решений и навязанных компромиссов, а не сбежала, как растрепанная курица, едва не ставшая завершающим блюдом на хозяйском пире. Итак, пора собрать вещи, если конечно, их еще не сожгли, и покинуть гостеприимную виллу.

Побродив по кухне, Аэрин перебила голод найденными припасами и поймала себя на мысли, что не желает выходить наружу. Выглянув в окно, она не увидела ни наблюдающих за кухней слуг, ни бродящего поблизости мерзавца. Набравшись смелости и крепко держа Каф, дава приоткрыла дверь и выглянула в сад.

Осторожно ступая, она была готова отразить нападение в любую минуту, но окружающий мир словно забыл про нее. Охранная черта не была нарушена, и, нерешительно переступив через нее, дава как можно тише приблизилась к дому. Аэрин пролезла через окно, отведя в сторону колыхающиеся от бриза шторы, будто паруса, полоскавшиеся на ветру, и при золотисто-розовом свете, пробивающимся внутрь с востока, увидела выбитую дверь, держащуюся на одной петле и ворох одежды, разбросанной по полу. Защитив себя новой чертой, она в некотором сомнении осмотрела платья, и после недолгих раздумий примерила брюки и блузку, сохранившиеся со времен побега из Эспаона. Кое-как уложив чемодан, она поволокла его, направляясь к основной кухне. Неизвестно, сколько ей придется идти пешком, и стоило подумать хотя бы о минимальных запасах.

Деловито и без спешки порывшись в кладовой, девушка нашла приличный запас сыра и пожалела, что не сможет унести с собой целый круг. Не собираясь задерживаться больше необходимого, Аэрин засунула колючую ветку в рукав и сошла по аллее виллы к фруктовому саду, где между ветвей мелькнула, тут же исчезнув, голова слуги в соломенной шляпе.

Поставив чемодан на землю, Аэрин направилась под сень ветвей. Аккуратные апельсиновые деревья почти не давали тени, а стройные ряды воплощали принцип подчинения природы геометрической воле человека, не позволяющей спрятаться за изгибами стволов.

Куда же он мог подеваться?

Девушка обратила внимание на неказистую постройку, похожую на сарай, выстроенный в центре сада, и неторопливо прогулявшись по тропинке, ведущей к строению, якобы случайно оказалась перед крыльцом. Постучав для приличия, она попробовала открыть дверь и усмехнулась, обнаружив ее запертой. Наклонившись, Аэрин подняла оброненную шляпу и, повертев ее в руках, решила оставить себе. Бросив презрительный взгляд через плечо, и спрыгнув с крыльца, она изящным движением задвинула ее на затылок, каждым жестом демонстрируя обретенную уверенность независимой особы.

— Будем считать, что мы попрощались, — промурлыкала под нос дава.

Вдыхая аромат сорванного апельсина, и ясно представляя себе, как продает драгоценности, садится в дилижанс, и постоянно меняя направление, путешествует по Илинии, девушка подняла чемодан, и легкой походкой чемпионки зашагала по пыльной дороге, оставив виллу позади себя. Жизненный опыт, помноженный на интуицию, поможет ей там, где не найдется нужных слов на незнакомом языке, а Каф обеспечит ей ту минимальную безопасность, о которой дава давно мечтала.

У нее не возникло желание обернуться. Разбежавшиеся слуги, так или иначе, вернуться на виллу, а о Маргаде Аэрин не хотела думать, вычеркнув его из своей жизни, как иногда выбрасывают вещь, вдруг переставшую быть нужной.

Даже казавшийся таким тяжелым чемодан перестал оттягивать руку, а воздух… Аэрин вдохнула его полной грудью и выпрямилась, гордо подняв голову:

— Свобода! — Крикнула она в небо и рассмеялась.

Спустя какое-то время девушка сделала короткую остановку, прислонившись к стволу, и подкрепила силы вторым завтраком. Высокие волны бесстрашия, перемешавшись в единый поток с праведным гневом и покрытые проступившей пеной эйфории, постепенно покидали ее сознание, будто отлив, оголяющий чернеющие скалы тревоги, на какое-то время скрывшиеся под напором возвышенного настроения, и теперь, поблескивая нарастающим беспокойством, высыхали под полуденным солнцем насущных проблем.

Могло ли это быть окончательным спасением? Погони не было видно, но от этого не становилось спокойнее, а совсем наоборот. Она все еще не верила своей удаче, и бешено стучащее сердце хотело выпрыгнуть из груди. Ее уход из виллы был всего лишь первым шагом из нескольких тысяч на пути к Каристолю, и до достижения намеченной цели могло произойти все что угодно. Даву страшила ужасная перспектива вновь потерять свободу, что во стократ хуже гнета кровавых жерновов темного трибунала со всеми его атрибутами пафосного судилища, опирающегося на принципиальную жестокость по отношению к заведомо виновному арестанту. Не пытаясь дальше развивать мысль, тем не менее, она сама собой набрела на чистую как слезу закономерность — если не отступать, то любое расстояние между ней и окончанием пути можно будет рано или поздно пройдено.

В течение дня ей еще несколько раз пришлось повторять про себя эту фразу, прежде чем девушка окончательно выбилась из сил. Все-таки с комфортом устроившись в карете, не осознаешь все те лиги, которые теперь надо пересечь в обратном направлении. Остановки случались все чаще, и все неохотнее давался следующий шаг.

Удлинившиеся тени и алые отблески на облаках предвещали неумолимо наступающую ночь. Дава присела на один из придорожных камней, чтобы ноющие ноги немного отдохнули, и, закрыв глаза, насладилась запахами листвы и луговой травы, пока была такая возможность.

Надо идти дальше — скомандовала Аэрин самой себе, берясь за ручку чемодана и удержав в себе стон. У нее не было ни малейшего желания ночевать под открытым небом.

По всей вероятности, она стала одной из первых, кто начал изобретать способы нести не приспособленную для этого поклажу в двух руках. То, закинув чемодан на плечи или спину, то, обхватив его одной рукой и придерживая другой, она упрямо продвигалась вперед.

За очередным поворотом дороги на обочине обнаружилась громоздкая и почти пустая телега, в которой спал какой-то крестьянин, а рядом в поле на привязи паслась лошадь. Первым делом усталое тело и изможденный разум приняли совместное решение пройти мимо с гордо вздернутым подбородком, но затем девушка решила остановиться и узнать дорогу. Она с достоинством доволокла чемодан и окликнула спящего.