Мертвая неделя

– А что насчет твоих родителей? Ты говорила, что воспитывалась в приемной семье. Что стало с твоими настоящими родителями?

– Меня интересует тот же вопрос, – хмыкнула Мирра. – Но, к сожалению, в отличие от тебя, у меня нет ключика, от которого можно было бы оттолкнуться в поисках.

– Тебя оставили в роддоме?

Она качнула головой. Ни с кем никогда не говорила на эту тему, даже когда приемная мать в порыве близости заводила подобные разговоры, Мирра строго их пресекала. А сейчас не сделала этого. То ли летний приятный вечер так на нее действовал, то ли изолированность деревни, то ли откровенность Матвея. Почему-то возникало такое ощущение, что в этом месте можно делиться любыми тайнами и переживаниями, они никогда не пойдут дальше.

– Нет, мне было около трех лет, когда это случилось. По крайней мере, так определили врачи, поскольку никаких документов со мной не было, а я не говорила и возраст свой назвать не могла.

Матвей нахмурился, бросил на нее быстрый взгляд, наверное, не зная, следует ли продолжать расспросы, но Мирра продолжила сама. Будто молчала столько лет, а сейчас плотину внезапно прорвало, и хлынул поток откровений, завертел на крутых волнах, понес вперед, не давая остановиться.

– Меня нашли в лесу. Два охотника сбились с пути и вместо дичи обнаружили голодного оборванного ребенка, который уже отчаялся выйти и лег на мох умирать. По оценкам тех же врачей, я провела в лесу около недели. Повезло, что было лето, питалась ягодами. Кто мои родители, как я оказалась в лесу – не знаю. Меня никто не искал, никаких объявлений о пропавших детях, как и о пропавших людях, как если бы они потерялись вместе со мной и с ними что-то случилось, не было.

Матвей смотрел сочувственно, наверное, понял, откуда она знает, что предать могут даже самые близкие, в какой-то момент даже не выдержал, коснулся ее плеча в поддерживающем жесте. Мирра не любила прикосновений чужих людей, поэтому дернулась в первое мгновение, и он понял, убрал руку, о чем она тут же пожалела. Прикосновение Матвея оказалось приятным. Но теперь было уже поздно, он руку не вернет. И ладони не коснется, будет держать дистанцию. Так и правильно. Она одиночка, и закончив с этой свадьбой, они снова разойдутся по своим мирам, больше ничем не связанные. У нее нет к нему романтического интереса, а друзей нет в принципе.

– А что ты помнишь сама? – спросил Матвей.

– Почти ничего. Я помню лес, – Мирра поежилась, вспоминая даже не тот лес, в котором провела неделю ребенком, а тот, в котором они блуждали всего пару часов назад. И свои ощущения этой ночью. Сейчас лес не давил, отступил на время, но когда они лягут спать, когда стихнут звуки и мир снова погрузится в тишину, лес опять обступит ее, Мирра точно знала. – Помню, как бежала, а он будто держал меня. Хватал ветками, не пускал мхом, царапал кустами. Помню, как было страшно. И больше ничего. Много раз пыталась вспомнить родителей, ведь мне было уже три, я должна была их запомнить! Один раз даже решилась пойти к психотерапевту. Но ничего так и не вспомнила. Будто и не было меня раньше, будто родилась сразу трехлетней в том лесу. Родилась и побежала, как олененок.

– А где это было? Быть может, стоит вернуться туда и начать поиски заново? Может, тогда не так уж сильно кто-то искал твоих родителей?

– К сожалению, я не знаю, где это было. Меня много перевозили, сначала по больницам, потом по детским домам. Данные затерялись. Я знаю лишь примерный район, но он слишком большой.

Матвей о чем-то задумался, покрутил головой, хотя ничего вокруг не было видно. Луна как раз спряталась за набежавшей тучкой, света от звезд хватало лишь на то, чтобы видеть друг друга и немного – двор. Даже дорога уже тонула в непроглядной темноте, будто кто-то залил ее смолой.

– А Еловое? – наконец спросил он. – Как думаешь, могло это быть где-то здесь?

Мирра удивленно вздернула брови.

– Ты все-таки думаешь, что мы все отсюда?

– Чем больше я узнаю, тем сильнее убеждаюсь, что нас выбрали не просто так. И не потому, что о нас некому беспокоиться. Мы все как-то связаны. И ты, и я, и Степа, и Лика с Полиной. Мне кажется, мы все отсюда, и нас всех связывает какая-то тайна.

Теперь пришла очередь задуматься Мирре.

– На самом деле, – медленно произнесла она, – этот район входит в тот, где меня нашли.

– И как я уже сказал, люди здесь живут обособленно, – подхватил Матвей. – Если тебя нашли не возле деревни, а где-то дальше, не местные, то здесь могли и не знать, что ты нашлась, понимаешь? Новость сюда просто не дошла.

Мирра почувствовала что-то странное внутри. Что-то, испытываемое настолько редко, что и названия этому чувству у нее не было. Ладони вдруг стали мокрыми, захотелось выпрямиться, отставить в сторону противно-теплую чашку с недопитым какао. Если бы речь шла не о ней, она бы назвала это возбуждением, но, как однажды бросила ей в лицо приемная мать горьким уколом, она не способна на эмоции. И тем не менее ей вдруг тоже показалось, что здесь, в этом богом забытом месте, она может найти ответы на свои вопросы. Где-то здесь есть тот замо́к, даже ключа от которого ей не дали. Никогда в жизни она еще не была так близка к тому, чтобы узнать, за что родители так с ней поступили. Она никогда не хотела знать, кто они. Единственное, что ее волновало: за что?

Из предбанника снова донесся смех Лики, а затем и голос Полины, выдергивая ее из пучины мыслей. И Матвей, и Мирра посмотрели в сторону двери.

– Давай оставим этот разговор между нами, – быстро попросила Мирра, понимая, что их уединение с минуты на минуту будет разрушено.

– Согласен, – кивнул Матвей.

Минуты у них не оказалось: скрипнула дверь бани, и оттуда, завернутые в одни только полотенца, высыпали девчонки.

– Ой! – взвизгнула Полина, разглядев Матвея.

Лика же только нагло ухмыльнулась, продефилировала мимо него, специально задев бедром плечо, когда поднималась на порог, хотя Матвей отодвинулся, давая ей пройти.

– За такое обычно платят, – ленивым тоном заметила она, уже открыв дверь, залив тусклым желтым светом порог, но так и не войдя в дом.

– За что? – не понял Матвей.

– За стриптиз.

– Хм, – он усмехнулся, выразительно посмотрев на Лику. – Ты в полотенце. Какой же это стриптиз? В лесу – и то больший был.

И прежде, чем Мирра успела подумать, что это была плохая идея, Лика ловким движением развязала узел на груди, и полотенце скользнуло вниз, являя глазам совершенно обнаженное мокрое тело.

Тихо ахнула Полина, Мирра задержала дыхание от неожиданности, но Матвей абсолютно не растерялся. Оглядел рыжую бестию с ног до головы, улыбнулся просто, не поддевая, не раззадоривая, но и без желания оскорбить или унизить.

– Назови таксу. Боюсь, я не очень понимаю, сколько платят за стриптиз.

Лика вздернула подбородок, большие красные пятна разлились не только по щекам, но и по плечам и спине. Ничего не отвечая, но и не поднимая полотенца, она шагнула в сени, а затем и в дом. Полина, пробормотав что-то неразборчивое, торопливо последовала за ней.

– Кажется, я их смутил, – покачал головой Матвей, когда за обеими захлопнулась дверь.

– Полину – возможно, – согласилась Мирра, – а вот Лику – едва ли.


Матвей поднялся с порога, посмотрел в сторону дороги. Тучи, скрывавшие за собой луну, исчезли, поэтому она ярко освещалась, и по ней стелился серебристый туман, плывущий откуда-то с того конца деревни, где они еще не были.

– Думаю, мне пора. Если вдруг что-то случится ночью, зовите.

– Как? – усмехнулась Мирра. – Телефоны здесь не тянут, а выходить на улицу нам запретили.

Он немного подумал, а затем покачал головой.

– Да, этот момент я не учел. Если бы знал, придумал бы что-нибудь еще в городе.

Мирра тоже поднялась, посмотрела на полупустую чашку какао, которое так и не допила.

– Матвей, это необязательно.

– Что – необязательно?

– Необязательно брать на себя ответственность за нас. То, что мы все здесь оказались, может, и не случайность, но решение каждого из нас. И каждый несет за себя ответственность сам. Ты не должен быть главным, не должен решать наши проблемы, защищать нас. Не ты нас сюда привез.

Матвей долго смотрел на нее в полумраке двора, изучал лицо, будто хотел что-то прочитать на нем. Наверное, прочитал, потому что лишь коротко кивнул, пожелал спокойной ночи и вышел за калитку. Пока доносились его шаги по хрустящему гравию, Мирра стояла во дворе и смотрела на дорогу, провожая его взглядом. Что-то в окончании разговора оставило чувство неправильности, но она не понимала, что именно. Ведь сказала ему то, что думала, и была в этом права. Он действительно не должен заботиться о них, они все друг другу никто. Мирра привыкла сама нести ответственность за свои решения и поступки, никто и никогда не желал разделить с ней эту ответственность, и именно такой расклад казался единственно правильным.

Воды в бане ей оставили совсем немного, но это даже к лучшему: время приближалось к полуночи, некогда долго плескаться. Когда она вернулась в дом, девчонки уже забрались в постели. Большая толстая свеча на старом серванте еще продолжала гореть, потрескивая и рассыпая в стороны искры, когда огонь облизывал ненужные вкрапления в воске. Электричества в доме не было.

Все очень много прошли за день, устали, Лика даже не стала язвить по поводу того, что Мирра сходила в баню одна. Мирра загасила свечу, практически в полной темноте переоделась в теплую пижаму и забралась под одеяло.

Никто не переговаривался, и буквально минут десять спустя по комнате разнеслось уже едва слышное размеренное сопение. И Полина, и Лика крепко спали. А вот к Мирре сон не шел. Она пыталась лежать тихо-тихо, как делала всегда во время бессонницы, но сердце все равно колотилось в груди, выкручивая немыслимые кульбиты, а мысли то и дело возвращались в те давние воспоминания, которые против воли растревожил Матвей. Лес снова давил на нее, сковывал движения, пугал, но Мирра знала, что сейчас на нее действует не этот лес, окружающий деревню, а тот, в котором ее нашли двадцать лет назад.

Может ли это быть один и тот же лес? Что она вообще в них понимает? Всю жизнь она тщательно воздерживалась от того, чтобы вновь в нем оказаться. Не ездила за ягодами и грибами, не была в лагере или санатории. Дачу ее приемная семья купила далеко от леса, а в походы с собой не брали. Как бы предвзято Мирра к ним ни относилась, но они понимала ее страхи, и с собой на такие вылазки никогда не тянули. Мирра не знала, чем один лес отличается от другого, и совсем не помнила, как выглядел тот. Она помнила свой страх, безысходность, но все это было словно на ментальном уровне, никаких четких образов не осталось. Если они и были когда-то, то время услужливым ластиком стерло их.

А что если Матвей прав? Если они все родом из Елового? Местные должны помнить их, должны знать, что с случилось с ее родителями. И если расспросить, они расскажут.

От мыслей, что уже завтра она сможет найти ответы на вопросы, столько лет ее волновавшие, потели ладони, и лежать спокойно никак не получалось. Мирра крутилась с боку на бок, диван казался слишком жестким, одеяло – слишком тяжелым, пижама – слишком жаркой. Ночь выдалась теплой, сейчас бы спать в чем-нибудь невесомо-кружевном, как Лика, или хотя бы в хлопковой футболке и шортах, как Полина, а не в этих штанах. Какими бы тонкими они ни были, а коже совсем нечем дышать. Но нельзя. Нельзя раздеваться, когда ты не одна.

В очередной раз, поворачиваясь на другой бок, Мирра скользнула взглядом по окну, да так и привстала от неожиданности. Сквозь тюль и грязное стекло было видно дорогу, освещенную серебристыми лунными лучами, а по ней скользили призрачные фигуры. Любопытство оказалось сильнее страха. Она тихонько вылезла из-под одеяла и, ступая босыми ногами по полу, подошла к окну, осторожно отодвинула занавески.

Фигуры шли одна за другой, по одиночке. Неторопливо, едва переставляя ноги, тонувшие в серебристом тумане, не поднимая головы и не оглядываясь по сторонам, словно каждая из них знала, куда идет. Они не были полупрозрачными, как показывают призраков в кино, не светились дьявольским светом и отбрасывали тень в лунном свете, как обычные люди. Если бы Мирра не знала, что это навь, решила бы, что обычные люди. Но что-то в их виде все же выдавало, что они не живые – мертвые. Не то чрезмерная плавность движений, не то общий скорбный вид. Здесь были и женщины, и мужчины, и старики, и дети. Некоторые из них уходили в темноту, другие сворачивали к домам. Мирра заметила скорчившуюся фигуру возле той калитки, где хозяева выставили в качестве угощения миску щей, видела фигуру чуть более высокую там, где угощение было богаче.

Мир остановился, замер, ни одно случайное облачко не смело закрыть луну, пока навь лакомилась оставленным угощением. Не смела пошевелиться и Мирра, наблюдая за этим скорбным пиром.

Чужое лицо появилось перед окном внезапно. Мирра не сразу поняла, что это лицо, в первое мгновение что-то просто закрыло ей обзор, отрезало мертвый мир от нее, живой. И лишь секунду спустя она разглядела жуткий оскал в нескольких сантиметрах от себя. Оно было по ту сторону стекла, но от этого пугало не меньше. Длинные черные волосы мокрой паклей обрамляли худое бледное лицо, вместо глаз – черные провалы, а вместо рта – тонкие акульи зубы. Губ у существа то ли не было, то ли оно широко открыло рот, демонстрируя свои намерения. Ни тела, ни даже шеи она не видела, лицо словно находилось в белоснежном облаке.

Мирра шарахнулась назад, упала на пятую точку, широко раскрытыми глазами глядя на существо за стеклом, а то пялилось на нее черными провалами и скалило зубы в хищной ухмылке.

И как всегда в такие минуты, заорать не получилось. Впрочем, это и к лучшему: не нужно будить девчонок. Баба Глаша утверждала, что заговорила все окна и двери в доме, нави ход закрыт. Мирра не была уверена, что это навья, но надеялась, что ход закрыт всему мертвому, а то, что тварь мертва, сомнению не подлежало.

А она все пялилась и пялилась. Доползти бы до окна, задернуть занавеску, но слишком страшно. Однако и уснуть, когда оно смотрит на тебя, не получится. Дрожа от ужаса, Мирра все-таки подползла к окну и задернула тюль. Теперь жуткого лица видно не было, но очертания фигуры все равно просматривались. Тварь стояла там и не собиралась уходить.

Мирру колотило крупной дрожью. Сейчас бы пригодилась помощь Матвея, а еще лучше – Степана. Он наверняка знает, что это, знает, как это прогнать. Из комнаты не были видны их окна, поэтому Мирра, стараясь не оглядываться, но спиной чувствуя жуткий злобный взгляд, вышла на кухню. Она не знала, что будет делать, если в окнах Степана горит свет, как даст им знак о помощи, как они будут помогать, но этого и не понадобилось: все окна в доме напротив были темными. Мужчины крепко спали и знать не знали, кто бродит по дороге, кто стоит за ее окном.

Зато на столе лежал большой нож с тонким как кружево лезвием. Прежде, чем Мирра успела остановить себя, пальцы уже сжались вокруг рукоятки.





Глава 8




Аленка



В лесу было прохладно и пахло спелой ягодой. Ночью, уже под утро, прошел небольшой дождь, а потому все ароматы обострились, щекотали нос и манили богатым урожаем. Правда, собирать чернику оказалось нелегко: кусты влажные, усеянные крупными дождевыми каплями, которые еще не успели высохнуть. Дотронешься неловко – и вся ладонь мокрая, к коже липнут сухие листочки, веточки и паутина. То и дело приходится вытирать руки о штаны, и вскоре на бедрах они тоже становятся влажными. Крупные темно-синие ягодки прячутся под листиками. Глянешь сверху – будто и нет черники, а стоит наклониться, заглянуть под кустик – полным-полно, так и просится в корзину. На одном месте можно собрать несколько пригоршней. Только для этого приходится садиться прямо в мокрые кусты, и влажными штаны становятся полностью.

Аленка и Света в лес ушли рано, не стали дожидаться других девчонок, сговорившись встретиться на полянке у Чертова дуба. Вика и Маринка собирались присоединиться к ним после того, как помогут семьям, Таня и Соня едва ли придут: готовятся к свадьбе.

С похода на озеро прошел уже целый день, а пока ничего не произошло. Аленка и сама не знала, почему решила, что что-то непременно случится, но ждала и прислушивалась к жизни в деревне. Ведь не может быть так, чтобы они в первую ночь Мертвой недели сходили на озеро, спели с русалками, Таня нырнула под воду, вернулась живой, а ничего не изменилось. Не бывает так.

Таню она вчера видела всего один раз, столкнулись случайно в магазине. Подруга показалась немного странной, будто отрешенной, скользила по всему вокруг рассеянным взглядом, говорила невпопад и блаженно улыбалась, словно витала в облаках. Наверное, если бы не ночное происшествие, Аленка подумала бы, что Таня просто окрылена предстоящей свадьбой, но сейчас же ей казалось, что виной тому – именно озеро и русалки.

Аленке не терпелось обсудить это со Светкой, но как начать разговор, она не знала. Света начала его сама, когда корзины на треть заполнились ягодами. Очевидно, тоже хотела поговорить и ждала, не начнет ли первой Аленка.

– Видела вчера Таню, – как бы между прочим заметила Света, переставляя корзину с одного места на другое. Самые лучшие кустики они уже обобрали, теперь ягод стало заметно меньше, приходилось часто переходить.