Мекленбургский дьявол

– Я нет! Но у меня нет таких табунов, как у крымцев. К тому же, может, эти лошади вовсе не так хороши, как говорит Панин?

Пока мы так шептались, Рожков неловко обернулся к Федору и виноватым голосом прохрипел:

– Прости, боярин, если что не так сказал.

– Я не боярин.

– Ага, государь тебя с «вичем» зовет, но не боярин! – недоверчиво покачал головой перебежчик, но возражать более не стал.



В общем, не прошло и получаса, как моя флотилия разделилась. Большая часть во главе со «Святой Еленой» пошла назад – сначала в Керчь, а потом и к Кафе, а меньшая из двух галер и десятка стругов осталась дожидаться подхода ойратов.

Высадка прошла спокойно, будто сошли на берег где-нибудь под Воронежем, а не в глубоком вражьем тылу. Шлюпки и струги дружно тыкались в песок пляжа, из них тут же выскакивали вооруженные до зубов казаки со стрельцами и, тут же сбившись в ватаги, начинали движение. Провиант с собой не брали, будет удача – разживемся на месте, а не будет, так и не понадобится. Я тоже не утерпел и спрыгнул в шлюпку, едва успев наказать Петерсону, чтобы следил за царевичем и, в случае чего, не задерживаясь, доставил его в Азов.

Чтобы не терять времени, я распорядился оставить приведенных Рожковым коней на галере. Панин, молча выслушав мой приказ, лишь упрямо мотнул головой и куда-то исчез. А через пару минут я увидел почти цирковой номер в его исполнении. Молодой дворянин, показав себя искусным наездником, сумел прямо с борта заставить одного из коней спрыгнуть в воду и затем выплыл, держась за его гриву, на берег.

– Вот, государь, негоже царю ноги бить.

– Экий ты упрямец, Федор Семенович, но нечего сказать, молодец, – не смог не похвалить ослушника за удаль.

Шагали бодро, так что до имения бея, или как там оно называется, добрались уже за полночь. Если основное войско шло обычным маршем, то передовые отряды казаков и охотников Панина, ведомые Рожковым, заметно их опередили. Понятно, я увязался с ними, оставив командование на фон Гершова.

– Собак в имении много? – деловито поинтересовался у проводника Федор.

– Я первым пойду, – отозвался тот. – Они меня знают, брехать не станут.

– Добро, коли так.

Подобравшись как можно ближе к поместью, мы молча обошли усадьбу со всех сторон, окружили и начали медленно сжимать кольцо. Рожков, как и обещался, перемахнул через невысокий забор первым и словно растворился в темноте. В этом, кстати, главная трудность ночного боя. Мало того что местность незнакомая, еще и ни черта не видно. Правда, я на такой случай распорядился приготовить факелы, но, к счастью, они не понадобились.

Подувший с моря свежий ветерок начал разгонять облака, и в прорывах между ними показался месяц, осветивший своим неверным светом окрестности и готовых к бою казаков с охотниками.

– Вот оно, волчье солнышко, – осклабился кто-то из панинских ратников, страшно блеснув белками глаз. – Вовремя взошло!

– Что? – переспросил, не расслышав, я.

– Известное дело, – охотно пояснил солдат, явно бывший прежде разбойником. – Когда подбираешься, так оно и не нужно вовсе. А как до дела дошло, так очень кстати!

– Ну-ну, – ухмыльнулся я, припомнив точно такую же ночь, когда я с только что нанятыми на службу русскими каторжниками крался к датским палаткам.

Впоследствии это назвали Кальмарской резней, а ко мне среди европейской аристократии навсегда прилипла репутация злодея и головореза. Видимо, что-то в моем лице в этот момент переменилось, и говорливый поспешил заткнуться.

В этот момент где-то в усадьбе раздалось собачье рычание, через мгновение перешедшее в радостное повизгивание. Судя по всему, Рожков не соврал, и собаки его признали. Затем послышались звуки разговора, потом какой-то хрип, и снова наступила тишина.

– Наш черед! – радостно прошептал все тот же охотник, и ловко, будто змея, перелез через ограду.

За ним тут же последовали остальные и, уже не таясь, рассыпались по территории имения, вырезая так и не проснувшихся сторожей.

Никакого боя не случилось. Судя по всему, татары даже не поняли, что за напасть на них свалилась. Большинство отправились в свой мусульманский рай, даже не проснувшись, а те, кому «повезло» больше, предстали передо мной.

– Узнаешь? – спросил я у Рожкова.

– Еще бы, – с ненавистью отозвался тот, играя желваками.

Те тоже его признали, несмотря на то что боярский сын успел немного привести себя в порядок и переодеться в чистую рубаху и порты, а так же побрить голову. Старший из пленников даже что-то прокричал нашему перебежчику, отчего тот сразу потемнел.

– Ругается? – поинтересовался я, но Михаил мне ничего не ответил.

– Он сказал, – пояснила непонятно откуда выскочившая Нахат, – что сын русского раба хорошо ублажает знатных господ!

– Ты откуда здесь взялась? – удивился я.

– Я с господином Вацлавом, – пискнула девушка, прячась за спину чеха.

– Черт с вами! – махнул я рукой, после чего обернулся к застывшему как соляной столб бывшему полонянику и сказал, показывая на татар: – Они твои. Что хочешь с ними делай, только чтобы не орали!

– Благодарю, государь, – выдавил из себя Рожков, обнажая подаренную ему саблю.

Не знаю уж, что сотворил с ними потерявший сына отец, но, когда вернулся, смотреть на него было страшно. Но это случилось позже, а пока передо мной предстали освобожденные рабы. Дюжина мужчин и три женщины.

– Кто такие? – спросил я у Михальского.


– Поляки, русины, московиты, – пояснил Корнилий. – Женки, судя по говору, из-под Киева.

– Понятно. Сражаться могут?

– Может, и могут, – пожал плечами бывший лисовчик, – только вот станут ли?

Посмотрев на них внимательнее, я сразу же понял, что он имел в виду. Стоят сгорбившись, в глазах застыл страх. Что такое воля, они, судя по всему, давно забыли, и теперь мы вторглись в их жалкое, но при этом ровное и почти спокойное существование. Лишь когда вернулся перепачканный кровью Рожков, на лице одного из них появилось нечто вроде надежды.

– Михайло, ты ли это? – спросил он.

– Я, – коротко ответил тот.

– Как же это?

– Русский государь пришел Крым воевать, – пояснил боярский сын своим товарищам по несчастью. – Теперь я ему служу!

– А говорили, в Москве какой-то немец царствует?

– Хорош врать, старинушка, – прервал я освобожденного. – Скажи лучше, чем занимались у татар?

– Как чем? – удивился тот. – Я с Войцехом и Микиткой в погонщиках. Ефим – шорник. Маланья кашеварила…

– Ясно. Корнилий, озадачь людей работой, а после пусть с нашим невеликим обозом идут. Нечего их здесь оставлять.

– Сделаем.

– А ты, – снова обратился я к Рожкову, – повтори-ка мне, какая у стен Кафы высота?

– Шесть саженей, государь.

– Тогда вот что, разберите часть крыши этого дома, слава богу, хоть не запалил никто.

– Как можно, государь, – вклинился в мой монолог Панин, – огонь в темноте далеко видно, сразу бы вся округа про беду прознала!

– Это верно. А из стропил наготовьте штурмовых лестниц нужной высоты. Чтобы на себе не волочить, добудьте коней. А коли не сыщете, то несколько повозок, сами в них впряжемся и пойдем. Федя, выставь из своих охотников дозоры вокруг.

Обернувшись к помалкивающему до сих пор фон Гершову, распорядился:

– Генерал, собирай войско, полчаса на отдых, пусть перекусят, воды попьют, оправятся, а как сладим лестницы, скорым маршем пойдем к Кафе. И по карте видно, и со слов Рожкова выходит, тут от силы полтора десятка верст по ровной земле. Сюда точно вывел, значит, и дальше доведет. Если поторопимся, как раз перед рассветом к городу и доберемся. – Гершов молча кивнул, а я обратился казачьему атаману: – Исай, с тебя и твоих орлов разведка и дозоры для войска. И чтобы ни одна мышь не пискнула, кого встретите, сразу шеи скручивайте, аки куренкам.

– Сделаем, твое величество, это мы завсегда можем, – довольно осклабившись, отозвался Мартемьянов.

– Ничего лишнего с собой не тащить! Впереди бой, а в нем всякое может случиться, потому нехрен барахлом запасаться. Попела вперед не пускать, после боя врач всяко понадобится.

Ради интереса заглянул я и в разбитую усадьбу. Рожков сопровождал, показывал, пояснял, чего и как. В общем, простенько все, чтобы не сказать бедно. Небольшой, с покатой кровлей каменный дом, обмазанный местной, удивительно липкой глиной. Жилые помещения на втором этаже. Полы покрыты по большей части войлоком, и лишь кое-где сверху постелены ковры. Внизу хозяйственные службы. Да, небогато татары живут. Осмотр проходил под бодрый перестук топоров привычных к такой работе русских воинов. Это хорошо, значит, управятся в срок.

Едва успел выйти на крыльцо, как ко мне подлетел верхами все тот же Панин. Едва сдерживая довольную улыбку, он, соскочив наземь, с коротким поклоном протянул мне поводья:

– Вот, государь, наилучшего тебе оседлали. И еще целый косяк смогли сыскать.

– Молодцы, охотники! И сколько всего собрали коней?

– Больше двух сотен, да каких! Племенные жеребцы и кобылы на развод. Этаких татаровя и не продают никому, – не без гордости за отлично выполненную работу ответил Федя.

– Славно, тогда и на разведку, и на дозоры хватит. – Исай, отбери среди своих казаков, кто по-татарски умеет, да пусть наденут халаты и шапки. Вдруг кого в степи встретите, пусть вас за своих примут, а вы уж их поближе подпустив, в ножи! Только без шуму!

– Сделаем, государь.

С лестницами успели быстро разобраться и даже опробовать на прочность. Убедившись, что слажены они добротно и в деле нас не подведут, отдал приказ строиться. К ночи воздух немного посвежел, потянуло степным ветерком. Луна, множество звезд на безоблачном черном небосводе и широкая полоса Млечного Пути давали довольно света, чтобы обходиться без факелов.

– Лелек, распорядись всем нашим белые повязки на правую руку навязать, а то впотьмах сами не уразумеем, где свои, где чужие. Как выйдем к городу, разделим войско на пять частей. Одна будет отвлекать на себя внимание, три штурмовые колонны с лестницами пойдут на стены, ну и резерв оставим, как сумеют ворота открыть, то войдем уже всей силой. Мишка, давай не подведи! Коли справишься, будет тебе щедрая награда! Глядишь, и сына твоего сумеем в Кафе сыскать. Кто знает?

Рожков лишь скрипнул зубами и молча поклонился.

– Ну, с богом! В путь!

Первыми ушли вперед конные казачьи дозоры, следом выдвинулся передовой отряд, опять же, из донцов. За ними ехал я вместе с охраной во главе с Корнилием, который буквально разрывался между желанием беречь царскую персону и умчаться вперед вместе с казаками. Основную часть войска, растянувшуюся в пеших порядках на несколько верст, составили солдатские и стрелецкие полки.

С ними двигалась и батарея полевых гаубиц, которые раньше бойцам приходилось тащить самим, впрягшись в постромки. Теперь совсем другое дело. Артиллеристы получили полноценные упряжки в шесть лошадей. Вместе с полками, в задачу которых входит штурм стен Кафы, везли и только что сработанные лестницы. Замыкал строй еще один казачий отряд. И приглядеть за тылами, и подобрать отставших.

Теперь только вперед! Свой ход мы сделали. И ставка высока. Сама столица Северного Причерноморья, один из крупнейших городов Османской Порты – Кефе, или как еще турки его называют за богатство и многолюдство – Кучук-Истамбул – Малый Стамбул!