Мертвая земля

– Рад тебя видеть, Мэтью. Вот уж не ожидал, что ты заглянешь сегодня. – Он замешкался, словно бы собираясь сказать что-то еще, но, бросив быстрый взгляд на дверь, ограничился улыбкой.

– Я только что приехал из Хатфилда и решил навестить тебя. Как твое здоровье?

Гай поднял исхудалую руку и вновь уронил ее на одеяло:

– Слаб, как муха, и постоянно чувствую усталость. И хотя всю жизнь я считал себя неплохим медиком, однако не представляю, как лечить свою собственную хворь. – Губы его вновь тронула улыбка. – Чтение – вот все, что мне осталось. – Он повернул книгу обложкой вверх, и я увидел, что это «Диалог об утешении в невзгодах», сочинение Томаса Мора. – Знаю, ты никогда его не жаловал, но этот человек создал великое учение.

– А также вошел в историю как грозный враг еретиков, без колебания отправлявший их на костер.

То был наш давний спор. Взяв книгу из рук Гая, я пробежал глазами страницу, на которой он остановился.

«Благоденствие богатого человека является источником благоденствия бедного», – прочел я.

Мне была хорошо знакома эта теория, согласно которой состоятельные люди, богатея, позволяют бедным питаться крохами своего богатства. Однако двадцатипятилетний опыт работы адвокатом убедил меня в обратном: растущее благоденствие одних людей зачастую лишает других последних источников существования. Я вытащил из кармана сложенный вчетверо листок:

– Посмотри-ка лучше вот это. Похоже, автор не согласен с Томасом Мором.

Изучив памфлет, Гай пожал плечами:

– Огораживание пастбищ началось не вчера. Томас Мор многократно выступал против этого.

– Однако, когда кардинал Уолси предложил принять новый закон, запрещающий отдавать овцам плодородные земли, Мор не поддержал его.

– Ох, вам, законникам, лишь бы спорить, – тихонько рассмеялся Малтон. – Увы, Мэтью, сейчас я слишком слаб, чтобы быть тебе достойным соперником.

– Прости. Ты в состоянии вставать?

– Лишь для того, чтобы сходить в отхожее место. Даже сидеть в кресле для меня утомительно. Ну что ж, по крайней мере, я избавлен от необходимости идти в воскресенье в церковь и средь голых стен слушать службу на английском языке. – Он сокрушенно покачал головой. – Вот уж не думал, что Англия когда-нибудь дойдет до такого. – Темно-карие глаза Гая увлажнились слезами.

– Возвращаясь из Хатфилда, я видел церковь, где только что закрасили все росписи, – сообщил я. – Она показалась мне ужасающе пустой, словно бы лишившейся сердца, хотя на стенах и вывели цитаты из Священного Писания.

– Значит, друг мой, ты тоже признаешь, что реформаторы перегнули палку? – вполголоса осведомился Гай.

– Да, признаю.

– А что ты делал в Хатфилде?

– Посещал леди Елизавету.

– А, протестантскую принцессу, – холодно улыбнулся Гай. – Впрочем, нет, она не принцесса, а всего лишь леди. Как и ее сестра Мария. Браки короля Генриха с их матерями признаны недействительными. В отличие от брака с Джейн Сеймур. Никак не возьму в толк, какую цель преследовал ее брат, лорд-протектор, лишив сестер короля титула принцесс.

– Соображения лорд-протектора ведомы лишь ему одному, – пожал я плечами.

– Ты по-прежнему занимаешься приобретением земель для леди Елизаветы?

– Да, Гай. Не далее как в понедельник мне предстоит отправиться в Норидж. По поручению леди Елизаветы.

– В Норидж? – В голосе его прозвучало удивление. – И какого рода поручение ты должен там выполнить?

Я замешкался, но, вспомнив, что интуицию Малтона обмануть невозможно, решился быть откровенным:

– Поручение довольно необычное. Один из Болейнов, дальних родственников леди Елизаветы, обвинен в убийстве. Она хочет, чтобы я провел расследование и удостоверился в том, что с этим человеком поступят по справедливости.

Гай вперил в меня пристальный взгляд:

– Ты давно уже не занимался подобными расследованиями, Мэтью. Если мне не изменяет память, с тех самых пор, как Джек Барак лишился руки.

– На этот раз дело вовсе не такое опасное. По крайней мере, к большой политике оно определенно не имеет никакого отношения.

– Молодой Николас поедет с тобой?

– Да. Он полон желания развеяться. И, говоря откровенно, Гай, я тоже рад возможности вырваться из Лондона. Признаюсь, мне ужасно надоело царапать пером по бумаге. Что же касается непосредственно дела, то если говорить кратко – этот человек обвиняется в убийстве своей жены. Предстоит разобраться, справедливо ли это обвинение.

В глазах Гая вспыхнула искорка интереса.

– Не хочешь ли рассказать мне эту историю подробнее? Может, я на время забуду о своей хвори.

Я был рад развлечь больного и с готовностью перечислил все известные мне факты, умолчав лишь о визите Эдит Болейн в Хатфилд. Когда я закончил, Гай откинулся на подушку; сперва я решил, что утомил его своим рассказом, но после догадался, что мой друг погружен в размышления.

– Возможно, когда близнецы были детьми, все их дикие выходки имели одну цель – если не завоевать любовь матери, то хотя бы привлечь ее внимание. Именно поэтому один из них и изуродовал другого.

– Жутковатый способ привлечь внимание.


– А как отреагировала на это мать? Впала в ярость?

– Судя по тому, что мне рассказывали, да. Правда, эта история дошла до меня отнюдь не в пересказе очевидца. Одному Богу известно, где здесь правда, а где вымысел.

– Если мать, увидев своего сына изуродованным, всего лишь разозлилась, то, вполне вероятно, дети решили – проливать кровь легко и просто. – Гай вновь погрузился в задумчивость. – А что собой представляет их отец? Человек, обвиненный в убийстве своей жены?

– Понятия не имею. Знаю только, что он привел в ужас всех соседей, через год после исчезновения законной супруги поселив в своем доме служанку из трактира. С ближайшим соседом у него давняя распря из-за границ земельного участка. К тому же сама фамилия Болейн по-прежнему воспринимается как позорное клеймо. Все это может сыграть против него на суде присяжных. На следующей неделе мне предстоит лично познакомиться с Джоном Болейном. Может, тогда я пойму, что это за человек.

– Надеюсь, ты вернешься живым и здоровым, – вздохнул Гай.

– Надеюсь, когда я вернусь, ты тоже будешь здоров.

Он вновь вскинул худую смуглую руку и уронил ее на одеяло.

– Похоже, мое паломничество на эту бренную землю близится к концу. Что ж, оно было достаточно длинным. Как-никак мне уже шестьдесят шесть лет.

– В Библии говорится, что срок жизни человека на земле – семьдесят лет, при большой крепости – восемьдесят.

– Однако не многим удается прожить так долго, и мы с тобой прекрасно это знаем. Я думаю, мое время пришло. Не хочу видеть, что происходит в Англии. Не хочу видеть, как уничтожается Церковь, которой я отдал свою жизнь.

– Ты отдал свою жизнь не только Церкви, – напомнил я. – Множество больных людей нуждаются в твоей помощи. Должен признаться, в последнее время я часто пренебрегал упражнениями, которым ты меня научил. Боюсь, во время путешествия в Норфолк мне придется расплатиться за это отчаянной болью в спине. Когда вернусь, непременно буду следовать всем твоим советам.

Гай внимательно посмотрел на меня:

– Запомни, в седле тебе нужно сидеть высоко. Не вытягивай вперед шею и не опускай глаза. Знаю, изгиб твоего позвоночника вынуждает тебя смотреть вниз, но старайся гордо вскидывать голову.

– Постараюсь.

Я наклонился и сжал его руку, превратившуюся в кость, обтянутую кожей. На несколько мгновений в комнате повисло молчание, которое нарушил стук в дверь. Гай бросил на меня быстрый взгляд, в котором мелькнуло беспокойство, и крикнул:

– Войдите!

В комнату вошла Тамазин Барак; в одной руке она держала корзинку с продуктами, а другой сжимала ладошку маленького светловолосого мальчика.

– Я купила все, о чем вы просили… – начала объяснять она и осеклась, увидев меня.

Ее миловидное лицо, обрамленное белым чепцом, из-под которого выбивались пряди светлых волос, мгновенно приобрело ледяное выражение, а пухлые губы сжались.

Я не встречал Тамазин в течение последних трех лет; за это время она заметно постарела, у рта и вокруг глаз появились морщинки. Джорджу, ее маленькому сынишке, моему крестнику, вскоре должно было исполниться четыре; он появился на свет незадолго до нашего разрыва. Их младшую дочь я вообще не видел ни разу. Джорджи, вытаращив глазенки, смотрел на меня с откровенным любопытством.

– Да ниспошлет Господь тебе доброго дня, Тамазин, – негромко произнес я.

Она, отвернувшись от меня, как от пустого места, обратилась к Гаю.

– Пойду отнесу все это в кухню, – произнесла Тамми напряженным, лишенным всякого выражения голосом. – Когда Фрэнсис вернется, он приготовит похлебку из мяса и овощей. Мяса совсем немного, цены опять выросли, и у меня не хватило денег на хороший кусок.

– Мэтью зашел неожиданно, – пояснил Гай. – Я не стал говорить ему, что ты согласилась сходить за провизией для меня. Решил, быть может, увидев его…

Тамазин отвела глаза.

– Мне нужно спешить домой, – сказала она, и в голосе ее послышалась дрожь. – Я оставила Тильду на попечение мамаши Маррис…

– Ох, Тамазин, Тамазин! – умоляюще воскликнул Гай. – Мэтью скоро уезжает в Норфолк. Я буду счастлив, если вы помиритесь прежде, чем он покинет Лондон. Вспомни, Господь учит нас милосердию и прощению.

Жена Барака упорно молчала.

– Кто этот дядя в черном? – раздался звонкий голосок маленького Джорджа. Он указал на меня пальчиком. – Спина у него согнута. Он что, горбун?

– Тише, Джорджи, – сказала Тамми, притянув сына к себе.

Когда она повернулась ко мне, взгляд ее был по-прежнему исполнен ледяной неприязни.

– Я никогда не смогу простить вам того, что по вашей милости муж мой стал калекой, – процедила она. – Я вспоминаю о вас каждый вечер, когда помогаю Джеку снять жуткое приспособление, которое заменяет ему руку, и смазываю маслом его жалкую култышку. Вспоминаю, когда вижу, как бедняга морщится от боли. И чувствую, что никогда не смогу простить вас, – завершила она дрогнувшим голосом.

– Но Джек сам принял решение, – напомнил Гай.

– Я признаю свою вину. Признаю, что вовлек твоего мужа в опасное дело, – сказал я, глядя на Тамазин в упор. – Но когда-то мы с тобой были друзьями. Неужели впредь мы более не сможем хотя бы общаться вежливо, как подобает воспитанным людям?

– А она вам нужна, моя вежливость? – спросила Тамазин. – Вы хотите, чтобы я расточала любезности, когда сердце мое сжимается от злобы? – Она повернулась к Гаю. – Вам следовало сказать ему, что я скоро приду, и попросить уйти. – Она вновь взглянула на меня. – Так, значит, вы едете в Норфолк?

– Да. В Норидже мне предстоит расследовать одно дело.

– Муж мой тоже будет там, на выездной сессии суда. Надеюсь, вы будете держаться от него подальше. Когда Джек вернется, я непременно спрошу, виделся ли он с вами. И Богом клянусь, ему лучше ответить, что нет. А сейчас мне надо идти на кухню.

Тамми повернулась и вышла из комнаты, увлекая за собой Джорджа, который продолжал на меня таращиться.