Мерцание во тьме

– Мне нужно ехать, – говорю я, выпускаю руку Патрика и свешиваю ноги с кровати. Без одеяла я ощущаю себя беззащитной; нагота перестала быть той же могучей, чувственной силой, что какие-то несколько минут назад. Теперь от нее пахнет уязвимостью и стыдом. Чувствуя на себе взгляд Патрика, я быстро пересекаю спальню, открываю дверь в ванную, шагаю во мрак и закрываю ее за собой.





Глава 19




– Причиной смерти явилось удушение.

Я стою над телом Лэйси, ее белое лицо отливает ледяной голубизной. Слева от меня – дознаватель с блокнотом, справа, очень близко, – детектив Томас. Я не знаю, что сказать, поэтому ничего не говорю; взгляд мой прыгает по телу девочки, которую я почти и не знала. Девочки, вошедшей ко мне в кабинет неделю назад, чтобы поделиться своими проблемами. Которые, как она надеялась, я помогу ей решить.

– Это видно по синякам на шее. – Дознаватель указывает на них карандашом. – Отпечатки пальцев совершенно отчетливые. Размер и расстояние между ними то же, что и у Обри. Лигатуры, то есть следы от веревок на запястьях и лодыжках, тоже аналогичные.

Я гляжу на дознавателя и сглатываю комок.

– Так вы, значит, считаете, тут есть связь? Это один и тот же человек?

– Об этом мы поговорим в другой раз, – обрывает меня детектив Томас. – Сейчас нас интересует только Лэйси. Как я уже сказал, ее нашли в переулке за вашим офисом. Вы туда когда-нибудь заглядываете?

– Нет, – отвечаю я, глядя на тело перед собой. Светлые волосы намокли от дождя и липнут к коже, словно паутина. Бледная кожа каким-то образом сделалась еще белей, сделав заметней коллекцию шрамов – тонких алых порезов, разбросанных по груди, рукам, ногам. – Нет. А если и заглядываю, то крайне редко. По большому счету, им только мусоровоз пользуется, у нас бак с той стороны. Все остальные паркуются спереди.

Детектив кивает, шумно выдыхает воздух. Какое-то время мы молчим – он дает мне возможность приглядеться, проникнуться мрачным зрелищем. Я вдруг осознаю, что, хотя вся моя жизнь неразрывно связана со смертями, собственно мертвое тело вижу впервые. Впервые гляжу в мертвые глаза. Предполагается, что я должна сейчас вспоминать лицо Лэйси, как она тогда выглядела в моем кабинете, выглядела до всего этого, – но в голове у меня совершенная пустота. Я не в состоянии вызвать в памяти другую Лэйси, с розовой кожей, дергающимися пальцами, полными слез глазами, как она лежит у меня на кожаной кушетке и рассказывает про своего отца. Я вижу только эту Лэйси. Мертвую Лэйси. Лэйси, в которую чужие люди тычут пальцами на столе у патологоанатома.

– Вы замечаете какие-нибудь отличия? – спрашивает Томас в конце концов, чтобы хоть что-то происходило. – Одежда вся на месте?

– Честное слово, не знаю, – откликаюсь я, вглядываясь в тело. На Лэйси черная футболка, линялые джинсовые шорты, грязные, разрисованные сбоку кеды. Я пытаюсь представить себе, как она сидит на уроке и от скуки что-то чертит шариковой ручкой на собственной обуви. Пытаюсь, но не могу. – Я ведь уже сказала, что не присматривалась, во что она одета.

– Это ничего, – говорит он. – Ничего страшного. Просто попытайтесь еще. Торопиться не нужно.

Я киваю и думаю – а Лина что, так же выглядела спустя неделю после смерти? Лежа где-нибудь в поле или в могилке? Пока с нее не слезла кожа, пока не разложилась одежда. Так же, как Лэйси? Бледная и разбухшая от влажной жары?

– Она вам про это рассказывала? – Детектив Томас указывает глазами на ее руки, на тоненькие шрамы на коже. Я снова киваю.

– Немного.

– А про это?

Теперь он смотрит на большой шрам на запястье – толстую, мясистую фиолетовую молнию, привлекшую тогда мое внимание.

– Нет, – качаю я головой, – до этого мы не добрались.

– Вот же хрень позорная, – ругается он негромко. – Слишком она юная была, чтобы так мучиться.

– Да, – киваю я в третий раз. – Да, слишком.

Какое-то время мы все трое молчим, нам нужно время для скорби – не только по безвременной смерти девочки, но и по ее жизни.

– А вы раньше этот переулок проверяли? – спрашиваю я наконец. – Ну, то есть когда только узнали о ее исчезновении.

Томас смотрит на меня, и я вижу в его глазах вспышку раздражения. В том обстоятельстве, что тело девочки обнаружили в нескольких шагах от места, где ее в последний раз видели, а ушла на это целая неделя, хорошего мало, и он это знает.

– Да, – наконец произносит детектив, громко вздохнув. – Да, проверяли. Или как-то ухитрились ее не заметить, или она оказалась там уже потом. Ее убили где-то еще, а потом подкинули.

– Там места всего ничего, – говорю я. – Переулок очень узкий. Бак его чуть ли не весь занимает. Если вы там проверяли, не могу поверить, что ее не заметили. Там и спрятаться-то толком негде…

– Откуда вы все это знаете, если никогда туда не заглядывали?

– Видела из приемной. Оттуда в переулок выходит окно.

Какое-то время Томас вглядывается в меня, и я понимаю, что он прикидывает сейчас, не удалось ли поймать меня на лжи.

– Вид, прямо скажем, так себе, – добавляю я, пытаясь улыбнуться.

Он кивает – то ли удовлетворился моим ответом, то ли отложил проверку на потом.

– Они-то ее и нашли. Мусорщики. Ее засунули за бак. Когда они его подняли, чтобы опорожнить, тело выпало.

– В таком случае тело наверняка подбросили, – говорит дознаватель, дотрагиваясь снизу до ее рук. – Вот это – трупные пятна. Их расположение показывает, что она умерла, лежа на спине. Не сидя. И не засунутой куда-то.

К желудку подкатывает волна тошноты; я пытаюсь закатить глаза, чтобы не смотреть больше на ее тело, не разглядывать раны, но у меня не выходит. Она в синяках; кожа там, где, как я понимаю, под воздействием силы тяжести застоялась кровь, сделалась мраморной. Дознаватель упоминал лигатуры, и мои глаза пробегают вдоль ее рук, от плеч и до кончиков пальцев.


– Что вы еще выяснили? – спрашиваю я.

– Она была под действием снотворного, – отвечает он. – В волосах обнаружены следы большой дозы диазепама.

– Диазепама. Это ведь «Валиум»? – спрашивает детектив Томас. Я киваю. – Лэйси принимала лекарства от панических атак? Или от депрессии?

– Нет. – Я качаю головой. – Нет, хотя я ей выписала рецепт. Но она еще не начала ничего пить.

– Судя по анализам, лекарство было принято около недели назад, – добавляет дознаватель. – Примерно тогда же наступила и смерть.

После этого нового откровения детектив Томас вперяет в дознавателя взгляд, и я чувствую повисшую вдруг в воздухе дрожь нетерпения.

– Как скоро будут полные результаты вскрытия?

Тот смотрит на детектива, потом на меня.

– Чем быстрее мы сможем начать, тем раньше вы их и получите.

Теперь уже оба смотрят на меня; в их глазах – намек, что пользы от меня не оказалось никакой. Но я никак не могу оторвать взгляд от руки Лэйси. От испещривших кожу крошечных порезов, от лигатур на запястье, от зигзагообразного фиолетового шрама, пересекающего вены.

– Доктор Дэвис, не сочтите за грубость, но я вас сюда не поболтать пригласил, – говорит детектив Томас. – Если вам больше нечего вспомнить, можете идти.

Я качаю головой, сверлю взглядом запястье.

– Нет, кое-что я припоминаю. – Прослеживаю глазами траекторию бритвы, оставившей столь корявую отметку. Крови, наверное, было море. – Что-то, что я видела в тот день у Лэйси. И чего сейчас нет.

– Отлично, – говорит он, переступая с ноги на ногу. И внимательно смотрит на меня. – Готов вас выслушать.

– Шрам. В пятницу он бросился мне в глаза. Я обратила внимание, что она прячет его под браслетом. Деревянные бусины и маленький серебряный крестик.

Детектив тоже смотрит ей на руку, на голое запястье. Помню, как с него, поверх вен, свисали четки, – может статься, напоминанием на тот случай, если Лэйси опять захочет резать себе кожу. Они совершенно точно были там, на запястье, когда она сидела у меня в кабинете, ерзая на кожаной кушетке. Были там, когда она встала, чтобы идти, были, когда кто-то схватил ее прямо у меня за дверью. Когда опоил ее снотворным, когда убил.

Но сейчас их нет.

– Кто-то забрал браслет.





Глава 20




Когда я наконец добираюсь до своей припаркованной у морга машины, то отмечаю, что дышу с перебоями. Втягиваю в себя побольше воздуха, а выдохнуть забываю, пытаясь сделать выводы из того, что сейчас видела.

Браслет Лэйси исчез.

Я пытаюсь убедить себя, что он мог просто свалиться с руки. Как и сережка Обри, втоптанная в грязь «Кипарисового кладбища», браслет Лэйси мог слететь с запястья, пока она отбивалась от похитителя, или же зацепиться за бак, когда полицейские доставали из-за него тело. Валяется сейчас в куче мусора, и никто его никогда не найдет. Только я была уверена, что Аарон со мной не согласился бы.

Я всего лишь прошу вас довериться собственным ощущениям. Прислушиваться к тому, что подсказывает инстинкт.

Я выдыхаю и стараюсь унять дрожь в пальцах. Так что же подсказывает мне инстинкт?

Слова дознавателя о пятнах на шее Лэйси и лигатурах на руках не дают возможности отрицать следующего факта: за смерть Обри Гравино и Лэйси Деклер отвечает один и тот же человек. Тот же способ убийства, те же следы от пальцев. Как бы я перед тем ни старалась убедить себя в ином, в том, что Лэйси могла убежать из дома или покончить с собой – она ведь, в конце концов, уже пыталась? – в глубине души я и так это знала. Похищения случаются. Особенно если речь идет о юных, симпатичных девушках. Но два похищения за одну неделю? В радиусе нескольких миль?

Слишком много для совпадения.

Вот только доказательство, что за смерть Обри и Лэйси ответствен один и тот же человек, еще не делает его подражателем. Отсюда не следует, что убийства имели отношение к моему отцу, ко мне самой.

Тело Обри он бросил на кладбище, где ее видели в последний раз.

Я думаю про Лэйси, оставленную за мусорным баком в переулке позади моего офиса – места, где ее видели в последний раз. Даже и не спрятанную особо. И не только это – я знаю, что ее туда поместили намеренно. Это не было случайным нападением с убийством прямо на месте, как я предположила насчет Обри. Нет, ее похитили от моего офиса, накачали снотворным, убили где-то в другом месте и привезли обратно.

Мое сердце пропускает удар, когда в мозгу у меня материализуется мысль, слишком жуткая, чтобы додумать до конца. Я пытаюсь от нее избавиться, пытаюсь списать все на паранойю, на дежавю, просто на приступ беспричинного страха. На очередную иррациональную конструкцию, которую мое сознание выстроило в попытках обнаружить смысл в бессмыслице.

Пытаюсь, но не могу.

А если убийца хотел, чтобы тела были обнаружены… но не полицией? Если он хотел, чтобы тела нашла я?

Тело Обри обнаружили спустя какие-то несколько минут после того, как я покинула поисковую партию. Мог ли этот человек знать, что я там буду?

Или даже страшней – а сам он там в это время тоже был?