Мэлори

Олимпия продолжает:

– «Житель Техаса предпринял попытку посмотреть на тварь в воде. По мнению членов его сообщества, тварь обитала в озере около лагеря. Доброволец нырнул в присутствии семнадцати свидетелей. Сошел с ума под водой и больше не всплывал».



– Кто-то его удержал! – восклицает Том. – Нельзя же сидеть под водой, пока не задохнешься! Добровольно!.. Это невозможно!

Олимпия кивает. Хотя… Невозможно ли? Судя по рассказам Мэлори, возможно все. Да и сама она помнит, как вся школа для слепых разом лишилась рассудка.

– Речь идет о безумии, – говорит Олимпия. – Безумцы творят немыслимые вещи.

– Не настолько! – Том меряет комнату шагами. – Тут невозможно физически! Сама посуди! Допустим, ты решила утопиться и нырнула. Тело ведь само всплывет на поверхность!

– Ну, не знаю…

– Я тоже не знаю. Но по мне, история не очень убедительная.

– Том, ты слушаешь?

Том останавливается, мрачно глядя на сестру.

– Конечно. Я всегда слушаю, – говорит он.

Олимпия имеет в виду Мэлори. Никто из них не хочет, чтобы мама их застукала.

Олимпия продолжает:

– «Жительница штата Висконсин посмотрела на тварей сквозь очки для солнечных затмений».



Том теперь – весь внимание.

– «Ее долго отговаривали, однако она не послушала и предприняла попытку на рассвете ясным весенним утром. Сошла с ума немедленно».



– А откуда они знают, что она смотрела только сквозь отверстие?

– Ну, это само собой…

– Вот чему меня научила мамочка – «само собой» ничего не бывает, все нужно перепроверить.

При упоминании о матери Олимпия настораживается.

– Ты слушаешь, Том?

– Читай дальше, Олимпия!

Олимпия пробегает глазами несколько строк.

– Интересно… – говорит она. – «В штате Огайо больные на терминальной стадии вызвались для проведения опытов».

– Ух ты! – восклицает Том. – Герои!

– Точно! Слушай: «один из добровольцев сошел с ума после просмотра видео».

– Как мама рассказывала.

– Ага. И дальше: «другой доброволец обезумел, посмотрев на фотографию. Еще один лишился рассудка, посмотрев на негативы». Что такое негативы, Том?

– Не знаю.

– «Смертельно больная женщина сошла с ума, когда вышла на улицу, защитив глаза стеклянными пресс-папье».



Олимпия вздрагивает. Ей грустно представлять, как эти несчастные в больничных робах бродят по опустевшим улицам и жертвуют собой.

– Они умерли ради эксперимента…

– Не ради эксперимента, а ради будущего! – возражает Том. – Пусть они и были безнадежно больны, все равно – поступили благородно!


Конечно, благородно. Олимпия согласна.

– Тут пятьдесят страниц в том же духе, – вздыхает она.

– И мы прочтем все до единой!

«Ты слушаешь?» – хочет опять спросить Олимпия, но Том догадывается по лицу, предостерегающе поднимает руку и требует:

– Читай!

– «Жительница Брансона, штат Миссури, вышла на улицу с лошадиными шорами. Она хотела проверить гипотезу, что твари воздействуют только на периферическое зрение».



– Ох, зря она это сделала!..

– Зря!.. Обезумела. Ворвалась в здание местного театра. Перебила семью, которая там пряталась.

На улице хрустит ветка. Оба мгновенно зажмуриваются. Молчат затаив дыхание. Слушают изо всех сил.

– Олень, – первым объявляет Том.

Олимпия так и знала.

Они открывают глаза.

– Здоровый олень, – уточняет Олимпия.

– Надо еще разобраться, чем здоровый олень отличается от сумасшедшего, – усмехается Том.

– А может, лось… Или даже лев… – размышляет она, улыбаясь.

Том уже открывает рот, чтобы возразить, однако Олимпия перелистывает раздел с опытами и читает следующий заголовок:

– «Поселения». Города расположены в порядке…

Тут она замолкает.

– В порядке чего? – спрашивает Том.

Видя, что сестра собирается перевернуть страницу, Том поспешно пересекает комнату и садится рядом с Олимпией на кровать.

– Не надо ничего пропускать! Читай!

Олимпия показывает ему подзаголовок: «Города расположены в порядке прогрессивности».

– Что еще за прогрессивность? – спрашивает Том.

– Наверное, имеется в виду приспособленность…

У Тома загораются глаза, и Олимпия чувствует себя виноватой: не надо было ему показывать. И вообще, лучше бы чужак с бумагами не приходил.

– Например, города, где пытались отлавливать тварей, да? – волнуется Том.

Лучше бы ему этого не видеть, только все равно ведь прочтет… Олимпия нехотя отдает брату рукопись.

– Вот черт… «Супруги из северного Иллинойса утверждали, что им удалось запереть тварь в сарае. Они подвели меня к двери и предложили послушать. Из сарая доносился плач. Я изобразил восхищение, попрощался и ушел. Вечером я вернулся и выпустил на свободу двенадцатилетнего сына хозяина».

– Ужас! – восклицает Олимпия.

– Ужас… А это: «Уроженец Питтсбурга утверждал, что закопал трех особей на заднем дворе. Он показал свежие могилы. Я попросил разрешения отрыть тварей. Тогда мужчина достал ружье и пригрозил, что застрелит, если я кому-нибудь расскажу, что он сделал со своей семьей. Непростую работу я себе выбрал!»

– Боже! – вздрагивает Олимпия. – Получается, нигде не написано, как кто-то действительно поймал тварь.

Тома манит первый город в списке – Индиан-Ривер и имя основательницы – Афина Ханц. Однако он не может пропустить последнее замечание сестры мимо ушей:

– Ну не написано. И что? Говорю тебе, Олимпия, кто-то наверняка ее поймал. Ведь на свете полно людей. Мы только и видели, что один лагерь и кусочек Мичигана. А мир большой! Понимаешь?

Том замолкает и мечтательно смотрит в пространство – словно он уже на пути в другие города.

– Я верю – кто-то уже поймал тварь! И я бы хотел увидеть этого человека!

– Перестань! Не будь идиотом, Том! – фыркает Олимпия.

А сама понимает: для брата эти сведения – просто мечта. Значит, есть на свете люди, которые разделяют его образ мысли. И есть поселения вдали от лагеря «Ядин» и от матери, которая блюдет правила и молится на повязку.