Мэлори

– А бывают книжки с картами? – спрашивает Том.

– Конечно. В библиотеке есть дорожный атлас. Зачем тебе? Уйдешь в более прогрессивное место?

Том невесело смеется.

Олимпия забирает бумаги и поспешно переводит тему:

– Смотри, списки…

Том обязательно прочитает про прогрессивные города. Будет сидеть над этими страницами месяцами, годами…

– Список улиц. График температур. График частоты появления тварей. Перечень фамилий, – бормочет Олимпия.

– Фамилий? – оживляется Том.

– Тебе-то что? Я думала, тебя только технические новинки интересуют.

Том легонько толкает сестру локтем.

– Дай посмотрю.

Она передает брату бумаги. Том щурится. У него всегда такое лицо, когда он понял что-то важное.

– Список выживших, – говорит он.

– Откуда ты знаешь?

– Смотри.

Он показывает на сноску в конце первой страницы. Напротив условных обозначений расшифровка: замечен очевидцем, вероятно, замечен и… достоверно жив.

– Достоверно жив, – повторяет Олимпия. – Надо же, список…

Они оба садятся чуть прямее.

– Давай посмотрим, есть ли мы? – предлагает Том. – Открой Мичиган.

Олимпия качает головой:

– Нет нас, Том. Вот если бы мама его впустила, были бы.

– Ну да, точно.

Олимпия все равно открывает перепись штата Мичиган. Список на десятки страниц. То же самое и в других западных штатах.

– Видишь, сколько народу! Кто-нибудь да поймал! – говорит Том.

– Ну, не так уж много, если сравнивать со статистикой семнадцатилетней давности. Помнишь, мама рассказывала про телефонную книгу? Сколько звонков они тогда сделали…

– Да, – соглашается Том, – причем обзванивали только соседей.

– Вот-вот!

Они просматривают списки. Какие-то фамилии почти невозможно разобрать, какие-то – видны отлично.

– Идея! – восклицает Том.

Он вскакивает с кровати и кидается к своей тумбочке. Достает из верхнего ящика карандаш.

– Давай сами себя запишем.

Олимпия вздыхает с облегчением. Она боялась, как бы после прогрессивных городов Том не замкнулся в себе на несколько месяцев. Как начнет мечтать о большом мире за пределами лагеря… Мама зовет его «неисправимым оптимистом», но Олимпия знает за братом манеру надолго погружаться в тяжелую задумчивость. Есть подобные персонажи в книгах – которые всегда молчат о главном. Такие герои часто меняются к концу романа. И заодно меняют всех вокруг.

Том снова садится рядом. Берет бумаги и открывает последнюю страницу Мичиганского списка.

В конце есть свободное место. Том пишет: «лагерь „Ядин“». Заносит свое имя. Потом передает карандаш сестре.

Олимпии тоже нравится эта затея. Она улыбается, глядя на длинный столбик. И вдруг улыбка застывает на лице – два имени бросаются Олимпии в глаза. Она их помнит, хотя Мэлори не так уж часто называет этих людей по имени.

– Ты чего? – спрашивает Том.

Олимпия поспешно листает – ищет название города, к которому относятся привлекшие ее люди.


– Олимпия, что с тобой? – повторяет Том. – Ты чего испугалась?

Олимпия смотрит сквозь него. У нее перед глазами лишь два имени и название города – Сейнт-Игнас. Два имени, словно маячок во мраке, освещают дорогу в темноте – в мире, на который нельзя смотреть, потому что он полон тварей, а от них сходят с ума.

– Да что с тобой, Олимпия? – снова спрашивает Том.

– Надо позвать маму.

– Она еще обходит лагерь. И потом, я не хочу, чтобы она знала про…

– Надо позвать маму! Немедленно! – твердо говорит Олимпия.





Глава 3




Гари не выходит у Мэлори из головы.

«Он вел бы себя точно так же, – думает Мэлори. – Пришел бы. Постучался. Пообщались бы через дверь. Он ведь сама невинность. Пока не впустишь… А потом со всеми подружится, вотрется в доверие, и вуаля! – собственные дети от тебя отвернулись. Безумец в доме – конец всему».

Гари наверняка понравился бы ее неугомонному сыну. Завлек бы мальчика рассказами – мол, знает все о новом мире. А Олимпия была бы очарована его странствиями и путевыми заметками.

«Надо проверить лагерь», – решает Мэлори. Правда, дети уверяют, будто незваный гость ушел, а их слух лучше любых радаров. И все же лучше убедиться. Он действительно только сегодня пришел или уже несколько недель живет в одном из домиков?

Он застал Тома на улице. О чем это говорит?

Постучался, когда все были дома. А это что значит?

Мэлори быстро доходит до восьмого домика. Открывает дверь. На ней перчатки и кофта с длинным рукавом и капюшоном. Теплое белье, толстые носки.

Мэлори не забыла про Анетт. Слепую обезумевшую Анетт. Ее свели с ума твари. Каким образом?

Прежде чем зайти, Мэлори принюхивается. Что-что, а обоняние у нее заметно улучшилось. Она умеет по запаху определять приближение грозы и расстояние до леса. Издалека чувствует запах смерти и без труда вычислит, жил кто-то в доме или нет.

На пороге восьмого домика пахнет только древесиной – никто не ночевал. Она входит, на всякий случай держа перед собой нож.

Лагерь «Ядин» был к ним добр. Очень добр. По прибытии они обнаружили многомесячные запасы консервов. Семена, чтобы развести огород. Садовый инвентарь и детские игрушки. Кров над головой и фортепиано. Весельную лодку, чтобы плавать по озеру. Тропинки, чтобы размять ноги. Мэлори сразу подумала – здесь можно и пожить. И как-то незаметно прошло десять лет. Том и Олимпия превратились в подростков. Причем довольно давно.

Мэлори обследует толстой палкой пространство между кроватями и под ними. В пустых домиках нередко селятся лесные обитатели. Мэлори их не боится – бывают вещи и пострашнее. Если сделать вид, что нападаешь, зверь, как правило, бежит. Даже безумный. Хотя нельзя знать наверняка, безумно животное или нет. С насекомыми еще сложнее. Например, как понять, безумен ли паук? Правда, иногда Мэлори попадались странные паутины – по их беспорядочным нитям можно было предположить, что тут побывало нечто.

Конечно, твари часто бродят по лагерю. Том и Олимпия слышат их прямо из третьего домика и сообщают Мэлори.

– Не подходи – зарежу! – громко произносит Мэлори.

Просто чтобы услышать собственный голос. Она прекрасно понимает: если этот «переписчик» здесь – например, сидит, поджав ноги, на одной из кроватей, он запросто ее убьет. Однако дети слышали, как он уходил. Их слуху можно доверять.

Проверив восьмой домик, Мэлори берется за веревку и направляется к девятому. Жарко. Давно не было такой жары. Все равно Мэлори ни за что не снимет кофту с капюшоном.

Она помнит про Анетт.

Дети не верят, говорят – от прикосновений с ума не сходят. Но тут пока не они решают.

Мэлори ясно помнит рыжую Анетт. Она выбежала из-за угла. Синий халат вздувался за ней, как парус. Рот неестественно скривился, сразу видно – безумие. В руке был нож.

У Мэлори тоже нож. Она толкает острием дверь девятого домика.

Замирает на пороге и принюхивается.

Изначально все чувства равноценны – зрение, обоняние, осязание. Однако твари заставили людей жить по-другому. Да, нашествие было давно, но Мэлори, как человек, родившийся «до», наверное, никогда не свыкнется с новой реальностью. Том-старший предполагал, что люди сходят с ума при виде тварей, потому что человеческий мозг отказывается верить в их существование. Мы не способны их воспринять. Мы теряем рассудок от увиденного. Значит, с таким же успехом можно обезуметь и от прикосновения. Любое взаимодействие с неопознанным, не поддающимся нашему восприятию, по идее, должно закончиться одинаково.

Как бы не пришлось носить затычки для носа и ушей…

Мэлори переступает порог. Вздрагивает, снова подумав о Гари. Она не может о нем забыть. Тогда, на реке, кто-то сдернул с нее повязку. Мэлори решила – тварь, необъяснимое явление природы. А если нет? Если это был Гари? Четыре года жил в палатке у дома, где Мэлори в одиночестве растила детей. Потом выследил, подкрался к лодке. Мэлори без труда представила, как он тогда разделся на берегу и зашел в воду по пояс. А сейчас ждет ее здесь, в девятом домике, – это Мэлори тоже хорошо представляет. Может быть, машет рукой.

Мэлори шарит палкой под кроватями. Нервы на пределе, и бородатый дьявол из прошлого так и стоит у нее перед глазами. Поэтому, когда палка натыкается на какой-то предмет, Мэлори замирает от ужаса. Потом вспоминает – это всего лишь визор. Часть шлема, изобретением которого Том был одержим прошлым летом.

Мэлори ощупывает визор. Разумеется, не снимая перчаток. Вспоминает Анетт. Впрочем, Мэлори ни на секунду о ней не забывает, равно как и о Гари. Два мистических персонажа, которые сделали Мэлори такой, какая она сейчас, – вечно напуганной и осторожной. В новом мире они сформировали ее, подобно родителям. Вероломный отец и безумная мать.

– Не подходи! Зарежу! – снова выкрикивает Мэлори.