Мертвый ноль
Часть 10 из 11 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Так вы любите деньги? – рассмеялась леди Кайрена. – Ну хвала Магистрам, хоть что-то человеческое в вас есть!
– Скорее, не люблю дисциплину. Уж не знаю, что может быть более человеческим, чем естественная потребность целыми днями пинать балду. А что касается моей способности нравиться людям, вы совершенно правы: нельзя так беззастенчиво пользоваться своим обаянием. Но исправить это легко.
Я закрыл лицо руками, как делаю всякий раз, когда хочу прогуляться по улицам Ехо неузнанным. На самом деле это довольно тяжелый в исполнении трюк: нужно произносить в уме целых два заклинания – отменяющее прежний облик и формирующее новый – и одновременно этот самый новый облик детально воображать. С последним у меня до сих пор проблемы: я плохо контролирую собственное воображение, и в результате почти всякий раз получается какой-нибудь жуткий урод. То ли мое чувство комического так резвится, то ли в глубине души я совсем не хочу нравиться людям. А наоборот, желаю их устрашать.
Но слабость, правильно примененная по назначению, становится силой. Вот и сейчас, когда я отнял руки от лица, леди Кайрена Умата посмотрела на меня с нескрываемым ужасом. И смущенно пробормотала:
– Я вовсе не хотела сказать, будто в вашей способности нравиться людям есть что-то плохое. Извините, если это прозвучало именно так. Скажите, а вы не могли бы вернуть свое лицо на место? А то мне… ну, понимаете, просто неловко будет показаться с вами на улице. Меня все-таки многие в городе знают. И заранее страшно подумать, какие сплетни обо мне поползут.
* * *
Ясно, что, объявляя себя «психом», я несколько преувеличивал. Этот простой, но на удивление эффективный дипломатический прием я обычно с огромным успехом применяю, когда хочу сохранить за собой привилегию вести себя, как того пожелает моя левая пятка, не слишком заботясь об удобствах окружающих. Правда, следует признать, что мой метод подходит не всем. Прежде, чем во всеуслышание объявлять себя психом, желательно принести максимум пользы обществу, в процессе заработать ужасную репутацию и отрастить обаятельную улыбку. Ну или просто не утратить ее в ходе работы над первыми двумя пунктами; это гораздо трудней, но вполне достижимо: я же как-то смог.
Однако, положа руку на сердце, когда я называю себя «психом», я грешу против истины несколько меньше, чем мне бы того хотелось. Я и правда довольно нелепо устроен, даже на свой собственный взгляд. Это не особо мешает наслаждаться жизнью, но только до тех пор, пока имеешь дело с такими же непредсказуемыми психами, как ты сам – до краев переполненными веселой силой, в любой момент готовыми удивить, озадачить, выбить из колеи, обрадовать, напугать, рассмешить.
Поскольку мое окружение в этом смысле практически идеально, я привык считать себя человеком чрезвычайно общительным. И напрочь забыл, насколько быстро на самом деле устаю от нормальных людей, какими бы славными они ни были. Поэтому и влип с леди Кайреной – пригласил ее в гости, даже не заподозрив, какая это будет тяжелая работа. Уж лучше бы подрядился в речном порту мешки грузить.
Причем поначалу-то все было отлично. Я вообще люблю разговаривать с незнакомцами, особенно когда они незнакомки. Расспрашивать и отвечать на вопросы, удивлять, тормошить и смешить – все это мне очень нравится. Но отравить мне удовольствие легче легкого: достаточно превратить живой разговор в мертвую болтовню. То есть не вкладываться в него всем сердцем, а вежливо отвечать на мои усилия приличествующими случаю репликами, которые, в зависимости от подготовленности собеседника, могут оказаться и забавными, и остроумными, и полными интересной информации, но по ощущению – все равно, что иллюзорная еда, которой прежде питалась наша Базилио. Ни вкуса, ни запаха, ни тепла, ни влаги, ни намека на насыщение, хоть целый воз ее проглоти.
Леди Кекки Туотли называет такого рода беседы «щебетом» и говорит, на них не следует раздражаться, это просто отдельный разговорный жанр со своими правилами и особенностями; сама-то она великий мастер необязательной светской болтовни и умеет добывать из нее полезную информацию, в том числе неизвестную ее собеседникам – из совокупности мельком упомянутых фактов. А я – слабак. Нескольких минут достаточно, чтобы я, ощутив тщетность своих усилий, утратил вдохновение и сник. А через час уже можно начинать обдумывать завещание и потихоньку готовиться к похоронам.
Впрочем, я не настолько исполнен самопожертвования, чтобы доводить до такой крайности. В смысле обычно сбегаю от милого, приятного собеседника задолго до того, как у меня успевает как следует потемнеть в глазах.
Но сбегать от леди Кайрены после того, как сам, по собственной воле привел ее домой, попросил принести напитки и завел разговор, было бы форменным свинством. Сам виноват, не предусмотрел подобного поворота. До сих пор она казалась мне замечательной собеседницей; собственно, таковой и была, но у меня в гостиной не то от смущения, не то просто по привычке внезапно перешла в режим «светский прием» и принялась изрекать вежливые банальности, а на мои попытки оживить беседу захватывающими историями о старых добрых временах неизменно отвечала: «Потрясающе», и: «У вас удивительная жизнь, сэр Макс», но за этими репликами не было ни глубокого интереса, ни искреннего внимания, только напряженное старание вести себя подобающе и не попасть впросак.
Отсутствие живого отклика собеседника я чувствую очень остро, как жажду и голод, и страдаю ничуть не меньше, чем страдал бы от обезвоживания, пересекая пустыню, так что в этом смысле меня, к сожалению, не проведешь. Неудивительно, что уже через полчаса я начал прикидывать, очень ли сильно гостья обидится, если я вот прямо сейчас, наскоро попрощавшись, сигану в окно. Правильный ответ: «Да, очень». С примечанием: «Кофа мне не простит».
Ситуация осложнялась тем, что мы с леди Кайреной сидели в гостиной одни – сказал бы мне кто, что вечером в моем доме может оказаться настолько безлюдно, я бы только пальцем у виска покрутил.
По большому счету, я удачливый человек, грех жаловаться. Но иногда до смешного невезучий в мелочах. Вот и в тот вечер все мои домашние куда-то разбежались, даже своих гостей в заложниках не оставили. На месте было только зверье, причем Дримарондо, который теоретически мог бы камня на камне не оставить от нашей вымученной беседы, начав излагать свои оригинальные и даже отчасти шокирующие взгляды на угуландскую поэзию периода окончания Эпохи Орденов, при виде гостьи вероломно удалился якобы в свой кабинет проверять студенческие сочинения, а на самом деле, конечно, в направлении кухни, где господину профессору в любое время суток готовы выдать дополнительную сахарную кость. Друппи, простая душа, убедившись, что ни я, ни леди Кайрена не готовы вот прямо сейчас начать кувыркаться с ним на ковре и играть в догонялки в полутьме коридоров, немного помаялся, а потом устремился за своим другом. Я не держу обиды: на его месте и сам бы так поступил.
В гостиной остались только Армстронг и Элла, которым леди Кайрена явно понравилась: из нее получилась хорошая, теплая, спокойная подушка для двух любителей подремать между восьмым и девятым обедами. Но в качестве собеседников кошки, к сожалению, не настолько блистательны, чтобы с легким сердцем переложить на них обязанность развлекать гостью. У них на все реплики один ответ – громкий самодовольный «муррррр».
Дело кончилось тем, что я послал зов сэру Кофе. Вкратце объяснил ситуацию: «Помирился до такой степени, что леди сидит у меня в гостях, поэтому выручайте, я практически при смерти, больше не могу щебетать». Кофа, конечно, высказался в духе: «От этого, не поверишь, не умирают», – но был милосерден и принял меры. В смысле буквально четверть часа спустя ввалился в гостиную в сопровождении моей любимой соседки, хозяйки единственного в городе трактира традиционной урдерской кухни и по совместительству наваждения, вернее, овеществившегося сновидения одного очень старого дерева. Даже жаль, что происхождение леди Лари тайна, в том числе, от нее самой, потому что это, конечно, прекрасный, исчерпывающий ответ на мучающий всех городских сплетниц вопрос: кем надо быть, чтобы похитить сердце сэра Кофы Йоха? А вот кем.
С леди Лари пришел ее племянник, чудесный мальчишка, очень способный художник, ну или талантливая девчонка-художница: Иш – то одно, то другое, по очереди. Алгоритм его нечаянных превращений пока не смогла высчитать даже леди Тайяра, ясно только, что ни одно из состояний не длится дольше дюжины дней подряд. Впрочем, сейчас важно не это, а то, что группа поддержки сразу, с порога затребовала доску для игры в «Злик-и-Злак»; разложив ее на столе, они наперебой начали объяснять правила леди Кайрене, которая, конечно, смущенно бормотала: «Ой, нет, я не справлюсь, давайте сперва просто посмотрю», – но сама заранее понимала, что обречена.
Я перевел дух. Голова, утомленная бессмысленностью бытия, еще гудела, но гул уже стал вполне выносимым и понемногу сходил на нет. Для полного счастья мне, конечно, не помешало бы четверть часа посидеть одному на крыше, и я как раз начал прикидывать, под каким бы предлогом туда смыться; проблемой, собственно, было выбрать из доброй сотни прекрасных предлогов какой-то один, но до выбора не дошло, потому что в моей голове раздался голос леди Сотофы Ханемер, и она сказала: «Нужна твоя помощь, мальчик. Нынче вечером я сварила такую скверную камру, что никто кроме тебя не согласится ее пить. А выливать жалко, мы, кеттарийцы, сам знаешь, прижимистый народ».
С леди Сотофой Ханемер такая проблема: ради встречи с ней я брошу все. Даже если в этот момент буду висеть над пропастью в тщетной попытке спастись от злокозненного врага, придется мне усилием воли временно отменить и врага и пропасть, и топать к леди Сотофе. А повисеть можно и завтра, если вдруг окажется, что без этого по какой-то причине не обойтись.
Впрочем, следует отдать должное леди Сотофе, она этим не злоупотребляет. Еще ни разу не вызывала меня в совсем уж неудобный момент. Иметь дело с могущественными колдунами в этом смысле вообще одно удовольствие: у них прекрасное чувство времени, а желание быть неудобными и делать назло прошло задолго до моего рождения. Предположительно, до позапрошлого. В общем, давным-давно.
Я пообещал: «Явлюсь через пару минут и все выпью, не беспокойтесь», – и сразу послал зов сидящему напротив Кофе: «Будете смеяться, но меня срочно вызвала леди Сотофа, вот только что, прямо сейчас».
«Значит, отделались малой кровью, – невозмутимо ответил Кофа. – Я-то опасался, что твое желание избавиться от гостьи обрушит Мохнатый Дом, а это было бы жалко, все-таки памятник старинной архитектуры, таких больше нет».
И он туда же. Как сговорились все. Когда твои возможности в области разрушительной магии переоценивают даже самые опытные эксперты, это, конечно, очень приятно – первые пару дней. А потом начинаешь шарахаться от собственных отражений в зеркалах, потому что – ну а вдруг они правы? А я внутри этого лютого ужаса живу, как последний дурак.
Я поднялся, стараясь выглядеть огорченным, но, боюсь, довольная рожа выдавала меня с головой, я неважный актер. Сказал:
– Вечно со мной одна и та же история: только веселье начинает набирать обороты, как меня сразу вызывают по делу, которое даже на полчаса отложить нельзя. Думаю, это какое-то тайное проклятие неведомого происхождения. С другой стороны, меня столько раз проклинали, что это я еще легко отделался. Могли бы, например, огромные зеленые уши отрасти.
– Так сияешь, как будто идешь не по делу, а на свидание, – улыбнулась романтичная леди Лари.
– Ну так одно другому далеко не всегда мешает, – в тон ей ответил я.
Что касается леди Кайрены Уматы, она, конечно, не выказала явного неудовольствия моим побегом. Но даже мне было понятно, что для человека, погребенного под двумя мурлыкающими котами, у нее какой-то недостаточно умиротворенный вид.
* * *
Леди Сотофа Ханемер, глава женщин Ордена Семилистника и по совместительству живое воплощение магии этого Мира, ждала меня в своей садовой беседке, которая заменяет ей одновременно гостиную, приемную и рабочий кабинет, примерно как мне крыша Мохнатого Дома – после того, как я научился мастерить примитивную магическую защиту от проливного дождя. Что касается леди Сотофы, в ее беседке в последнее время всегда весна, и теплый южный ветер доносит запах цветущих деревьев, иногда из какой-нибудь прошлой весны, а иногда – из будущей, в таком деле важно разнообразие, нет смысла ограничивать себя чем-то одним.
Камра, которой она меня запугивала, уже была налита в высокую узкую кружку, и, вопреки угрозам, оказалась вполне хороша. Хотя вкус довольно необычный, далекий от традиционного. Леди Сотофа, как и сэр Джуффин Халли, родом из города Кеттари, а у них там свои, особые рецепты. И свое особое вообще все.
– Я ваш должник, – сказал я, одолев примерно половину кружки. – Вовремя вы меня выдернули из дома!
– А что там такое случилось, что тебя надо выдергивать? – удивилась леди Сотофа.
– Да ничего выдающегося. Просто свалял дурака: притащил в дом гостью, и вдруг обнаружилось, что она… как говорят в подобных случаях, в высшей степени приятная собеседница. Я от таких отвык. Причем поначалу вроде была совершенно нормальная. Я думал, она из тех, с кем легко и приятно дружить. Все-таки я не просто не разбираюсь в людях, а совсем ни хрена в них не понимаю.
– Наоборот, понимаешь слишком много, – неожиданно возразила леди Сотофа. – В том смысле, что сразу видишь перед собой не столько самого человека, сколько его потенциал. Лучшее, на что он способен, – теоретически, если как следует постарается, и обстоятельства посодействуют. В годы моей юности в Кеттари был один учитель пения. С возрастом он наполовину оглох, да таким интересным образом, что стал слышать только высокие, чистые ноты. Так к нему оперные певицы со всех краев Соединенного Королевства учиться ездили, причем далеко не одни только начинающие. С этим дедом что было хорошо – он всех учил под себя. В смысле так петь, чтобы ему было слышно. Кому это удавалось, тех ждал огромный успех. Вот и ты вроде него – глух к нашим низменным проявлениям, пока тебя в них совсем уж грубо носом не ткнут, зато любую незаурядность чуешь за версту. В повседневной жизни не слишком удобное качество, согласна. Слишком часто приходится разочаровываться. Но по большому счету, очень полезное. Во-первых, тебе сразу ясно, кто чего стоит, а во-вторых, при твоем могуществе, это довольно серьезная поддержка. Я хочу сказать, твое представление о людях влияет на них. И им становится гораздо легче раскрыть этот свой потенциал, о котором они сами пока ни сном, ни духом… Правда, это палка о двух концах. Я хочу сказать, когда ты всерьез в ком-то разочаровываешься, это ощущается, как удар невидимой, но очень тяжелой дубиной. Не хотела бы я однажды тебя разочаровать!
– Это то немногое, что вряд ли у вас получится, – невольно улыбнулся я.
– Тебе только кажется. Разочаровать тебя легче легкого, было бы желание. Достаточно регулярно говорить то, что ты считаешь недопустимой глупостью, иногда подкрепляя свои заявления делом. Например, прямо сейчас я могла бы доверительно сообщить тебе, что шиншийские уладасы опасны для психического здоровья населения и объявить о намерении лично обратиться к Его Величеству с просьбой их запретить.
– Ну надо же. Оказывается, вы интересуетесь сплетнями, – укоризненно заметил я.
– Да не то чтобы интересуюсь. Но мне их все равно пересказывают, куда деваться. Так это ты Кайрену в дом притащил? Мириться? Или сразу соблазнять?
– Кошек показывать, – честно ответил я.
– Иного ответа я и не ожидала, – рассмеялась леди Сотофа. – У тебя с девчонками разговор короткий: а ну быстро пошли ко мне, кошек покажу. Будь милосерден к Кайрене. В смысле постарайся не очень быстро в ней разочаровываться. Бедняжка почти сорок лет управляла Королевской резиденцией. Ты бы, между прочим, точно не смог. А я бы так сильно не захотела, что это вполне можно приравнять к «не смогла». Считай, она что-то вроде контуженного ветерана войны за Кодекс, от которого отказались все знахари. Не то чтобы ей в связи с этим все позволено, но немного милосердия не повредит.
– Вот бы не подумал, что она вам нравится! – удивился я.
– Не столько она, сколько ее прабабка, – призналась леди Сотофа. – Леди Марая Умата – одна из самых замечательных женщин, каких мне доводилось встречать, а я, сам понимаешь, многих перевидала. Настоящая лесная ведьма из старинных сказок, драгоценный осколок древних времен. И характер что надо. В смысле, такой тяжелый, что рядом не всякий долго простоит. Я таких люблю. А вот она меня не особо жаловала, как, впрочем, и всех остальных мало-мальски выдающихся мастеров угуландской Очевидной магии, без разбора. Драххи считают Очевидную магию грубой и очень вредной и одновременно завидуют тем, кому она легко дается. По-человечески их можно понять: когда от рождения неспособен к каким-то важным вещам, очень остро чувствуешь несправедливость мироустройства.
– Да, – согласился я. – Могу им посочувствовать. Я бы сам наверное на весь Мир обозлился – все кругом так эффектно колдуют, а я, сирота, старинными дедовскими заговорами перебиваюсь кое-как.
– На самом деле не так уж это мало, – серьезно сказала леди Сотофа. – Судя по той же Марае, хороший лесной колдун многим может дать прикурить.
– А она еще жива?
– По моим ощущениям, да. Но точно никто не знает. В самом начале Смутных Времен Марая сказала: «Ну все, с меня хватит». Прокляла этот город и ушла неведомо куда. Предположительно, в глухие леса за Нелмундом[9], а может и еще дальше. Надеюсь, у нее все хорошо. Хотя от ее прощального проклятия мы с девочками город два дня отмывали. Ну как – отмывали. Понятно, что не мочалками, а заклинаниями. Только древних крэйских проклятий нам тут для полного счастья тогда не хватало. Хорошо, что я к тому времени уже научилась их снимать.
– Ого! – присвистнул я.
– Ну, это обычное дело, – беззаботно сказала леди Сотофа. – В ту пору нас многие проклинали – и Орден Семилистника, и меня лично, и старого Короля, и весь город; к счастью, мало у кого получалось хоть что-то путное, а то бы мы с девочками вообще больше ничего делать не успевали. Я на Мараю зла не держу. Ее единственный сын – собственно, дед Кайрены – погиб, случайно оказавшись в трактире, где выясняли отношения Младшие Магистры Ордена Дырявой Чаши и, кажется, Посоха в Песке; впрочем, насчет второго не уверена. Давно дело было. Да и неважно это теперь. Важно, что новая начальница полиции единственная в семье пошла в прабабку. И унаследовала ее тетрадку с секретами, оставленную какому-то доверенному дереву с напутствием: если однажды в нашем роду появится толковая девчонка, способная тебя услышать, можешь ей это отдать.
– Получить прабабкину тетрадку от ее же доверенного дерева – это вызывает уважение, – кивнул я. – Интересные они, получается, люди, эти лесные колдуны. Я же о них совсем ничего не знаю. Никогда раньше их не встречал… Хотя стойте, была же муримахская ведьма! Живет в лесу, совершено одна, в жуткой развалюхе. Объяснила, что не может покинуть свой ветхий дом, потому что уже очень стара, но остается молодой, пока живет в его стенах, дом дает ей силу. И такие интересные фокусы нам в этом доме показывала – до сих пор удивляюсь, как ее не пришиб[10].
– Ты же про Илку сейчас говоришь? – усмехнулась леди Сотофа. – Я с нею не знакома, но о ее, как ты говоришь, «интересных фокусах», наслышана. Что ж, значит, некоторое представление о предмете у тебя есть. На Муримахе, по моим сведениям, сейчас живет, как минимум, дюжина довольно могущественных старых крэйских ведьм и колдунов. Не говоря уже о том, что в каждой второй семье там найдутся какие-то свои секреты и заговоры… Но речь сейчас не о том. Я только и хотела сказать: не будь слишком строг к Кайрене. Возможно, время покажет, что она вполне ничего.
– Одного факта, что вы за нее вступаетесь, достаточно, чтобы признать ее незаурядной персоной, – улыбнулся я. – Вы меня за этим позвали? В смысле провести воспитательную работу, чтобы я не обижал хорошую девочку? Нас с вами можно поздравить: по такому пустяковому поводу мы, кажется, еще никогда не встречались. Похоже, жизнь и правда налаживается, причем вся, в целом, а не только лично моя.
– Не передергивай, я позвала тебя допить мою камру, – строго сказала Сотофа. – А Кайрена просто к слову пришлась. Я совсем о другом хотела с тобой поговорить.
Вообще леди Сотофе Ханемер не свойственно нарочно делать паузы в разговоре, чтобы заставить собеседника терзаться от любопытства и, таким образом, получить все его внимание целиком. Ей это ни к чему, ее и без того слушают так внимательно, словно от этого зависит жизнь, даже если речь идет о погоде.
Но на этот раз Сотофа надолго умолкла, видимо собираясь с мыслями. Я ее не торопил, хотя, конечно, извелся. И заранее перепугался: что на этот раз стряслось? Все-таки слишком близко принимаю к сердцу благополучие этого Мира, поэтому полного спокойствия мне не светит ни при каких обстоятельствах: Мир велик и разнообразен, с ним каждый день что-нибудь да не так.
– Если ты сейчас спешно прикидываешь, какая из тысячи мыслимых бед стряслась или вот-вот собирается, можешь не изводиться, – наконец сказала леди Сотофа. – Ничего у нас не случилось. Извини, если напугала. Просто привыкла иметь дело с людьми, у которых нервы покрепче твоего. Джуффин всем возможным проблемам заранее радуется, а моих девочек просто ничем не проймешь.
От облегчения я допил свою камру залпом, как будто она была дешевым поддельным бомборокки. И спросил:
– Значит, вы хотели поговорить со мной о том, чего не случилось? И не случится никогда?
– Именно так, – кивнула леди Сотофа. – Не случилось, но при этом все-таки не дает мне покоя. Ты уже видел шиншийских принцесс, сэр Макс?
– Видел нескольких, – кивнул я. – Издалека. Специально к ним не присматривался. Шурф говорит, их соседство очень приятно, как будто на берегу моря сидишь. А на первый взгляд, девчонки как девчонки. Со смешными прическами из нескольких дюжин косичек, в таких широченных штанах, что наверное приходится специально учиться ходить в них, не спотыкаясь… А больше ничего я пока не углядел. Не до того было. Я, понимаете ли, как раз осваивал шиншийский уладас, а он мне никак не давался. Я с него даже пару раз упал, просто промазал при приземлении. Счастье, что мне хватило ума заранее изменить внешность, а то вышел бы несмываемый позор. Впрочем, потом я к этому грешному уладасу все-таки приноровился. В смысле сообразил, что прыжок надо сочетать не с тем заклинанием, от которого приподнимаешься над землей, а с тем, которое замедляет падение с большой высоты. И вот тогда дело пошло! Жаль, вы не видели. Вы бы мною гордились, клянусь.
Леди Сотофа слушала меня с неподдельным изумлением. Похоже, об этом моем подвиге ей сплетники не донесли. Значит, я очень удачно изменил внешность. А еще более удачно ее изменил сам Великий Магистр Ордена Семилистника. Мой друг в этом деле мастер, не хуже сэра Кофы. И очень предусмотрительно до поры до времени от всех свой талант скрывал, так что теперь никому и в голову не придет подозревать столь важную персону в безобразных выходках, на которые я его периодически подбиваю, ему же на радость. Если бы не последнее обстоятельство, я бы не стал.
Я решил не добивать леди Сотофу этим шокирующим признанием. Вместо этого поспешно сказал:
– В общем, на шиншийских принцесс я взглянул только мельком. До настоящего «видел» пока не дошло.
– Ясно, – кивнула она. – Так вот, ты к ним, пожалуйста, присмотрись. Внимательно, а не на бегу. И не во время прыжков на уладасе. И не к одной, а хотя бы к нескольким, чем больше, тем лучше. Мне интересно твое мнение как эксперта…
– По красоткам? – невозмутимо уточнил я.
– Да какой из тебя, к Темным Магистрам, эксперт по красоткам! – расхохоталась леди Сотофа. – Слезы одни.
– Ну, не настолько все плохо…
– Скорее, не люблю дисциплину. Уж не знаю, что может быть более человеческим, чем естественная потребность целыми днями пинать балду. А что касается моей способности нравиться людям, вы совершенно правы: нельзя так беззастенчиво пользоваться своим обаянием. Но исправить это легко.
Я закрыл лицо руками, как делаю всякий раз, когда хочу прогуляться по улицам Ехо неузнанным. На самом деле это довольно тяжелый в исполнении трюк: нужно произносить в уме целых два заклинания – отменяющее прежний облик и формирующее новый – и одновременно этот самый новый облик детально воображать. С последним у меня до сих пор проблемы: я плохо контролирую собственное воображение, и в результате почти всякий раз получается какой-нибудь жуткий урод. То ли мое чувство комического так резвится, то ли в глубине души я совсем не хочу нравиться людям. А наоборот, желаю их устрашать.
Но слабость, правильно примененная по назначению, становится силой. Вот и сейчас, когда я отнял руки от лица, леди Кайрена Умата посмотрела на меня с нескрываемым ужасом. И смущенно пробормотала:
– Я вовсе не хотела сказать, будто в вашей способности нравиться людям есть что-то плохое. Извините, если это прозвучало именно так. Скажите, а вы не могли бы вернуть свое лицо на место? А то мне… ну, понимаете, просто неловко будет показаться с вами на улице. Меня все-таки многие в городе знают. И заранее страшно подумать, какие сплетни обо мне поползут.
* * *
Ясно, что, объявляя себя «психом», я несколько преувеличивал. Этот простой, но на удивление эффективный дипломатический прием я обычно с огромным успехом применяю, когда хочу сохранить за собой привилегию вести себя, как того пожелает моя левая пятка, не слишком заботясь об удобствах окружающих. Правда, следует признать, что мой метод подходит не всем. Прежде, чем во всеуслышание объявлять себя психом, желательно принести максимум пользы обществу, в процессе заработать ужасную репутацию и отрастить обаятельную улыбку. Ну или просто не утратить ее в ходе работы над первыми двумя пунктами; это гораздо трудней, но вполне достижимо: я же как-то смог.
Однако, положа руку на сердце, когда я называю себя «психом», я грешу против истины несколько меньше, чем мне бы того хотелось. Я и правда довольно нелепо устроен, даже на свой собственный взгляд. Это не особо мешает наслаждаться жизнью, но только до тех пор, пока имеешь дело с такими же непредсказуемыми психами, как ты сам – до краев переполненными веселой силой, в любой момент готовыми удивить, озадачить, выбить из колеи, обрадовать, напугать, рассмешить.
Поскольку мое окружение в этом смысле практически идеально, я привык считать себя человеком чрезвычайно общительным. И напрочь забыл, насколько быстро на самом деле устаю от нормальных людей, какими бы славными они ни были. Поэтому и влип с леди Кайреной – пригласил ее в гости, даже не заподозрив, какая это будет тяжелая работа. Уж лучше бы подрядился в речном порту мешки грузить.
Причем поначалу-то все было отлично. Я вообще люблю разговаривать с незнакомцами, особенно когда они незнакомки. Расспрашивать и отвечать на вопросы, удивлять, тормошить и смешить – все это мне очень нравится. Но отравить мне удовольствие легче легкого: достаточно превратить живой разговор в мертвую болтовню. То есть не вкладываться в него всем сердцем, а вежливо отвечать на мои усилия приличествующими случаю репликами, которые, в зависимости от подготовленности собеседника, могут оказаться и забавными, и остроумными, и полными интересной информации, но по ощущению – все равно, что иллюзорная еда, которой прежде питалась наша Базилио. Ни вкуса, ни запаха, ни тепла, ни влаги, ни намека на насыщение, хоть целый воз ее проглоти.
Леди Кекки Туотли называет такого рода беседы «щебетом» и говорит, на них не следует раздражаться, это просто отдельный разговорный жанр со своими правилами и особенностями; сама-то она великий мастер необязательной светской болтовни и умеет добывать из нее полезную информацию, в том числе неизвестную ее собеседникам – из совокупности мельком упомянутых фактов. А я – слабак. Нескольких минут достаточно, чтобы я, ощутив тщетность своих усилий, утратил вдохновение и сник. А через час уже можно начинать обдумывать завещание и потихоньку готовиться к похоронам.
Впрочем, я не настолько исполнен самопожертвования, чтобы доводить до такой крайности. В смысле обычно сбегаю от милого, приятного собеседника задолго до того, как у меня успевает как следует потемнеть в глазах.
Но сбегать от леди Кайрены после того, как сам, по собственной воле привел ее домой, попросил принести напитки и завел разговор, было бы форменным свинством. Сам виноват, не предусмотрел подобного поворота. До сих пор она казалась мне замечательной собеседницей; собственно, таковой и была, но у меня в гостиной не то от смущения, не то просто по привычке внезапно перешла в режим «светский прием» и принялась изрекать вежливые банальности, а на мои попытки оживить беседу захватывающими историями о старых добрых временах неизменно отвечала: «Потрясающе», и: «У вас удивительная жизнь, сэр Макс», но за этими репликами не было ни глубокого интереса, ни искреннего внимания, только напряженное старание вести себя подобающе и не попасть впросак.
Отсутствие живого отклика собеседника я чувствую очень остро, как жажду и голод, и страдаю ничуть не меньше, чем страдал бы от обезвоживания, пересекая пустыню, так что в этом смысле меня, к сожалению, не проведешь. Неудивительно, что уже через полчаса я начал прикидывать, очень ли сильно гостья обидится, если я вот прямо сейчас, наскоро попрощавшись, сигану в окно. Правильный ответ: «Да, очень». С примечанием: «Кофа мне не простит».
Ситуация осложнялась тем, что мы с леди Кайреной сидели в гостиной одни – сказал бы мне кто, что вечером в моем доме может оказаться настолько безлюдно, я бы только пальцем у виска покрутил.
По большому счету, я удачливый человек, грех жаловаться. Но иногда до смешного невезучий в мелочах. Вот и в тот вечер все мои домашние куда-то разбежались, даже своих гостей в заложниках не оставили. На месте было только зверье, причем Дримарондо, который теоретически мог бы камня на камне не оставить от нашей вымученной беседы, начав излагать свои оригинальные и даже отчасти шокирующие взгляды на угуландскую поэзию периода окончания Эпохи Орденов, при виде гостьи вероломно удалился якобы в свой кабинет проверять студенческие сочинения, а на самом деле, конечно, в направлении кухни, где господину профессору в любое время суток готовы выдать дополнительную сахарную кость. Друппи, простая душа, убедившись, что ни я, ни леди Кайрена не готовы вот прямо сейчас начать кувыркаться с ним на ковре и играть в догонялки в полутьме коридоров, немного помаялся, а потом устремился за своим другом. Я не держу обиды: на его месте и сам бы так поступил.
В гостиной остались только Армстронг и Элла, которым леди Кайрена явно понравилась: из нее получилась хорошая, теплая, спокойная подушка для двух любителей подремать между восьмым и девятым обедами. Но в качестве собеседников кошки, к сожалению, не настолько блистательны, чтобы с легким сердцем переложить на них обязанность развлекать гостью. У них на все реплики один ответ – громкий самодовольный «муррррр».
Дело кончилось тем, что я послал зов сэру Кофе. Вкратце объяснил ситуацию: «Помирился до такой степени, что леди сидит у меня в гостях, поэтому выручайте, я практически при смерти, больше не могу щебетать». Кофа, конечно, высказался в духе: «От этого, не поверишь, не умирают», – но был милосерден и принял меры. В смысле буквально четверть часа спустя ввалился в гостиную в сопровождении моей любимой соседки, хозяйки единственного в городе трактира традиционной урдерской кухни и по совместительству наваждения, вернее, овеществившегося сновидения одного очень старого дерева. Даже жаль, что происхождение леди Лари тайна, в том числе, от нее самой, потому что это, конечно, прекрасный, исчерпывающий ответ на мучающий всех городских сплетниц вопрос: кем надо быть, чтобы похитить сердце сэра Кофы Йоха? А вот кем.
С леди Лари пришел ее племянник, чудесный мальчишка, очень способный художник, ну или талантливая девчонка-художница: Иш – то одно, то другое, по очереди. Алгоритм его нечаянных превращений пока не смогла высчитать даже леди Тайяра, ясно только, что ни одно из состояний не длится дольше дюжины дней подряд. Впрочем, сейчас важно не это, а то, что группа поддержки сразу, с порога затребовала доску для игры в «Злик-и-Злак»; разложив ее на столе, они наперебой начали объяснять правила леди Кайрене, которая, конечно, смущенно бормотала: «Ой, нет, я не справлюсь, давайте сперва просто посмотрю», – но сама заранее понимала, что обречена.
Я перевел дух. Голова, утомленная бессмысленностью бытия, еще гудела, но гул уже стал вполне выносимым и понемногу сходил на нет. Для полного счастья мне, конечно, не помешало бы четверть часа посидеть одному на крыше, и я как раз начал прикидывать, под каким бы предлогом туда смыться; проблемой, собственно, было выбрать из доброй сотни прекрасных предлогов какой-то один, но до выбора не дошло, потому что в моей голове раздался голос леди Сотофы Ханемер, и она сказала: «Нужна твоя помощь, мальчик. Нынче вечером я сварила такую скверную камру, что никто кроме тебя не согласится ее пить. А выливать жалко, мы, кеттарийцы, сам знаешь, прижимистый народ».
С леди Сотофой Ханемер такая проблема: ради встречи с ней я брошу все. Даже если в этот момент буду висеть над пропастью в тщетной попытке спастись от злокозненного врага, придется мне усилием воли временно отменить и врага и пропасть, и топать к леди Сотофе. А повисеть можно и завтра, если вдруг окажется, что без этого по какой-то причине не обойтись.
Впрочем, следует отдать должное леди Сотофе, она этим не злоупотребляет. Еще ни разу не вызывала меня в совсем уж неудобный момент. Иметь дело с могущественными колдунами в этом смысле вообще одно удовольствие: у них прекрасное чувство времени, а желание быть неудобными и делать назло прошло задолго до моего рождения. Предположительно, до позапрошлого. В общем, давным-давно.
Я пообещал: «Явлюсь через пару минут и все выпью, не беспокойтесь», – и сразу послал зов сидящему напротив Кофе: «Будете смеяться, но меня срочно вызвала леди Сотофа, вот только что, прямо сейчас».
«Значит, отделались малой кровью, – невозмутимо ответил Кофа. – Я-то опасался, что твое желание избавиться от гостьи обрушит Мохнатый Дом, а это было бы жалко, все-таки памятник старинной архитектуры, таких больше нет».
И он туда же. Как сговорились все. Когда твои возможности в области разрушительной магии переоценивают даже самые опытные эксперты, это, конечно, очень приятно – первые пару дней. А потом начинаешь шарахаться от собственных отражений в зеркалах, потому что – ну а вдруг они правы? А я внутри этого лютого ужаса живу, как последний дурак.
Я поднялся, стараясь выглядеть огорченным, но, боюсь, довольная рожа выдавала меня с головой, я неважный актер. Сказал:
– Вечно со мной одна и та же история: только веселье начинает набирать обороты, как меня сразу вызывают по делу, которое даже на полчаса отложить нельзя. Думаю, это какое-то тайное проклятие неведомого происхождения. С другой стороны, меня столько раз проклинали, что это я еще легко отделался. Могли бы, например, огромные зеленые уши отрасти.
– Так сияешь, как будто идешь не по делу, а на свидание, – улыбнулась романтичная леди Лари.
– Ну так одно другому далеко не всегда мешает, – в тон ей ответил я.
Что касается леди Кайрены Уматы, она, конечно, не выказала явного неудовольствия моим побегом. Но даже мне было понятно, что для человека, погребенного под двумя мурлыкающими котами, у нее какой-то недостаточно умиротворенный вид.
* * *
Леди Сотофа Ханемер, глава женщин Ордена Семилистника и по совместительству живое воплощение магии этого Мира, ждала меня в своей садовой беседке, которая заменяет ей одновременно гостиную, приемную и рабочий кабинет, примерно как мне крыша Мохнатого Дома – после того, как я научился мастерить примитивную магическую защиту от проливного дождя. Что касается леди Сотофы, в ее беседке в последнее время всегда весна, и теплый южный ветер доносит запах цветущих деревьев, иногда из какой-нибудь прошлой весны, а иногда – из будущей, в таком деле важно разнообразие, нет смысла ограничивать себя чем-то одним.
Камра, которой она меня запугивала, уже была налита в высокую узкую кружку, и, вопреки угрозам, оказалась вполне хороша. Хотя вкус довольно необычный, далекий от традиционного. Леди Сотофа, как и сэр Джуффин Халли, родом из города Кеттари, а у них там свои, особые рецепты. И свое особое вообще все.
– Я ваш должник, – сказал я, одолев примерно половину кружки. – Вовремя вы меня выдернули из дома!
– А что там такое случилось, что тебя надо выдергивать? – удивилась леди Сотофа.
– Да ничего выдающегося. Просто свалял дурака: притащил в дом гостью, и вдруг обнаружилось, что она… как говорят в подобных случаях, в высшей степени приятная собеседница. Я от таких отвык. Причем поначалу вроде была совершенно нормальная. Я думал, она из тех, с кем легко и приятно дружить. Все-таки я не просто не разбираюсь в людях, а совсем ни хрена в них не понимаю.
– Наоборот, понимаешь слишком много, – неожиданно возразила леди Сотофа. – В том смысле, что сразу видишь перед собой не столько самого человека, сколько его потенциал. Лучшее, на что он способен, – теоретически, если как следует постарается, и обстоятельства посодействуют. В годы моей юности в Кеттари был один учитель пения. С возрастом он наполовину оглох, да таким интересным образом, что стал слышать только высокие, чистые ноты. Так к нему оперные певицы со всех краев Соединенного Королевства учиться ездили, причем далеко не одни только начинающие. С этим дедом что было хорошо – он всех учил под себя. В смысле так петь, чтобы ему было слышно. Кому это удавалось, тех ждал огромный успех. Вот и ты вроде него – глух к нашим низменным проявлениям, пока тебя в них совсем уж грубо носом не ткнут, зато любую незаурядность чуешь за версту. В повседневной жизни не слишком удобное качество, согласна. Слишком часто приходится разочаровываться. Но по большому счету, очень полезное. Во-первых, тебе сразу ясно, кто чего стоит, а во-вторых, при твоем могуществе, это довольно серьезная поддержка. Я хочу сказать, твое представление о людях влияет на них. И им становится гораздо легче раскрыть этот свой потенциал, о котором они сами пока ни сном, ни духом… Правда, это палка о двух концах. Я хочу сказать, когда ты всерьез в ком-то разочаровываешься, это ощущается, как удар невидимой, но очень тяжелой дубиной. Не хотела бы я однажды тебя разочаровать!
– Это то немногое, что вряд ли у вас получится, – невольно улыбнулся я.
– Тебе только кажется. Разочаровать тебя легче легкого, было бы желание. Достаточно регулярно говорить то, что ты считаешь недопустимой глупостью, иногда подкрепляя свои заявления делом. Например, прямо сейчас я могла бы доверительно сообщить тебе, что шиншийские уладасы опасны для психического здоровья населения и объявить о намерении лично обратиться к Его Величеству с просьбой их запретить.
– Ну надо же. Оказывается, вы интересуетесь сплетнями, – укоризненно заметил я.
– Да не то чтобы интересуюсь. Но мне их все равно пересказывают, куда деваться. Так это ты Кайрену в дом притащил? Мириться? Или сразу соблазнять?
– Кошек показывать, – честно ответил я.
– Иного ответа я и не ожидала, – рассмеялась леди Сотофа. – У тебя с девчонками разговор короткий: а ну быстро пошли ко мне, кошек покажу. Будь милосерден к Кайрене. В смысле постарайся не очень быстро в ней разочаровываться. Бедняжка почти сорок лет управляла Королевской резиденцией. Ты бы, между прочим, точно не смог. А я бы так сильно не захотела, что это вполне можно приравнять к «не смогла». Считай, она что-то вроде контуженного ветерана войны за Кодекс, от которого отказались все знахари. Не то чтобы ей в связи с этим все позволено, но немного милосердия не повредит.
– Вот бы не подумал, что она вам нравится! – удивился я.
– Не столько она, сколько ее прабабка, – призналась леди Сотофа. – Леди Марая Умата – одна из самых замечательных женщин, каких мне доводилось встречать, а я, сам понимаешь, многих перевидала. Настоящая лесная ведьма из старинных сказок, драгоценный осколок древних времен. И характер что надо. В смысле, такой тяжелый, что рядом не всякий долго простоит. Я таких люблю. А вот она меня не особо жаловала, как, впрочем, и всех остальных мало-мальски выдающихся мастеров угуландской Очевидной магии, без разбора. Драххи считают Очевидную магию грубой и очень вредной и одновременно завидуют тем, кому она легко дается. По-человечески их можно понять: когда от рождения неспособен к каким-то важным вещам, очень остро чувствуешь несправедливость мироустройства.
– Да, – согласился я. – Могу им посочувствовать. Я бы сам наверное на весь Мир обозлился – все кругом так эффектно колдуют, а я, сирота, старинными дедовскими заговорами перебиваюсь кое-как.
– На самом деле не так уж это мало, – серьезно сказала леди Сотофа. – Судя по той же Марае, хороший лесной колдун многим может дать прикурить.
– А она еще жива?
– По моим ощущениям, да. Но точно никто не знает. В самом начале Смутных Времен Марая сказала: «Ну все, с меня хватит». Прокляла этот город и ушла неведомо куда. Предположительно, в глухие леса за Нелмундом[9], а может и еще дальше. Надеюсь, у нее все хорошо. Хотя от ее прощального проклятия мы с девочками город два дня отмывали. Ну как – отмывали. Понятно, что не мочалками, а заклинаниями. Только древних крэйских проклятий нам тут для полного счастья тогда не хватало. Хорошо, что я к тому времени уже научилась их снимать.
– Ого! – присвистнул я.
– Ну, это обычное дело, – беззаботно сказала леди Сотофа. – В ту пору нас многие проклинали – и Орден Семилистника, и меня лично, и старого Короля, и весь город; к счастью, мало у кого получалось хоть что-то путное, а то бы мы с девочками вообще больше ничего делать не успевали. Я на Мараю зла не держу. Ее единственный сын – собственно, дед Кайрены – погиб, случайно оказавшись в трактире, где выясняли отношения Младшие Магистры Ордена Дырявой Чаши и, кажется, Посоха в Песке; впрочем, насчет второго не уверена. Давно дело было. Да и неважно это теперь. Важно, что новая начальница полиции единственная в семье пошла в прабабку. И унаследовала ее тетрадку с секретами, оставленную какому-то доверенному дереву с напутствием: если однажды в нашем роду появится толковая девчонка, способная тебя услышать, можешь ей это отдать.
– Получить прабабкину тетрадку от ее же доверенного дерева – это вызывает уважение, – кивнул я. – Интересные они, получается, люди, эти лесные колдуны. Я же о них совсем ничего не знаю. Никогда раньше их не встречал… Хотя стойте, была же муримахская ведьма! Живет в лесу, совершено одна, в жуткой развалюхе. Объяснила, что не может покинуть свой ветхий дом, потому что уже очень стара, но остается молодой, пока живет в его стенах, дом дает ей силу. И такие интересные фокусы нам в этом доме показывала – до сих пор удивляюсь, как ее не пришиб[10].
– Ты же про Илку сейчас говоришь? – усмехнулась леди Сотофа. – Я с нею не знакома, но о ее, как ты говоришь, «интересных фокусах», наслышана. Что ж, значит, некоторое представление о предмете у тебя есть. На Муримахе, по моим сведениям, сейчас живет, как минимум, дюжина довольно могущественных старых крэйских ведьм и колдунов. Не говоря уже о том, что в каждой второй семье там найдутся какие-то свои секреты и заговоры… Но речь сейчас не о том. Я только и хотела сказать: не будь слишком строг к Кайрене. Возможно, время покажет, что она вполне ничего.
– Одного факта, что вы за нее вступаетесь, достаточно, чтобы признать ее незаурядной персоной, – улыбнулся я. – Вы меня за этим позвали? В смысле провести воспитательную работу, чтобы я не обижал хорошую девочку? Нас с вами можно поздравить: по такому пустяковому поводу мы, кажется, еще никогда не встречались. Похоже, жизнь и правда налаживается, причем вся, в целом, а не только лично моя.
– Не передергивай, я позвала тебя допить мою камру, – строго сказала Сотофа. – А Кайрена просто к слову пришлась. Я совсем о другом хотела с тобой поговорить.
Вообще леди Сотофе Ханемер не свойственно нарочно делать паузы в разговоре, чтобы заставить собеседника терзаться от любопытства и, таким образом, получить все его внимание целиком. Ей это ни к чему, ее и без того слушают так внимательно, словно от этого зависит жизнь, даже если речь идет о погоде.
Но на этот раз Сотофа надолго умолкла, видимо собираясь с мыслями. Я ее не торопил, хотя, конечно, извелся. И заранее перепугался: что на этот раз стряслось? Все-таки слишком близко принимаю к сердцу благополучие этого Мира, поэтому полного спокойствия мне не светит ни при каких обстоятельствах: Мир велик и разнообразен, с ним каждый день что-нибудь да не так.
– Если ты сейчас спешно прикидываешь, какая из тысячи мыслимых бед стряслась или вот-вот собирается, можешь не изводиться, – наконец сказала леди Сотофа. – Ничего у нас не случилось. Извини, если напугала. Просто привыкла иметь дело с людьми, у которых нервы покрепче твоего. Джуффин всем возможным проблемам заранее радуется, а моих девочек просто ничем не проймешь.
От облегчения я допил свою камру залпом, как будто она была дешевым поддельным бомборокки. И спросил:
– Значит, вы хотели поговорить со мной о том, чего не случилось? И не случится никогда?
– Именно так, – кивнула леди Сотофа. – Не случилось, но при этом все-таки не дает мне покоя. Ты уже видел шиншийских принцесс, сэр Макс?
– Видел нескольких, – кивнул я. – Издалека. Специально к ним не присматривался. Шурф говорит, их соседство очень приятно, как будто на берегу моря сидишь. А на первый взгляд, девчонки как девчонки. Со смешными прическами из нескольких дюжин косичек, в таких широченных штанах, что наверное приходится специально учиться ходить в них, не спотыкаясь… А больше ничего я пока не углядел. Не до того было. Я, понимаете ли, как раз осваивал шиншийский уладас, а он мне никак не давался. Я с него даже пару раз упал, просто промазал при приземлении. Счастье, что мне хватило ума заранее изменить внешность, а то вышел бы несмываемый позор. Впрочем, потом я к этому грешному уладасу все-таки приноровился. В смысле сообразил, что прыжок надо сочетать не с тем заклинанием, от которого приподнимаешься над землей, а с тем, которое замедляет падение с большой высоты. И вот тогда дело пошло! Жаль, вы не видели. Вы бы мною гордились, клянусь.
Леди Сотофа слушала меня с неподдельным изумлением. Похоже, об этом моем подвиге ей сплетники не донесли. Значит, я очень удачно изменил внешность. А еще более удачно ее изменил сам Великий Магистр Ордена Семилистника. Мой друг в этом деле мастер, не хуже сэра Кофы. И очень предусмотрительно до поры до времени от всех свой талант скрывал, так что теперь никому и в голову не придет подозревать столь важную персону в безобразных выходках, на которые я его периодически подбиваю, ему же на радость. Если бы не последнее обстоятельство, я бы не стал.
Я решил не добивать леди Сотофу этим шокирующим признанием. Вместо этого поспешно сказал:
– В общем, на шиншийских принцесс я взглянул только мельком. До настоящего «видел» пока не дошло.
– Ясно, – кивнула она. – Так вот, ты к ним, пожалуйста, присмотрись. Внимательно, а не на бегу. И не во время прыжков на уладасе. И не к одной, а хотя бы к нескольким, чем больше, тем лучше. Мне интересно твое мнение как эксперта…
– По красоткам? – невозмутимо уточнил я.
– Да какой из тебя, к Темным Магистрам, эксперт по красоткам! – расхохоталась леди Сотофа. – Слезы одни.
– Ну, не настолько все плохо…