Мертвая голова

Но эта идиллия, как и любая другая, не могла продлиться вечно.

– До-о‐оброе-е‐е у‐у‐утро-о‐о, – жизнерадостный голос Божественного Енота заглушил шуршащую песню, и змей, глянув на Флинна чуть выпуклыми глазами, моментально юркнул в его грудь и пополз в правую руку, снова став лишь черной татуировкой.

«Оно было добрым до того, как ты открыл рот», – с раздражением подумал Флинн.

– Любое утро само по себе всегда доброе. Это люди иногда встают не с той ноги и портят себе – а иногда и другим – настроение. Но зачем же начинать день с недовольной мины? Куда лучше начать его с улыбки! – восторженно произнес Божественный Енот, который все это время находился за тяжелыми портьерами (Флинн с прошлого раза так и не раздвинул их).

– Здорово. Ты не только постоянно следишь за мной, но еще и мысли мои читаешь, – пробубнил Флинн, поднимаясь с кровати. Он нашел на полу свою футболку и надел ее. – Такое ощущение, что Граф Л не страж порядка, а воплощение контроля.

– Без контроля не будет порядка, – ответил Божественный Енот и притих. – Одноглазая Гейша передает, что Хольда через пять минут будет ждать тебя рядом с Ариадной. Просит поторопиться.

– Скажи, что я уже иду.

Флинн быстро оделся и подошел к синей входной двери. Он снял с крючка свою куртку, которая висела по соседству с зонтом лимонного цвета, и заметил, что на ней больше не было изображения мертвой головы. Флинн вдруг вспомнил, что, как только он вернулся в мир мертвых, нечто темное скользнуло за его спиной. Наверное, Танат еще тогда куда-то исчез. И все же интересно, где это его носит? До вечера покера с Графом Л еще далеко. Неужели встречается с кем-то? Да нет, бред какой-то! Вряд ли у Смерти может быть личная жизнь. Решив, что потом непременно спросит у Таната, почему тот отлынивает от своих обязанностей, Флинн обулся и покинул комнату, напоследок услышав распевы Божественного Енота:

– Пре-е‐екра-а‐аснейшее утро-о‐о, чуде-е‐есне-е‐ейшее утро-о‐о…



Когда Флинн добрался до места встречи, Хольда была уже там. Она, скрестив руки на груди, стояла в лифте и рассматривала свое искаженное отражение в отполированной стенке кабины.

– О, привет, – заметив его, сказала Хольда. Вокруг нее клубились тучи плохого настроения.

– Привет, – отозвался Флинн. – Почему такая угрюмая?

– Потому что нас ждет кое-что не очень приятное, – туманно пояснила Хольда.

– Что именно? Нас будет отчитывать Граф Л? – спросил Флинн, зайдя в лифт.

– Нет, он весьма спокойно отреагировал на наши с тобой злоключения в мире живых, – ответила она, со скрежетом задвинула решетку и нажала на кнопку с номером 5.

– Зачем нам в Чистилище? – занервничал Флинн, вспомнив, что сейчас лифт привезет их прямо в здание загробного суда. Неужели их будут судить за то, что они нарушили правила и остались в мире живых после отведенного времени?

– Чтобы стать чуточку мертвее, – усмехнулась Хольда, покосившись на Флинна.

– В смысле?

– Ну, понимаешь, мы же вчера надолго застряли в Инферсити, поэтому наши тела пропитались жизнью, и, чтобы сохранить равновесие, нам нужно денечек погулять по Чистилищу. Немножко «омертвиться», так сказать. Это приказ Графа Л, и он, увы, не обсуждается.

– Но почему именно по Чистилищу? Древний космос – это ведь тоже часть мира мертвых.

– В древнем космосе «мертветь» мы будем очень долго: он находится слишком близко к миру живых, а нам нужен уровень поглубже. Чистилище – идеальный вариант. Нет, ну если очень хочешь, можешь и в резиденции Смерти позависать, но лично я на дух не переношу Мойру, – скривилась Хольда. – Она такая надменная.

– А если отправиться в Лимб? – пошутил Флинн, но Хольда восприняла его слова всерьез.

– Нет, туда точно идти не стоит: не дай творец, скверну подхватишь.

– Что это такое? Звучит как название болезни. – Флинна передернуло, он почему-то представил какие-то жуткие гноящиеся язвы.

– Это что-то вроде суллемы, только в разы ядовитее. Это чернота человеческих душ, которые томятся в Лимбе. – Хольда опустила глаза и невидящим взглядом уставилась в пол. – Иногда ее настолько много, что она сочится сквозь стены, поэтому никогда не нажимай кнопку с номером 4, иначе встретишь кое-что похуже смерти.





14

Везде чужой




На площади Ангелов было непривычно пустынно. Раньше здесь частенько бродили души людей и заглядывали в глаза крылатым статуям, наверное надеясь, что те сжалятся над ними и сразу унесут в Небесные Чертоги. Но статуи не проявляли к несчастным душам ни капельки интереса: они с беспросветной тоской смотрели в небо.

Солнце еще не показалось, но восток уже переоделся в бледно-розовый шелк, запад же никак не хотел просыпаться: его все еще укрывало темно-фиолетовое одеяло с вышитыми на нем звездами.

Окружающий мир переполняли насыщенные краски, знакомые запахи и звуки, но в то же время он казался нереальным, как будто Флинн видел сон. Яркий, невероятно детальный, но все же сон. Как только это осознание укрепилось в его голове, мир мертвых точно обиделся и отвернулся от него, став тусклым и неприветливым. Небо посерело, стало совсем тихо, как в склепе, ветер перестал трепать верхушки деревьев, да и листья скукожились и свернулись прямо на ветках. Дома обветшали, по мостовой пошли глубокие трещины, от статуй ангелов откололись куски мрамора, а лампочки в фонарях начали часто мигать, как если бы у них начался нервный тик. Флинн словно попал в картину, с которой сняли слои краски, добравшись до черно-белого наброска.

– Ну все, мир мертвых отверг нас, – сообщила Хольда. – Остается только бродить по нему и ждать, когда он передумает и снова примет нас обратно.

– Теперь понятно, почему ты так расстроилась, когда сказала, что нам нужно подняться в Чистилище, – осматриваясь, прошептал Флинн. – Оно стало таким… неприятным. Если честно, то раньше я именно таким и представлял себе мир мертвых, и хорошо, что ошибся: мрачности мне и в мире живых хватило с лихвой.

– Я в принципе не люблю Чистилище. – Хольда отвела взгляд. – Оно мне страшно надоело за те восемьсот лет, которые я в нем проторчала.


– Восемьсот лет?! – невольно воскликнул Флинн.

– Ага… я жила в те времена, когда еще существовала Скадия.

– Скадия… Скадия… – повторял Флинн, роясь в памяти, как в ящике с носками. – Звучит знакомо. Это какая-то древняя страна?

– Да, но как только ипокрианские рыцари захватили ее, она перестала существовать. – Между бровями Хольды появилась вертикальная складка, и огонь, вечно полыхавший в ее взгляде, потух. – Теперь у нее другое название… Ладно, не будем об этом. – Она помотала головой и встрепенулась, как будто сбросила с себя вдруг навалившееся прошлое.

– Хорошо, – согласился Флинн. – Куда пойдем?

– Ты – куда хочешь, а я – в другую сторону.

– То есть ты меня сейчас бросаешь? – с упреком спросил он. Ему не хотелось шататься по этой мрачной версии Чистилища в одиночестве. – А если я опять во что-то вляпаюсь?

– Вот и будешь сам отмываться от этого! Уже не маленький – справишься. Хорошего дня, – с натянутой улыбкой сказала Хольда и быстро скрылась из виду, затерявшись среди полуразрушенных статуй и приунывших деревьев.

Флинн недолго постоял на месте, решая, остаться ли на площади Ангелов или пойти проведать бары Чистилища. Он выбрал последнее.

– Ариадна, – произнес он, достав темно-серую книжечку, – отведи меня в бар «Унылый слизень». – Но приятный женский голос впервые молчал. – Ариадна, – повторил Флинн уже громче, но опять ничего не добился. – Видимо, сегодня от меня отказались все. – Он печально вздохнул и побрел куда глаза глядят.

Очень долго Флинн никого не встречал на своем пути, точно перенесся в то время, когда в Чистилище еще не обитали души людей. Примерно через час ему на глаза начали попадаться неясные силуэты, закрашенные отрывистыми, неровными штрихами, будто их нарисовал какой-то сумасшедший. От их вида по позвоночнику тек ледяной ужас. Из-за абсолютной тишины его мысли гулким эхом звучали в голове, и от этого ему все больше становилось не по себе, ведь на ум приходило только плохое. Сгорбив спину, он шел и думал, что бесконечный город мертвых превратился в пристанище кошмаров. Флинн не знал, как выглядит Лимб, но почему-то был уверен, что примерно так же.

Он несколько раз пытался открыть двери домов, но ни одна из них не поддалась. Чистилище неустанно продолжало отвергать его, мол, нет, парень, ты теперь чужой для нас, иди в свой мир живых – отныне там твое место.

Его взгляд блуждал по пыльным, грязным улицам, и через какое-то время он понял, что у него затекла шея. Флинн захотел посмотреть вверх, но не вышло: боль диким зверем вгрызлась в позвоночник.

Он столько раз пытался выпрямиться, что сбился со счета, – и каждый раз его останавливала боль, обгладывавшая нервы. Неужели все так и останется? Неужели весь его мир теперь превратится в сплошную грязь на дороге? Нет, так не пойдет!

Флинн часто задышал, посильнее сжал кулаки и собрал всю смелость, которая у него была. Чистилище содрогнулось от его пронзительного рева. Ему казалось, что у него рвутся все связки на спине и ломаются позвонки, но он упорно продолжал разгибаться, мысленно крича самому себе, что лучше уж один раз пережить чудовищную боль, чем вечно видеть только грязь.

Когда Флинн наконец-то выпрямился и вдохнул полной грудью, он увидел небесную синеву – лишь крохотный лоскуточек на сером одеяле небосвода, но этого оказалось достаточно, чтобы в нем проснулась надежда.



Чем больше Флинн приближался к месту, над которым дышало синее небо, тем мрачнее становилось все вокруг: густой смог, сквозь который с трудом пробивался призрачный свет фонарей, затянул улицы, на домах появился липкий черный налет, похожий на мазут, в подворотнях подрагивали густые тени. Они издавали тягучие стоны, которые как будто доносились не из глубины их черных глоток, а с самого дна Лимба.

Острый, неприятный запах разъедал ноздри – он исходил от кислотных луж. Флинн случайно наступил в одну из них и услышал, как зашипели подошвы его кроссовок. Ему все больше казалось, что Чистилище просто хочет запугать его, чтобы прогнать. Но он упрямо шагал вперед, оставляя следы в толстом слое пыли, покрывавшем дорогу, и в глубине души надеялся, что не собьется с пути. Сердце трепетало от страха, а в голове стучала мысль: «Я не чужой, я не чужой».

Флинн вертел головой, бросая по сторонам тревожные взгляды. И ему очень не понравилось то, что он увидел: булькающие, шипящие тени покинули подворотни и начали преследовать его. Он прибавил шагу, думая, идут ли они за ним как овечки за пастухом или же как волки за добычей.

– Чу-у‐ужа-а‐ак, – протянула одна из теней, и Флинну в макушку точно вонзилось копье. Оно проткнуло его насквозь и вошло глубоко в землю, не давая сдвинуться с места.

Он повернул голову и увидел на своем плече темный бурлящий сгусток.

– Чу-у‐уж-ж‐жа-а‐ак, – повторила тень, но теперь в ее голосе звучала неприкрытая угроза.

– Я не чужак, – тихо возразил Флинн и проглотил липкий комок страха, подкативший к горлу.

Где-то в районе его живота зародилось предчувствие чего-то нехорошего.

– Чужак! – прогудела еще одна тень и обволокла его левую руку.

И тут на Флинна налетел целый рой.

– Чужак, чужак, чужак! – наперебой стали повторять другие тени, облепившие его со всех сторон.

– Нет! – воскликнул он дрогнувшим голосом и дернулся, попытавшись сбросить с себя несколько теней, но они вцепились в него не хуже пиявок.

Флинн сделал несколько шагов вперед, но силы внезапно покинули его, и он упал на колени.

– Чу-у‐у‐у‐ужак, чуж-ж‐жа-а‐ак, ч‐ч‐чужак! – слышалось отовсюду.

– Я не чужак, – прошептал он, будто оправдываясь.

Но тени продолжали повторять одно и то же, вбивая это ненавистное слово в голову Флинна, как гвоздь в доску.

– Да идите вы к черту! – прокричал он, найдя силы в своем гневе. – Я сам решу, кто я!

Флинн рывком встал с колен, и все тени остались внизу, сбившись в бесформенную груду. Он кинул пренебрежительный взгляд на копошащуюся на дороге темную кучу, развернулся и, расправив плечи, пошел дальше. Но буквально через пару метров огромная тень выросла перед ним, преградив путь.

– Чужак? – спросила она.

– Нет, – уверенно ответил Флинн, засунув руки в карманы куртки. – Я не чужак.