Медвежья пасть. Адвокатские истории

— Можно мне все-таки посмотреть кассету. Теперь уже просто из любопытства.

— Ой, ну вы же все понимаете, у нас столько дел, столько народу! — и в качестве подтверждения махнул в сторону, где действительно и днем, и ночью сидела очередь просителей.

— Зачем вам кассета? Все ведь и так ясно. Вы же сами понимаете, всякое бывает у нас, у юристов.

— Да, вы правы, — усмехнулся Алексей Ходорковский.

Надеяться увидеть свидетельские показания охранника было так же бесполезно, как просить любовницу раскрыть свой истинный возраст.

Дело было прекращено, гонорар получен, и сегодня уже никуда не надо было спешить. Алексей зашел в ближайший ресторан и заказал себе бутылочку любимого «Шардоне» 1968 года. За пятнадцать лет работы адвокатом дела он проигрывал крайне редко. Мало того, практически все они прекращались на этапе расследования.

— Как же все-таки приятно чувствовать себя профессионалом, — думал Алексей, медленно потягивая терпкое вино.





Деревенская история




Ох, у соседей быстро пьют!

А что не пить, когда дают?

А что не петь, когда уют

И не накладно?

А тут, вон, баба на сносях,

Гусей некормленых косяк…

Но дело даже не в гусях, –

А все неладно.





Владимир Семенович Высоцкий

«Смотрины», 1973 г.





Ирку изнасиловали на школьном выпускном.

Вечер начался, как и заведено, с выпивки и танцев. Шампанское, «Солнцедар», потом портвейн. Ире Даниловой исполнилось семнадцать. Василию было двадцать. Рыжий черт. Высокий, фигура статная — все как надо. За ним девки табунами ходили. Пригласил Данилову на танец. Ближе к ночи предложил развести девчонок по домам. Васек шофером на «козле» работал, председателя возил. После армии люди ценились в колхозе, и ему сразу новую «красавицу» с брезентовым верхом дали. Девочки набились в машину. Развезли подружек. Вдруг он с дороги сворачивает, как-бы в объезд поехал. А попутчиц рядом уже нет, вдвоем остались. Тормознул Васька на опушке леса.

Иркин дом уже недалеко был. Красота здесь днем необыкновенная. Пруд, поле, лес. Места она знала вдоль и поперек. Каждый кустик примечала, помнила, где что растет. За грибами ходила и всегда с полной корзиной возвращалась. В этом лесу все и случилось.

Ночь, тучи луну затянули. Васька приставать стал. Да так активно, по-хозяйски. Ира аккуратненько тихонечко ему шепнула:

— Погоди, Вась, в туалет мне надо. Дай-ка я выйду…

И бегом в лес. Возле леса кусты высоченные, а между ними тропиночки животные проложили. Ирка по этим тропкам, через овраг вприпрыжку — и в сторону дома. Темнота, хоть глаз выколи. Только дыхание тяжелое сзади услышала. Не успела добежать, завалил ее рыжий, к земле прижал. Ирка его вес на себе ощутила. Поцелуи никому не нужные, объятья. Деваться было некуда, да и выпила лишку. Склон оврага, острое Васькино колено да трава грязная, после дождя, вот и все, что в памяти осталось. Да, еще платье белое из дорогущей парчи, весь семейный бюджет на него ушел. Наверное, кричать надо было, звать на помощь, но страх и обида вели ее пьяные мысли совсем в другом направлении. Платье, платье… стучало в висках. Мысли о загубленном наряде отгоняли все остальные ощущения. Что сказать матери? Она два месяца ночами шила.

Утром нежное, совсем еще неяркое солнце заглянуло в избу и разбудило Ирочку. Подробности прошедшей ночи она помнила плохо, но сломанный каблук, сбитые в кровь коленки и рваное платье напоминали о ночном кошмаре. На следующий день она назло всем пошла в клуб на танцы.

Василий пытался подойти к Ирке, но она отвернулась, сжала кулаки и отошла в сторону. Обида душила, но виду девчушка не подала и больше никогда с ним не разговаривала.

«Что за человек? Ну какие это отношения? На первом свидании он уже что-то серьезное затеял. Что ему нужно? Это уж только он знает, что ему нужно. Да? Любви надо было, ну и получил, что хотел. А мне не надо было, рано еще. Я-то думала, поухаживает, как все люди. А он ухаживать не стал. Нафига ему ухаживать. Хотел какой-то новинки, ну и получил», — бубнила про себя Ирка.

После выпускного Данилова решила из деревни валить, причем чем раньше, тем лучше и только в Москву. В селе она оставаться уже не могла, да и не хотела. Болтовни много, да и учиться негде. Проблемка была лишь в аттестате. Их в колхозе на руки не выдавали, молодежь берегли, чтоб по городам не разбежалась. В поле нужны были крепкие руки. Аттестат нужно было получить любыми путями. Но Ирка верила в успех. Председатель колхоза раньше за ее мамкой бегал. Частенько наведывался к ней на дальние выкосы. И нет, чтоб пехом приходил, так он на служебном «козле» на свидания ездил, да еще и с водителем. Ирке об этом еще в девятом классе закадычная подруга по секрету сказала. Вся надежда на этот секрет и была. Не откажет ей председатель, выпустит на свободу.

Мамочка и отец против Москвы ничего не имели. Москва так Москва. Она могла и в Тамбов уехать, но в Москве общежитие сразу давали и стипендия выше. Ну и Москва есть Москва, что говорить — мечта.

Мамка проводила, дала карманных денег и уехала. Экзаменов никаких не было. Ирка подала заявление в строительное училище и получила койку в трехкомнатной квартире на девятом этаже общежития. Соседкой по комнате оказалась премилая бурятка Фая, которая вместе с Ирочкой пыталась освоить не самую романтичную профессию, но уж точно с самым длинным названием: маляр-штукатур, плиточник-облицовщик.


К девчонкам в квартиру ходил гость, сосед по общаге Юра. Он всегда появлялся без стука. Когда Данилова его увидела в первый раз — глаза на лоб полезли. Девчонки полуголые ходят перед ним. Одежду мерят, одеваются, раздеваются, красятся и с Юркой общаются. Никакой реакции на мужской пол. Разговаривал визитер как-то странно, слова произносил протяжно и улыбался заискивающе. Ира девчонок спросила:

— Вы чего, подруги? Перед парнем-то раздеваетесь?

Подружки разъяснили, что этот парень и не парень вовсе, а подружка их — Юрка. Оказалось, что он давно с девчонками дружит. В рестораны и на танцы с ними ходит, а там новых друзей себе ищет, из «тех, кто не против». Бывало и в глаз получал. Всякое бывало. От военной формы Юра просто млел. Так любил военных! Только про них и говорил. Иногда он уходил из ресторана очень довольный с новым другом под ручку. Уж как он их выискивал — никто не знал. Частенько после рюмки жаловался девчонкам, что пару найти очень трудно и жизнь у него тяжелая. Он был всегда в мужской одежде, коротко стрижен, гладко выбрит, опрятен и улыбчив. Юра был женат, но брак был оформлен ради московской прописки. Как только он получил комнату от завода, тут же развелся. После переезда на другой конец Москвы Юра забегал в общежитие все реже и реже. Они были рады ему, поили «подружку» чаем и слушали такие интересные и странные рассказы про неведомую им запретную «голубую» жизнь. Про мужчин в основном:

— Девочки, вот что я вам скажу! Мужики такие наглые пошли. Еду как-то в автобусе, один ко мне прижимается, прижимается… Красавец мужик, все при нем, но наглец!

Ирка как-то перед 8 марта решила пошутить над ним. Купила красивую открытку, стишок ему написала, вроде «жду ответа, как соловей лета», а в конце приписала: «С любовью и уважением, Володя» и адрес обратный: «N-ская воинская часть». Имя Владимир она не выдумала, слышала в Юриных бесконечных рассказах. Этот Володя провожал как-то Юру и розы дарил.

И вот через недельку Юра пришел на завод, принес открытку и всем рассказывал, что его поздравили, что его любят и помнят. Люди хихикали, но не хамили и парня не обижали. Он такой счастливый был в эти минуты, глаза горели! Данилова решила Юрку не расстраивать и правду не раскрывать — пусть человек немного порадуется.

Жизнь в общежитии Ирку особо не донимала. В квартире было девять человек. В комнате жили вдвоем. Мешали очереди на кухню и в уборную. Но это только утром и вечером. В целом — терпимо. Чужаков в общежитие в профилактических целях не пускали. «Береженого бог бережет», — мудро замечала вахтерша.

Но гости тянулись и тянулись к своим подругам, и остановить этот поток было невозможно. Парни лезли через крышу на девятый этаж общежития, потом рассыпались по комнатам. Иногда срывались, калечились, в милицию попадали, но количество страждущих не уменьшалось. С природой никто совладать не мог.

На проходной все было строго: выпускали с семи, пускали до одиннадцати. Ночью — дверь на засов. Стучи не стучи, хоть на улице ночуй — табу!

В выходные Ирке в общаге было муторно, поэтому по субботам она ездила к двоюродной сестре Маше с ночевкой. Та обитала в таком же общежитии, но на другом конце Москвы. Маша была старожил, в Москве жила уже два года и имела собственную комнату. В субботу сестра уходила гулять с парнем. Звали его Сергей, он был бандитом. Серега водил Машку по ресторанам и кино, а Ирка валялась на диване и наслаждалась бездельем, тишиной и халявной едой в холодильнике. Появлялась сестра только в воскресенье вечером. Маша частенько рассказывала о своем избраннике, всегда с юморком и любовью.

Серега окончил поварское училище с отличием. И не то, чтобы хорошо учился, просто парней на курсе было всего двое и они были на вес золота. В спортивном зале этого же училища он по вечерам занимался каратэ у настоящего мастера-корейца. Сенсей русского языка не знал, поэтому единственным способом общения с учениками была толстая бамбуковая палка. Серега этот язык понял, признал его сразу и, стиснув зубы, старался освоить путь самурая. Бойцовая техника шла гладко, растяжку и эластичные мышцы дала природа. С огромными, вечно разбитыми кулаками он стал похож на главного героя китайских боевиков, модных в то время.

Как-то на ринге спарринг-партнер предложил «халтуру» — охранять коммерсанта во время торговой сделки. Деньги были хорошие, и Серега с удовольствием согласился. Работа оказалась плевая — покрутился у дверей полчаса, положил конверт в задний карман брюк и ушел. Клиент был доволен и смотрел на Серегу с опаской и уважением. За такие деньги в заводской столовке повару надо было два месяца корячиться.

После этой «халтуры» все и началось. Посыпались заказы на охрану. Потом предложили работать на рынке, собирать арендную плату с лавочников. Работа ему нравилась — особо не напрягала, и на свежем воздухе. Успевал еще и каратэ заниматься. Стоило Сереге пройти по торговому ряду и потереть запястье рук, как продавцы тут же лезли в карман за деньгами. Иногда он выезжал с хозяином рынка к крупным должникам, но и там его присутствие было гарантией успеха — деньги отдавали сразу, и без лишних разговоров.

Именно в этот процветающий период своей жизни Серега познакомился с деревенской девочкой Машей. Каждый выходной он подъезжал за ней на своем не очень новом, но очень крутом «мерседесе», и они ехали в ресторан.

Ирка даже кричала от счастья, когда за Машей и Серегой закрывалась дверь:

— Ушли! Комната моя!

Практика у Даниловой была на Бескудниковском комбинате железобетонных конструкций. Производили на комбинате панели для жилых домов. Дома строились, панели делались, конвейер работал. Стали Ирку к труду приучать. Не бабье это, конечно, дело, но работали с цементом одни женщины. Мужиков в «тяжелые» цеха не брали — не выдерживали. Ирочка маялась на откосах. Панели домов огромные, но хрупкие — сколов много, вот девичьи руки их и выравнивали, заглаживали.

Для начала Ирка решила запастись раствором. Налила полное ведро, дернула, а оно от земли не отрывается. Как стояло, так и осталось стоять. Пришлось по половинке наливать, бегать больше, зато поднять могла. А дальше по накатанной: ведро с водой в левую руку, с раствором и мастерком в правую и — вперед с песней! Руки мокрые, пальцы саднит, кисти уже к обеду не слушаются, спина не гнется. Панели двигались по конвейеру с упорством рычащего бульдозера. Зазеваешься, и мастер тебя живьем съест.

Так начинались Иркины заводские мытарства. Она плакала и жаловалась, жаловалась и плакала. Но выхода не было, надо было терпеть — лимитчица. Все свои беды выговаривала по ночам в подушку: про холод и тяжелое ведро, про сложные откосы и мокрые руки, про цементные корки на ногтях. На ладонях у Ирки появились глубокие серые борозды, как в полях после ливня. Компрессы и глицерин не помогали. На все свои стоны она слышала одно и то же:

— Привыкнешь, не ты первая…

Данилова валилась с ног. После смены — сразу спать. А смены три. В цеху всегда свет горел, поэтому время суток не определялось, а рабочий день был бесконечен.

С Пашей Ирка познакомилась на автобусной остановке. Натянув вязаную шапочку на глаза от пронизывающего холода и постукивая ножками, она вдруг заметила два карих глаза, устремленных на нее. Их взгляды встретились. Мужчина улыбался.

— Подойдет — не подойдет? — гадала Ирка.

Ему было около сорока. Красный, прихваченный морозцем нос и большие карие глаза — больше ничего видно не было. В автобус сели вместе. Он подошел, снял шапку, спросил что-то. Ирка не запомнила вопроса. Все ее внимание было направлено на выступающую лысину кавалера. Он заговорил с Иркой, она ответила невпопад, конечно, ляпнула какую-то глупость, но это было уже не важно. Они друг другу понравились. Ирка была готова к знакомству. Манеры у мужчины были хорошие, речь правильная, московская, не приезжий. Для Ирки это было важно. Да и имя у него было какое-то легкое на выдохе — Пашка. Это не какой-нибудь Васька или Виктор, которых в деревне было как «собак нерезаных». Ему было тридцать восемь, ровнехонько на двадцать лет старше, в комплекте к нему прилагались жена и двое ребятишек. Пашка этого факта и не думал скрывать, он гордился наличием семьи и всегда говорил, что жену любит. Это его проблемы, решила Ирка. Она совершенно свободна, как ветер, и совесть у нее была абсолютно чиста, ну ни одного облачка.

Паша оказался уютный, чистоплотный и образованный мужик. Работал он преподавателем в военной академии, подполковник. Как там у Грибоедова? «Полковник — метит в генералы». Вот и Павел метил в полковники, причем в ближайшее время.

Ирка решила не тянуть резину и на втором свидании со счастливой улыбкой и сверкающими глазами отдалась ему. Пашка был в восторге от молодой любовницы, снял «однушку» в Медведково и перевез девушку туда. Сразу поменял грязный унитаз и засаленную плиту. Купил новый телевизор и широкую, как аэродром, тахту. Это была первая ее победа в Москве, и жизненные тяготы немного отступили. Любовник не пил, не курил и не бил. Ласковый был и заботливый. Театры и рестораны Пашка не посещал. Он любил бега. Жена с ним на бега не ходила. В дни заездов Ирка приводила себя в порядок, торжественно брала Пашку под руку, и они шли на ипподром. Ирка раньше на бегах не была. Опыт общения с лошадьми ограничивался отцовским любимцем Малышом. Конь был рыжий, с серыми пятнами, умный, хитрый и ленивый. Его стихией был отдых. Когда просил кушать, то стучал зубами. Потом долго и с явным удовольствием жевал овес. Мужиков Малыш терпеть не мог, от них несло самогоном и табаком. Женщин подпускал к себе и слушался. Отец запрягал коня по два часа, никак не мог хомут с гужами надеть. Жену звал:

— Нинка, иди сюда, с Малышом справиться не могу!

Отец брал коня за поводья и шел с ним за сеном или дровами. Перед подъемом в горку Малыш начинал пятиться назад и садился задком на телегу, норов показывал, оглобли ломал. Отец, зная характер коня, всегда с собой запасные оглобли брал. А если не в духе Малыш был, то и отца возить отказывался, ждал, пока тот с телеги слезет. Так и шли они рядом: конь и отец.

На ипподроме было прекрасно. Красивые, ухоженные лошадки, яркие наездники, тележки разноцветные. Музыка играет. Люди солидные, Ирке улыбаются, ставки делают, за своих лошадок болеют. В буфетах шампанское подают и конфеты вкусные с ромом. Над витриной большой плакат висит: «От конфет с ромом — до рома без конфет!!!» Заезды и тотализатор ее увлекли. Ирка с удовольствием ставила свой рублик на приглянувшуюся лошадку. Деньги для ставок выдавал Пашка, при этом не скупился и всегда был в прекрасном настроении. На финишных рывках Ирка, как и все вокруг, кричала неистово и громко — болела за свою избранницу. Вот уж где она находила выход своим зажатым эмоциям, так это на ипподроме. Стесняться здесь было некого, и вся ее напряженность и неуверенность куда-то растворялись.

Пашка оказался отличным любовником. Ирка приоделась, приобулась и к девчонкам в общежитие уже ходила этакой «московской павой». Квартира была хоть и съемная, но теплая и тихая. У Ирки это было первое в жизни свое жилище, и она всячески пыталась создать в нем уют. Обои отодрала в первый же день. Стены покрасила в теплые тона. Везде поставила вазочки на деревенский манер и горшки с цветами. Пашка ее хвалил. В доме была стерильная чистота и порядок. Им было хорошо вместе.

Ирка закончила учебу в училище с отличием и распределилась на завод железобетонных конструкций в Бескудниково. Приближались каникулы. Она собралась на побывку в родную деревню. Пашка предлагал отвезти ее на своей машине, но Ирка решила ехать поездом.

За билетами в очереди три часа стояла на Павелецком вокзале. Еле выстояла, а кассир глянула на нее, словно из суфлерской будки, и громким сорванным голосом заявила:

— Мест нет. Легче в Африку на лыжах уйти, чем к вам в Тамбов уехать.

Ирка эти слова на всю жизнь запомнила. С билетами помог Пашка, хотел купе взять, но Ирка заартачилась и попросила плацкарту. Так ей привычнее было.

Отпускница расположилась на нижней полке боковой плацкарты и решила почитать. Вдруг в тамбуре раздался шум. В вагоне появилась громкая компания каких-то ободранных подозрительных парней. Они поравнялись с Иркой, стали с ней заигрывать и звать в другой вагон. Данилова испугалась. Но мальчишки и не думали уходить, подсели рядом и завели разговор о житье-бытье. Ира решила, что они беглые зеки, и сидела на своей полке с выпученными от страха глазами и лицом бледной спирохеты. Выручила соседка, толстая тетка с добрыми, пухлыми ручками и наливными щечками.

— Милая, ты не бойся, они в армию служить едут. Призывники. Давай чайку попьем, присаживайся к нам. Успокойся, кто ж зекам даст по вагонам ходить.

Спасительница подвинулась на полке и освободила узкую полоску для Ирки.