Между Огней

– Юли, милая, помоги мне, – попросила Сильвия, заметив, с каким потерянным видом девочка оглядывает сразу опустевшую вершину утеса.

Юли вздрогнула, кивнула и направилась к подруге. Оставленный у вещей Чарли посеменил за ней, взволнованно рыча.





***


– Да подожди ты! – крикнул Лин, силясь догнать Алису, но та продолжала нестись вперед.

Крылья уже ломило от резкого взлета и стремительного движения, не оправданного ничем, кроме желания оторваться от старого друга. Наконец силы начали ее оставлять. Она долетела до горной развилки и медленно приземлилась, оглядываясь.

Этих мест не было на карте старого Вестника, их с Томасом путь не пролегал мимо раздвоенных гор, их сухих, кустистых склонов и большого разрушенного города лисиц. Теперь Алиса это знала с полной уверенностью. Они заблудились. Семеро Крылатых воинов Братства, может, уже и не существующего в Городе, оставленном ими в первый, самый страшный миг битвы между добрыми соседями.

Это она повела товарищей по неверному пути, надеясь на помощь Рощи. Это она не сумела выполнить свое предназначение и лишилась путеводного зова Алана. Это по ее вине все они погибнут, как и предвещал злобный голос у нее в голове. А теперь еще и единственный близкий человек выдал главный ее секрет, предал ее, поделившись с глупой девчонкой сокровенной тайной.

Алиса смотрела, как подлетает к ней Лин, не моргая, до рези в глазах. Но когда он был уже совсем близко, фигура его размылась и помутнела. На одно томительное мгновение Алисе показалось, что это Алан призывает ее в свой серебряный сон, но стоило только моргнуть, и горячие капли слез на щеках разрушили и эту надежду.

Алиса плакала, стоя на голых камнях в незнакомой местности. Одинокая и опустошенная. Даже лиса, последнего, кто еще не предал ее, она забыла на вершине утеса, с чужими Чарли людьми.

Когда Лин наконец приземлился, то увидел, как медленно Алиса оседает на колени, безвольно опустив руки, и рванулся к ней.

– Стой! – всхлипывая, закричала девушка, выбрасывая вперед влажную ладонь, на которую уже налипли острые камешки. – Не подходи ко мне…

– Да что с тобой, Святые Крылатые, что случилось?

– Я не просила тебя лететь за мной. Уходи! Я не хочу тебя видеть.

Лин сделал осторожный шаг в ее сторону, но Алиса сама вскочила и отошла дальше.

– Объясни толком, я тебя обидел?

– Нет.

– Ты расстроилась из-за Гвен? Я понимаю, нам всем сейчас нелегко, но разве это повод меня отталкивать?

Казалось, парень искренне не понимал, чем умудрился вызвать ее гнев, но и это не смягчило плачущую Крылатую.

– Просто уходи. Дело не в Гвен. Ни в ком. Я должна остаться одна.

– Что за глупости? – Лин присел на округлый камень, больше не пытаясь подойти ближе к Алисе. – Мы должны держаться вместе. Сама посуди, как только отряд разделился… Случилась беда. И все по моей вине… Больше я этого не допущу. Прошу тебя, успокойся, и полетели обратно. Ты устала, только и всего… Тебе нужно поспать.

Алиса, которая почти было успокоилась, слушая его ровный, уверенный голос, вдруг вскипела гневом.

– Поспать? – прошипела она. – Может быть, ты мне и колыбельную споешь?

В ее словах было столько желчи, что Лин напрягся, силясь понять, что она имеет в виду.

– Колыбельную? Ты о чем вообще? – И тут он вспомнил, как прошлой ночью, когда он засыпал, ему показалось, будто Юли поет колыбельную, ту самую, что стала поводом для их страшной ссоры в лечебнице.

Те дни словно подернулись серой дымкой у него в памяти, лихорадка стирала из нее детали, но история, услышанная им от Юли, о кормилице, поющей старую колыбельную, и о ее смерти из-за несмышленой девочки, осталась яркой вспышкой даже посреди общего морока и озноба.

– Да, колыбельную. Песенку моей мамы, Лин, – горько сказала Алиса, прерывая его мысли. – Ту, что я пела тебе в детстве, ту, которой я поделилась с тобой, как самым ценным, что вообще у меня было. Откуда эта маленькая стерва знает мою колыбельную, Лин? Кто пропел ей эти строчки в первый раз? Скажи мне, кто?

Крылатого обдало холодом. Столько обиды и боли было в словах Алисы. Он видел, как та плачет, не замечая слез, что скатывались по щекам. И ему отчаянно захотелось сказать правду. Страшную, чужую тайну, только бы Алиса ни мгновения больше не считала его предателем.

Но на утесе осталась Юли, потерянная и одинокая. Может ли он сейчас воспламенить вражду между ней и Жрицей, ведущей их всех к оазису? Ведь следом за Алисой секрет внучки старой Феты узнают и остальные. Не решат ли они, что именно Юли притягивает к ним беды, высасывает из них силы, пока все спят? Лин знал, что именно так Вестники и подумают. А значит, они прогонят девочку, заставят улетать на все четыре сожженные стороны, обрекая ее на одинокую гибель в пустыне.

Потому Крылатый крепко зажмурился, чтобы не смотреть в глаза Алисе, когда слова сорвутся с его губ.

– Я… я умирал. Ты улетела с Вожаком, я был уверен, что не дождусь тебя, никогда больше не увижу. Мне хотелось, чтобы от нас хоть что-то осталось… Чтобы кто-то помнил тебя, чтобы колыбельная твоей мамы не исчезла вместе с нами, понимаешь?

– Нет. Я не понимаю, Лин, – глухим голосом ответила Алиса, вытирая лицо ладонью. – Ты мог целовать девчонку, забыв, что было между нами той ночью. Ты мог назвать ее своей, мог взять ее… Даже в жены. И все это я бы поняла, правда. Жизнь такая короткая, а смерть… она прячется за любым поворотом. Я не ждала от тебя верности тела… Верности сердца – тоже. Но отдать другой мою самую большую ценность. Предать меня так… Прости, этого я не пойму.

Лин хотел броситься к ней, обнять, сжать в ладонях ее заплаканное лицо, покрыть его поцелуями, клянясь в верности. Любой из существующих в мире. Но он уже сделал свой выбор. И этого было не изменить.

Не говоря больше ни слова, они взлетели, направляясь от развилки обратно к утесу с плоской вершиной. В голове Алисы было пусто и гулко, боль нахлынула в одно мгновение, сметая все стены, выстроенные ею, чтобы защитить душу от чужой силы Рощи, и осталась плескаться глубоко внутри. Потому Алиса не удивилась, когда к опустошенному сердцу протянулась та привычная ниточка, что влекла ее вперед.

Алан ждал, когда его Жрица искупит преступное своеволие. А бескрайняя боль предательства искупает любое прегрешение испытавшего ее.






Глава 11




Он долго спал в своей норе, закопавшись в недра сожженного мира.

Его сухие, тонкие лапы, давно утратившие подобие человеческих рук и ног, глубоко увязли в сыпучем сером пепле. Паук спал, мелко подрагивали короткие веки, что не прикрывали его водянистые глаза полностью.

Когда покалывание песчинок делалось совсем уж невыносимым, он обтирал лицо узкой ладонью, удивляясь сквозь сон, что ладонь эта еще принадлежит ему, и простое движение, такое человеческое, такое знакомое, подвластно пропеченному до скелета телу.

В одну из холодных ночей, неотличимую от прочих тысяч, проведенных в узкой пещере, пауку приснился сон. Он увидел, как полнятся чарующими всполохами небеса, как под ними расходятся барханы и песочные залежи, как бурлит в отдалении пустыня, напивается чистой кровью.

И был этот сон так сладок, что пауку отчаянно захотелось остаться в нем, даже если ценой этого стала бы его бессмертная жизнь. Особенно если она.

Но образы неумолимо таяли перед внутренним взором, паук открыл глаза и огляделся.

Тюрьма оставалась тюрьмой. Он продолжал покоиться на остатках трона, в самом сердце величественного зала, что давно уже был засыпан песком.

Паук помнил, как захватывало дух у каждого входящего в его покои до Огня. Как склоняли они головы перед мощью колонн и резных ступеней. Мрамор и дерево. То самое дерево, что рубили и приносили к ногам Правителя как самый великий дар.

А теперь единственным подарком, желанным его трухлявому сердцу, стала бы смерть. Простая и вечная, без обещаний немыслимых далей и пограничий. Паук привычно сморщился, ощущая, как натягивается сухая кожа на его черепе.

– Проклятые деревяшки… – беззвучно разевал он рот, ибо голоса больше не было. – Срубить! Изрубить! Вырубить!

Никто его не слышал. Всем было даровано искупление Огнем, и лишь он, помазанник Рощи, Правитель благостных земель, остался гнить заживо, оборачиваться пеплом, но не рассыпаться им.

Паук прикрыл было глаза, не в силах больше смотреть на песчаный, запекшийся до зеркальной гладкости потолок. Он изучил его до мельчайших шероховатостей и трещинок.

Смотрел на него бесконечно долго, пока горел, ожидая смерти, и потом, тлея, когда понял, что смерть ему не даруют. Но вот сейчас, бездумно скользнув взглядом по мутной глади, заваленной сверху горами песка, паук разглядел просвет, через который можно было увидеть далекое, чистое небо.

Болезненная дрожь пробежала по сухому телу паука, когда он рванулся к расчищенному уголку своей клетки. Кулаки уперлись в холодную стену, но и она стала чуть теплее, прогреваясь на первом за долгие годы солнце.

В голове паука возродился былой сон о том, как бурлила пустыня, как полыхали небеса. Что-то случилось этой ночью, пока он дремал, тяжело опуская голову на прогнившую грудь.

Кровь пролилась где-то в пустыне, и она вздыбилась зыбучим песком. Так было много раз, но только в этот пепел отхлынул от края паучьей могилы.

– Кровь, – плотоядно улыбнулся он, растягивая потрескавшуюся кожу там, где раньше были щеки. – Капелька крови, что будит песок. А сотня таких капель? Что способна разбудить она?





***


Когда Алиса приземлилась на каменную площадку, Вестники только принялись за похлебку. Кружащий голову мясной аромат из котелка был настолько густым, что стелился по камням, подобно туману.

Алиса сглотнула наполнившую рот слюну, остро ощутив голод, но медлить было нельзя.

– Вставайте! – громко крикнула она, хватая рюкзак. – Нужно спешить!

– С ума сошла, Крылатая? – недовольно буркнул Освальд, жмуря глаза и осторожно пробуя варево. – Мы ждали еды полдня.

– Нужно спешить! – повторила Алиса.

Никто даже не шелохнулся. Лин, прилетевший за ней следом, стоял позади, не решаясь сделать шаг.

– Собирайтесь, мы должны двинуться в путь прямо сейчас. – Жрица в нетерпении топнула ногой. – Иначе я полечу одна.

– Лети куда хочешь, пока не поем, я с места не сдвинусь, так и знай, – пробурчал с набитым ртом Сэм, поглядывая с обожанием на раскрасневшуюся Сильвию. – Никогда не ел ничего подобного…

– Вкусно, правда? Это все колючья пыль, – улыбнулась девушка. – Ее нужно варить сразу, иначе она истлеет… Встречается очень редко, мне стряпуха рассказывала…

– Вы что, меня не слышите? – Алиса решительно шагнула к костру. – Мы уже упустили столько времени! Я слышу зов, я знаю, в каком направлении нам лететь!

– Дай нам пару минут, – просительно проговорила Сильвия, пробуя покормить с ложки Троя, который безучастно сидел в тени большого валуна. – Нужно подкрепиться перед дорогой. И тебе тоже, возьми…

Она протянула Алисе глубокую плошку, наполненную до краев ароматной похлебкой. И было в этом жесте столько непосредственности, столько домашнего спокойствия отразилось в мягких движениях полных рук девушки и ее словах, столько неуместной здесь женственности, что Алиса задохнулась собственной злостью. Одним резким движением Крылатая выбила из рук Сильвии плошку, и та упала, тут же раскалываясь. Похлебка бурой лужицей растеклась на камнях.

– Вы все забыли, куда мы летим. И зачем, – процедила сквозь зубы Алиса, натягивая на плечи рюкзак. – Ешьте. У вас есть дюжина минут, потом я улечу одна.

Она отошла в сторону, распустила собранные в узел волосы и принялась заплетать их в тугую косу, стараясь не смотреть на притихших у костра Вестников.