Метро 2033: Крысиный король
Часть 38 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я же на Ветерках жил, а работал здесь, на Петроградке. Домой после смены на метро ездил. Быстро и удобно, главное – пересадку не проспать.
Леонид заслушался. Попробовал представить, как это – добираться до дома на поезде. Стоишь на платформе, и вот поезд подъезжает – с гулом, со свистом, гоня впереди себя теплый, сплющенный воздух, выжимая его из туннеля. Проносится мимо тебя – длинный-предлинный, такой, что все население Выборгской можно погрузить в один поезд и увезти.
Вот промелькнул мимо головной вагон, унося за собой остальные, и думаешь – не остановится, умчится прочь, нырнет в туннель – и все. Кто ты такой, чтобы целый поезд ради тебя остановился? Но нет, ход замедляется, скрипят тормоза и распахиваются двери, приглашая тебя войти, подтверждая, что ты достоин.
Как там, внутри, Чита вообразить не мог. Фантазии не хватало. Наверное, все блестит и светится. Висят какие-нибудь цветные картинки. И пассажиры – добрые-предобрые. А чего им злиться? Поезд за считаные минуты отвезет их на такое расстояние, на какое и диггеры не ходят. Домой, на работу, в гости. Благодать. На этой станции сел в поезд, а на той – вышел. Ни тебе гнильщиков в туннелях, ни пошлин между станциями.
– Вот… – Косматый затянулся, выдыхая сладковатый дым. – Только поезда не всегда до Ветерков ходили. Пересядешь, бывало, на Техноложке, проедешь остановку, а там и объявят – поезд идет до станции Автово.
– Почему так? – перебил Леонид.
Рассказчик недовольно покосился на него, пожевал губами, затянулся самокруткой и ничего не ответил. Парень не расстроился. Огонек сигареты зарделся, Чита глупо захихикал.
– Сидишь и думаешь – сейчас выйти и другого дождаться, чтобы сразу до Ветерков доехать, или в Автово выйти и там подождать? С одной стороны, сейчас выходить лень, только сел, да и Автово – станция красивая, можно там переждать. С другой – знаешь, что все в Автово выползут, а новый поезд и так полнехонький приедет, такая давка будет! Пока до Ветерков доедешь, ребер не досчитаешься. Сидишь и думаешь – а вдруг все же доедешь до Ветерков?
– Ни хрена! – обрадовался второй космач. – Кому говорят – поезд следует до станции Автово!
– В том-то и дело, – пояснил рассказчик. – Выходить не хочешь, в давку тоже не хочешь. Сидишь и надеешься. Я сейчас понимаю, что это не мои мысли были, это мне Изначальный Монтер нашептывал: «Верь!»
– А ты чего?
– А я на Кировском выходил. В Автово все вылезали, а на Кировском посвободнее было. А если бы верил, может, и до Ветерков бы доехал по милости Изначального. Представь только – все вышли, пустой поезд, и я один до Ветерков еду. Кайф.
Мужики замолчали. Леониду тоже не хотелось говорить. Легкие были полны сладкого дыма. Казалось, желудок тоже насытился. Боль утихла. Очень хотелось, чтобы Кольцов с Кристиной не возвращались. Может, они так и сделают? Может, поэтому и оставили его здесь? Плевать. На все милость Изначального.
– Все под Изначальным ходим, – подытожил Леонид.
Рассказчик вздрогнул, внимательно посмотрел на Читу, будто вспоминая, кто он такой, и расплылся в дружелюбной улыбке.
– Сечешь, парень. На все его воля. Кому монтировкой по голове, а кому – до Ветерков.
Леонид задумался – обо всем и сразу. Об Изначальном Монтере. О его всемогущей монтировке. О том, что можно ничего не предпринимать, не бороться с обстоятельствами, а верить. Впрочем, это не так-то легко – верить. Попробуй, усиди в поезде, когда все выходят. Так можно вместо Ветерков и в депо уехать. Там-то от Изначального по голове монтировкой и получишь со словами: «Я для кого объявлял – до станции Автово!»
Вера – штука сложная. Лучше уж, как Дед учил – на Изначального надейся, а сам не плошай. Знай себе на Кировском выходи, и будет тебе счастье. И ребра целые, и место удачное займешь.
Казалось, что прошла вечность с момента прихода на Петроградку. Космачи докурили и ушли по своим делам. Леонид в благодарность за угощение сунул им патрон и остался дремать у тлеющего костра. Было понятно, что Кристина и Кольцов не вернутся.
– Ты что, дурь курил?
– Нет, конечно!
Чита взглянул на самокрутку в руке, не спеша затянулся, ловя на себе негодующий взгляд Кристины, хихикнул.
– Леонид, зачем вы так? – Иван заботливо обнял его, помог подняться. – Нам надо уходить. На станции Власов, и, кажется, он нас тоже видел. На Горьковскую нам не пройти.
– Пойдем через Спортивную, выйдем на Адмиралтейской. Мы нашли проводника, но придется раздобыть патронов.
Чита попробовал утвердиться на ногах. Слегка покачивало. Расслабленные наркотиком мышцы требовали отдыха. Очень не хотелось снова бежать.
– Где ваш проводник? Черт с ними, с патронами. Доберемся до Альянса – дело сделано. От голода не помрем, – произнес он и непоследовательно добавил: – А через Спортивную все равно не пройдем, они пошлину дерут, а мы с пустыми руками.
* * *
Невский впечатлял. Даже сейчас. Больше, чем Петропавловская крепость. Петропавловку Штык обошел стороной как можно быстрее. По Троицкому мосту он и вовсе устроил спринт, ловко обегая редкие, но внушительные сквозные дыры, сквозь которые можно было разглядеть водную гладь. Бежал, опасаясь в любой момент услышать выстрел петропавловской пушки.
По рассказам диггеров, пушка, как и в прежние времена, стреляла каждый час. Вот только если раньше выстрел пушки обозначал точное время, то сейчас он означал, что пробил чей-то смертный час. Ясен пень, чей. В метро выстрелы пушки не слышны. Только диггеры и могли ее услышать. Главное впечатление, которое осталось от Петропавловки – высокий, острый шпиль, подпирающий низкое, тяжелое питерское небо.
На одном дыхании Николай преодолел набережную Лебяжьей канавки и Садовую улицу. Несмотря на быстрый темп передвижения, он не забывал об осторожности. Тем более, что город в этот полуденный час кишел тварями. Дождя не было уже вторые сутки, а солнце набирало силу с каждым часом. Вот живность и вылезала погреться.
Тепловизор на трофейной винтовке сослужил добрую службу. Примечая тварей заранее, Штык обходил их стороной. Вскоре такой темп его изрядно вымотал. На пересечении Садовой и Невского он позволил себе расслабиться и теперь брел прогулочным шагом.
Невский впечатлял. Поблекшие, но все еще достаточно притягательные для глаза вывески, изящные фасады, обилие уцелевших, хоть и пыльных, стекол в окнах. Бесчисленное множество магазинов, кафе и черт знает чего еще, расположенное по обеим сторонам широченного проспекта, привлекало внимание.
От этого радующего глаз изобилия Николай слегка растерялся. Хотелось зайти в каждое здание, понять, чем оно раньше жило, чем приманивало людей, какую лепту вносило в этот непрекращающийся поток жизни под названием Невский проспект.
О том, что жизнь здесь так и кипела, догадаться было нетрудно. Проезжая часть Невского была забита мертвым транспортом. Автомобилями, аккуратно оставленными у обочины или брошенными прямо на проезжей части.
Диггер остановился. Дорогу перегородил небольшой автобус, чем-то напоминающий буханку хлеба, как ее описывали те, кто успел пожить до Катастрофы – вытянутый и квадратный. Автобус заехал на тротуар, протаранив стеклянную витрину магазинчика.
Николай хотел обойти препятствие, но тут его взгляд привлекла вывеска на стене. Красными буквами на черном фоне было написано Sex-Shop и нарисована стрелка, указывающая на ближайшую арку.
Иностранного языка Штык, конечно, не знал. Однако первое слово было знакомо по нескольким страничкам из похабных журналов, которые он выменял у цыган. Странички с изображениями обнаженных девиц он заботливо хранил под матрасом, периодически извлекая под настроение.
Идти во двор было глупо, но заветное слово манило к себе, словно тарелка бесплатной и наваристой похлебки. Внизу живота потянуло, а сердце забилось чаще.
Николай внимательно оглядел проспект, безжизненный и мертвый. Движения не наблюдалось. Что ж, можно рискнуть сунуться во двор. Диггер прошел под арку, припал к стене, замер. Немного подождав, выглянул. Преследователей не было видно. На всякий случай он рассмотрел проспект через прицел-тепловизор. Успокоившись, исчез в подворотне.
Не прошло и десяти минут, как он вышел обратно. О своей маленькой экскурсии по подворотням диггер уже успел пожалеть. В магазинчике были только ряды полок, уставленные слепками мужских причиндалов. Штык вновь замер под аркой и крепко задумался.
Сейчас Невский проспект казался ему брюхом располневшего, разленившегося, обрюзгшего и зажравшегося толстяка, излишком на теле города, без которого можно было бы обойтись. Создавалось впечатление, что люди здесь только тем и занимались, что удовлетворяли свои низменные потребности. Ели, пили и покупали все, что захотят. На что только хватало средств.
Николаю вспомнился их учитель с Выборгской, отец Георгий, до Катастрофы служивший в храме. Человек хороший, но со своими тараканами в голове. Хотя кто из переживших Катастрофу без них? В конце концов, тараканы в голове отца Георгия взяли верх над разумом, и вместо уроков словесности и математики он стал рассказывать детям про Катастрофу.
Если верить ему, Катастрофа обрушилась на город, когда количество людских грехов в нем перешагнуло все возможные пределы. Отец Георгий очень красочно описывал грехи города и его злачные места. Он умел красиво говорить, да и в священнослужители, как сейчас понимал диггер, подался не сразу, а после того, как жизнь его изрядно помотала.
Маленький Коля еще тогда усвоил, что у города, как и у человека, есть своя изнанка. Иная сторона – та, которую стыдно показывать. Не только нарядный и до блеска начищенный фасад, но и черный ход. Потом взрослые, конечно, спохватились и оградили детей от отца Георгия, но Николай многое запомнил.
Один из уроков отца Георгия отпечатался на всю жизнь не только в душе Штыка, но и на лице. Белесым рубцом над правым глазом. В тот день батюшка выпил больше обычного и пустил в ход свое самое страшное оружие – настоящую учительскую указку, выменянную у диггеров.
Диггер вышел из подворотни, максимально сосредоточившись на дороге. Невский отвлекал, звал, манил. Казалось, проспект готов был ожить в любой момент, стоит лишь поддаться его зову. Проспект умолял не спешить, задержаться хоть на минуту, полюбоваться достопримечательностями. Штык упорно шел вперед, не поддаваясь, не озираясь по сторонам.
Вдалеке сверкнуло – будто бы зажгли прожектор наподобие тех, которые на зажиточных станциях ставят на блокпосты на пару с пулеметом. Это сравнение, пришедшее в голову, как раз и заставило насторожиться. Вспомнилось, как Дед на балконе учил стрелять из «Лося» и велел не сверкать оптикой.
Штык спрятался за ближайший автомобиль. Осторожно выглянул. Уперев винтовку в капот автомобиля, припал к прицелу, повел стволом, припоминая место, где увидел яркий отблеск. В следующую секунду раздался оглушительный выстрел. Николай дернулся всем телом и мешком упал на асфальт. Прислушался к ощущениям. Вроде жив.
Стреляли явно не в него. Дальше по проспекту находился вход в метро, вот только не на заветную «Адмиралтейскую», а на «Невский проспект». Прямо перед ним на противоположной стороне улицы раскинула колоннаду махина Казанского собора.
На фото в путеводителе Шаха, Казанский собор выглядел внушительно и величаво: два огромных, чуть загнутых крыла, частый ряд высоких колонн, гигантский, тяжелый купол, придавивший собор к земле позолоченной шапкой. Сейчас же зрелище было не столь впечатляющее.
Купола не было видно. Каменная шея-башня, на которой он держался, тонула в тучах. Большинство колонн обрушились, усеяв пространство вокруг собора крупной гранитной крошкой. Плоская крыша одного из крыльев, лишившись подпорок, сильно накренилась. Крыша второго крыла вспучилась волнами.
На ней-то и притаился невидимый стрелок, которого Штык не заметил бы, если бы не солнечный луч. Снайпер выдавал себя яркими отблесками, отбрасываемыми оптическим прицелом.
Раздался выстрел. Николай припал к прицелу. Целиться было неудобно. Требовалось прижать прицел-тепловизор к стеклам противогаза таким образом, чтобы получить максимальный обзор. Пока Штык пытался проделать это, снайпер успевал сменить позицию. Диггер, скрываясь за ржавыми автомобилями, затрусил по проспекту.
На крыше собора вновь блеснуло. Николай припал на колено, уронив ствол винтовки на капот автомобиля, и завозился, пристраиваясь к прицелу. Силуэт снайпера выглядел знакомым. Казалось бы, попробуй, отличи одного человека в химзе от другого. На деле же – вполне можно. Веганец. Один из тех, что сопровождали Власова. Черт, да они же его здесь ждали! Потеряли вместе с Прометеем у НИИ и, смекнув, что он потащит пса прямиком в Альянс, устроили засаду. Наверняка, остальные засели у Адмиралтейской, чтобы увеличить шансы на успех. Или тоже где-то здесь?
Диггер потратил некоторое время на изучение территории. Веганцев он не заметил, зато обнаружил тех, по кому вел огонь снайпер. Группа из нескольких диггеров не успела добраться до входа в метро. По всей видимости, они были с Невского. Судя по раздутым рюкзакам за спиной, возвращались из залаза и попали в ловушку, расставленную для Николая.
Штык выматерился. Один из диггеров ничком лежал на асфальте, не подавая признаков жизни. Еще трое рассредоточились, засев за автомобилями. Судя по тому, что стволами автоматов они безошибочно тыкали в крышу Казанского собора, снайпера они вычислили, но огонь не открывали, даже не надеясь достать его автоматной пулей.
Николай вдруг подумал, что стрелок его, кажется, не заметил. И он вполне может добежать до входа, оставшись вне поля зрения снайпера. Может? Да ни хрена он не может.
Штык скрежетнул зубами от злости. Диггеры с Невского застряли здесь именно из-за него. Рано или поздно снайпер положит их всех. Ну, если не всех, то кому-то точно не повезет. Да и для чего ему себя беречь? Прометея не уберег, а какой-либо ценной информации для Мемова нет. Была не была!
Николай выпрямился во весь рост, пользуясь тем, что снайпер не знает о его присутствии и слишком увлечен диггерами. Сместился, выискивая выгодную позицию. Силуэт залегшего у края крыши веганца плясал по контуру прицела, не желая оказываться в центре..
Оторвавшись от прицела, Штык увидел неподалеку ржавеющий микроавтобус. С разбегу вскарабкался на капот автомобиля, затем, пробежав по наклонному лобовому стеклу, оказался на крыше. Присел, пристроил прицел к окуляру противогаза и похолодел от ужаса, вмиг облившись потом. Ствол винтовки в руках снайпера был направлен прямо на него. Едва сообразив это, Николай судорожно нажал на спуск. Винтовка дернулась от выстрела, прицел сместился, картинка тепловизора пропала из поля зрения.
В следующий миг что-то сильно и больно толкнуло его в плечо. Винтовку дернуло и выбило из рук. В глаза брызнуло облачко щепок. Не удержавшись на ногах, Штык упал с крыши автомобиля. Сознание погасло раньше, чем его тело распласталось на асфальте.
* * *
– Без пошлины не пропустим, – повторил таможенник.
– У нас ничего нет. – Чита покосился на товарищей, не зная, что придумать. Вряд ли таможенники сделают скидку и примут две полупустые фляги в качестве оплаты.
Проводник оказался разговорчивым и любопытным. Когда узнал, что Кольцов – медик с Площади, озвучил все свои болячки и стал пытать ученого о методах лечения. Иван терпеливо слушал, уточнял и давал советы. Довольный проводник в конце пути даже вернул им часть оплаты. Так что патроны у них оставались, но немного. Едва хватило бы на пару неполных мисок похлебки.
– Тогда и прохода нет, – ответил таможенник.
– Но нам надо на Спортивную. – Кристина попыталась заглянуть таможеннику в глаза.
Верзила удостоил ее мимолетным холодным взглядом и отвернулся к Леониду, видимо, сочтя его старшим.
– Уводи своих. Вам не пройти.
– Как еще можно расплатиться? – не отступала девушка.
Леонид заслушался. Попробовал представить, как это – добираться до дома на поезде. Стоишь на платформе, и вот поезд подъезжает – с гулом, со свистом, гоня впереди себя теплый, сплющенный воздух, выжимая его из туннеля. Проносится мимо тебя – длинный-предлинный, такой, что все население Выборгской можно погрузить в один поезд и увезти.
Вот промелькнул мимо головной вагон, унося за собой остальные, и думаешь – не остановится, умчится прочь, нырнет в туннель – и все. Кто ты такой, чтобы целый поезд ради тебя остановился? Но нет, ход замедляется, скрипят тормоза и распахиваются двери, приглашая тебя войти, подтверждая, что ты достоин.
Как там, внутри, Чита вообразить не мог. Фантазии не хватало. Наверное, все блестит и светится. Висят какие-нибудь цветные картинки. И пассажиры – добрые-предобрые. А чего им злиться? Поезд за считаные минуты отвезет их на такое расстояние, на какое и диггеры не ходят. Домой, на работу, в гости. Благодать. На этой станции сел в поезд, а на той – вышел. Ни тебе гнильщиков в туннелях, ни пошлин между станциями.
– Вот… – Косматый затянулся, выдыхая сладковатый дым. – Только поезда не всегда до Ветерков ходили. Пересядешь, бывало, на Техноложке, проедешь остановку, а там и объявят – поезд идет до станции Автово.
– Почему так? – перебил Леонид.
Рассказчик недовольно покосился на него, пожевал губами, затянулся самокруткой и ничего не ответил. Парень не расстроился. Огонек сигареты зарделся, Чита глупо захихикал.
– Сидишь и думаешь – сейчас выйти и другого дождаться, чтобы сразу до Ветерков доехать, или в Автово выйти и там подождать? С одной стороны, сейчас выходить лень, только сел, да и Автово – станция красивая, можно там переждать. С другой – знаешь, что все в Автово выползут, а новый поезд и так полнехонький приедет, такая давка будет! Пока до Ветерков доедешь, ребер не досчитаешься. Сидишь и думаешь – а вдруг все же доедешь до Ветерков?
– Ни хрена! – обрадовался второй космач. – Кому говорят – поезд следует до станции Автово!
– В том-то и дело, – пояснил рассказчик. – Выходить не хочешь, в давку тоже не хочешь. Сидишь и надеешься. Я сейчас понимаю, что это не мои мысли были, это мне Изначальный Монтер нашептывал: «Верь!»
– А ты чего?
– А я на Кировском выходил. В Автово все вылезали, а на Кировском посвободнее было. А если бы верил, может, и до Ветерков бы доехал по милости Изначального. Представь только – все вышли, пустой поезд, и я один до Ветерков еду. Кайф.
Мужики замолчали. Леониду тоже не хотелось говорить. Легкие были полны сладкого дыма. Казалось, желудок тоже насытился. Боль утихла. Очень хотелось, чтобы Кольцов с Кристиной не возвращались. Может, они так и сделают? Может, поэтому и оставили его здесь? Плевать. На все милость Изначального.
– Все под Изначальным ходим, – подытожил Леонид.
Рассказчик вздрогнул, внимательно посмотрел на Читу, будто вспоминая, кто он такой, и расплылся в дружелюбной улыбке.
– Сечешь, парень. На все его воля. Кому монтировкой по голове, а кому – до Ветерков.
Леонид задумался – обо всем и сразу. Об Изначальном Монтере. О его всемогущей монтировке. О том, что можно ничего не предпринимать, не бороться с обстоятельствами, а верить. Впрочем, это не так-то легко – верить. Попробуй, усиди в поезде, когда все выходят. Так можно вместо Ветерков и в депо уехать. Там-то от Изначального по голове монтировкой и получишь со словами: «Я для кого объявлял – до станции Автово!»
Вера – штука сложная. Лучше уж, как Дед учил – на Изначального надейся, а сам не плошай. Знай себе на Кировском выходи, и будет тебе счастье. И ребра целые, и место удачное займешь.
Казалось, что прошла вечность с момента прихода на Петроградку. Космачи докурили и ушли по своим делам. Леонид в благодарность за угощение сунул им патрон и остался дремать у тлеющего костра. Было понятно, что Кристина и Кольцов не вернутся.
– Ты что, дурь курил?
– Нет, конечно!
Чита взглянул на самокрутку в руке, не спеша затянулся, ловя на себе негодующий взгляд Кристины, хихикнул.
– Леонид, зачем вы так? – Иван заботливо обнял его, помог подняться. – Нам надо уходить. На станции Власов, и, кажется, он нас тоже видел. На Горьковскую нам не пройти.
– Пойдем через Спортивную, выйдем на Адмиралтейской. Мы нашли проводника, но придется раздобыть патронов.
Чита попробовал утвердиться на ногах. Слегка покачивало. Расслабленные наркотиком мышцы требовали отдыха. Очень не хотелось снова бежать.
– Где ваш проводник? Черт с ними, с патронами. Доберемся до Альянса – дело сделано. От голода не помрем, – произнес он и непоследовательно добавил: – А через Спортивную все равно не пройдем, они пошлину дерут, а мы с пустыми руками.
* * *
Невский впечатлял. Даже сейчас. Больше, чем Петропавловская крепость. Петропавловку Штык обошел стороной как можно быстрее. По Троицкому мосту он и вовсе устроил спринт, ловко обегая редкие, но внушительные сквозные дыры, сквозь которые можно было разглядеть водную гладь. Бежал, опасаясь в любой момент услышать выстрел петропавловской пушки.
По рассказам диггеров, пушка, как и в прежние времена, стреляла каждый час. Вот только если раньше выстрел пушки обозначал точное время, то сейчас он означал, что пробил чей-то смертный час. Ясен пень, чей. В метро выстрелы пушки не слышны. Только диггеры и могли ее услышать. Главное впечатление, которое осталось от Петропавловки – высокий, острый шпиль, подпирающий низкое, тяжелое питерское небо.
На одном дыхании Николай преодолел набережную Лебяжьей канавки и Садовую улицу. Несмотря на быстрый темп передвижения, он не забывал об осторожности. Тем более, что город в этот полуденный час кишел тварями. Дождя не было уже вторые сутки, а солнце набирало силу с каждым часом. Вот живность и вылезала погреться.
Тепловизор на трофейной винтовке сослужил добрую службу. Примечая тварей заранее, Штык обходил их стороной. Вскоре такой темп его изрядно вымотал. На пересечении Садовой и Невского он позволил себе расслабиться и теперь брел прогулочным шагом.
Невский впечатлял. Поблекшие, но все еще достаточно притягательные для глаза вывески, изящные фасады, обилие уцелевших, хоть и пыльных, стекол в окнах. Бесчисленное множество магазинов, кафе и черт знает чего еще, расположенное по обеим сторонам широченного проспекта, привлекало внимание.
От этого радующего глаз изобилия Николай слегка растерялся. Хотелось зайти в каждое здание, понять, чем оно раньше жило, чем приманивало людей, какую лепту вносило в этот непрекращающийся поток жизни под названием Невский проспект.
О том, что жизнь здесь так и кипела, догадаться было нетрудно. Проезжая часть Невского была забита мертвым транспортом. Автомобилями, аккуратно оставленными у обочины или брошенными прямо на проезжей части.
Диггер остановился. Дорогу перегородил небольшой автобус, чем-то напоминающий буханку хлеба, как ее описывали те, кто успел пожить до Катастрофы – вытянутый и квадратный. Автобус заехал на тротуар, протаранив стеклянную витрину магазинчика.
Николай хотел обойти препятствие, но тут его взгляд привлекла вывеска на стене. Красными буквами на черном фоне было написано Sex-Shop и нарисована стрелка, указывающая на ближайшую арку.
Иностранного языка Штык, конечно, не знал. Однако первое слово было знакомо по нескольким страничкам из похабных журналов, которые он выменял у цыган. Странички с изображениями обнаженных девиц он заботливо хранил под матрасом, периодически извлекая под настроение.
Идти во двор было глупо, но заветное слово манило к себе, словно тарелка бесплатной и наваристой похлебки. Внизу живота потянуло, а сердце забилось чаще.
Николай внимательно оглядел проспект, безжизненный и мертвый. Движения не наблюдалось. Что ж, можно рискнуть сунуться во двор. Диггер прошел под арку, припал к стене, замер. Немного подождав, выглянул. Преследователей не было видно. На всякий случай он рассмотрел проспект через прицел-тепловизор. Успокоившись, исчез в подворотне.
Не прошло и десяти минут, как он вышел обратно. О своей маленькой экскурсии по подворотням диггер уже успел пожалеть. В магазинчике были только ряды полок, уставленные слепками мужских причиндалов. Штык вновь замер под аркой и крепко задумался.
Сейчас Невский проспект казался ему брюхом располневшего, разленившегося, обрюзгшего и зажравшегося толстяка, излишком на теле города, без которого можно было бы обойтись. Создавалось впечатление, что люди здесь только тем и занимались, что удовлетворяли свои низменные потребности. Ели, пили и покупали все, что захотят. На что только хватало средств.
Николаю вспомнился их учитель с Выборгской, отец Георгий, до Катастрофы служивший в храме. Человек хороший, но со своими тараканами в голове. Хотя кто из переживших Катастрофу без них? В конце концов, тараканы в голове отца Георгия взяли верх над разумом, и вместо уроков словесности и математики он стал рассказывать детям про Катастрофу.
Если верить ему, Катастрофа обрушилась на город, когда количество людских грехов в нем перешагнуло все возможные пределы. Отец Георгий очень красочно описывал грехи города и его злачные места. Он умел красиво говорить, да и в священнослужители, как сейчас понимал диггер, подался не сразу, а после того, как жизнь его изрядно помотала.
Маленький Коля еще тогда усвоил, что у города, как и у человека, есть своя изнанка. Иная сторона – та, которую стыдно показывать. Не только нарядный и до блеска начищенный фасад, но и черный ход. Потом взрослые, конечно, спохватились и оградили детей от отца Георгия, но Николай многое запомнил.
Один из уроков отца Георгия отпечатался на всю жизнь не только в душе Штыка, но и на лице. Белесым рубцом над правым глазом. В тот день батюшка выпил больше обычного и пустил в ход свое самое страшное оружие – настоящую учительскую указку, выменянную у диггеров.
Диггер вышел из подворотни, максимально сосредоточившись на дороге. Невский отвлекал, звал, манил. Казалось, проспект готов был ожить в любой момент, стоит лишь поддаться его зову. Проспект умолял не спешить, задержаться хоть на минуту, полюбоваться достопримечательностями. Штык упорно шел вперед, не поддаваясь, не озираясь по сторонам.
Вдалеке сверкнуло – будто бы зажгли прожектор наподобие тех, которые на зажиточных станциях ставят на блокпосты на пару с пулеметом. Это сравнение, пришедшее в голову, как раз и заставило насторожиться. Вспомнилось, как Дед на балконе учил стрелять из «Лося» и велел не сверкать оптикой.
Штык спрятался за ближайший автомобиль. Осторожно выглянул. Уперев винтовку в капот автомобиля, припал к прицелу, повел стволом, припоминая место, где увидел яркий отблеск. В следующую секунду раздался оглушительный выстрел. Николай дернулся всем телом и мешком упал на асфальт. Прислушался к ощущениям. Вроде жив.
Стреляли явно не в него. Дальше по проспекту находился вход в метро, вот только не на заветную «Адмиралтейскую», а на «Невский проспект». Прямо перед ним на противоположной стороне улицы раскинула колоннаду махина Казанского собора.
На фото в путеводителе Шаха, Казанский собор выглядел внушительно и величаво: два огромных, чуть загнутых крыла, частый ряд высоких колонн, гигантский, тяжелый купол, придавивший собор к земле позолоченной шапкой. Сейчас же зрелище было не столь впечатляющее.
Купола не было видно. Каменная шея-башня, на которой он держался, тонула в тучах. Большинство колонн обрушились, усеяв пространство вокруг собора крупной гранитной крошкой. Плоская крыша одного из крыльев, лишившись подпорок, сильно накренилась. Крыша второго крыла вспучилась волнами.
На ней-то и притаился невидимый стрелок, которого Штык не заметил бы, если бы не солнечный луч. Снайпер выдавал себя яркими отблесками, отбрасываемыми оптическим прицелом.
Раздался выстрел. Николай припал к прицелу. Целиться было неудобно. Требовалось прижать прицел-тепловизор к стеклам противогаза таким образом, чтобы получить максимальный обзор. Пока Штык пытался проделать это, снайпер успевал сменить позицию. Диггер, скрываясь за ржавыми автомобилями, затрусил по проспекту.
На крыше собора вновь блеснуло. Николай припал на колено, уронив ствол винтовки на капот автомобиля, и завозился, пристраиваясь к прицелу. Силуэт снайпера выглядел знакомым. Казалось бы, попробуй, отличи одного человека в химзе от другого. На деле же – вполне можно. Веганец. Один из тех, что сопровождали Власова. Черт, да они же его здесь ждали! Потеряли вместе с Прометеем у НИИ и, смекнув, что он потащит пса прямиком в Альянс, устроили засаду. Наверняка, остальные засели у Адмиралтейской, чтобы увеличить шансы на успех. Или тоже где-то здесь?
Диггер потратил некоторое время на изучение территории. Веганцев он не заметил, зато обнаружил тех, по кому вел огонь снайпер. Группа из нескольких диггеров не успела добраться до входа в метро. По всей видимости, они были с Невского. Судя по раздутым рюкзакам за спиной, возвращались из залаза и попали в ловушку, расставленную для Николая.
Штык выматерился. Один из диггеров ничком лежал на асфальте, не подавая признаков жизни. Еще трое рассредоточились, засев за автомобилями. Судя по тому, что стволами автоматов они безошибочно тыкали в крышу Казанского собора, снайпера они вычислили, но огонь не открывали, даже не надеясь достать его автоматной пулей.
Николай вдруг подумал, что стрелок его, кажется, не заметил. И он вполне может добежать до входа, оставшись вне поля зрения снайпера. Может? Да ни хрена он не может.
Штык скрежетнул зубами от злости. Диггеры с Невского застряли здесь именно из-за него. Рано или поздно снайпер положит их всех. Ну, если не всех, то кому-то точно не повезет. Да и для чего ему себя беречь? Прометея не уберег, а какой-либо ценной информации для Мемова нет. Была не была!
Николай выпрямился во весь рост, пользуясь тем, что снайпер не знает о его присутствии и слишком увлечен диггерами. Сместился, выискивая выгодную позицию. Силуэт залегшего у края крыши веганца плясал по контуру прицела, не желая оказываться в центре..
Оторвавшись от прицела, Штык увидел неподалеку ржавеющий микроавтобус. С разбегу вскарабкался на капот автомобиля, затем, пробежав по наклонному лобовому стеклу, оказался на крыше. Присел, пристроил прицел к окуляру противогаза и похолодел от ужаса, вмиг облившись потом. Ствол винтовки в руках снайпера был направлен прямо на него. Едва сообразив это, Николай судорожно нажал на спуск. Винтовка дернулась от выстрела, прицел сместился, картинка тепловизора пропала из поля зрения.
В следующий миг что-то сильно и больно толкнуло его в плечо. Винтовку дернуло и выбило из рук. В глаза брызнуло облачко щепок. Не удержавшись на ногах, Штык упал с крыши автомобиля. Сознание погасло раньше, чем его тело распласталось на асфальте.
* * *
– Без пошлины не пропустим, – повторил таможенник.
– У нас ничего нет. – Чита покосился на товарищей, не зная, что придумать. Вряд ли таможенники сделают скидку и примут две полупустые фляги в качестве оплаты.
Проводник оказался разговорчивым и любопытным. Когда узнал, что Кольцов – медик с Площади, озвучил все свои болячки и стал пытать ученого о методах лечения. Иван терпеливо слушал, уточнял и давал советы. Довольный проводник в конце пути даже вернул им часть оплаты. Так что патроны у них оставались, но немного. Едва хватило бы на пару неполных мисок похлебки.
– Тогда и прохода нет, – ответил таможенник.
– Но нам надо на Спортивную. – Кристина попыталась заглянуть таможеннику в глаза.
Верзила удостоил ее мимолетным холодным взглядом и отвернулся к Леониду, видимо, сочтя его старшим.
– Уводи своих. Вам не пройти.
– Как еще можно расплатиться? – не отступала девушка.