Медный всадник
Часть 61 из 128 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Великий Петр…
Между этим первоначальным наброском и последним, окончательным чтением поэмы происходил, как всегда в рукописях Пушкина, упорный и вдохновенный труд над выработкой тех слов, тех оборотов, которые наиболее полно, сжато и образно выражали мысли поэта и удовлетворяли его эстетическим требованиям. Поэма, подготовленная уже в его сознании, не требовала составления предварительного плана. Первый и, вероятно, единственный ее план записан при начале Второй части (Акад., V, 467: см. настоящее издание, с. 51) и является очень сжатым резюме ее содержания, не отражающим процесс его обдумывания и составления, но лишь напоминающим о содержании в ходе работы.[453]
Черновик Вступления поэмы набрасывается кратко, в основных своих элементах, которые могут быть выражены их начальными стихами:
На берегу пустынных волн
Стоял задумавшись глубоко
Великий царь…
*
И думал Он: здесь будет град —
Отсель стеречь мы будем Шведа…
(ПД 845, л. 7 об.)
Прошло сто лет — и новый град
Полнощных стран краса и диво…
(ПД 845, л. 8)
И там где финский рыболов
Угрюмый пасынок природы…
*
Ныне там
По оживленным берегам
Теснится стройная громада…
*
И ты Великая Москва
Перед меньшим поникла братом
Столповенчанною главой
*
Красуйся, юный град! и стой
Неколебимо как Россия
Но побежденная стихия
Врагов доселе видит в нас…
(ПД 845, л. 3 об.)
Послало небо испытанье
Об нем начну простой рассказ…
*
Была ужасная пора!..
Об ней начну повествованье…
(ПД 84а, л. 9)
Таков первоначальный состав отрывочных — и тем не менее расположенных по уже заранее определенному плану — черновых набросков Вступления поэмы. В этом составе оно занимает четыре страницы тетради — листы 7 об., 8, 8 об., 9. Здесь, в этом первичном черновике Вступления к новой поэме, многое еще не развито, а только намечено, главное — отсутствует еще лирическое обращение поэта к любимому городу. Мелькнувшая мысль о том, что «Дух Петров <победил?> супротивление природы», зачеркнута, потому, быть может, что такая отвлеченная формула показалась поэту менее выразительной, чем все образное содержание Вступления, целиком проникнутое этой мыслью.
Обращение поэта к «юному граду» (или, в окончательном тексте, к «граду Петрову») в завершении Вступления (стихи 84-91) представляет собою воззвание, а точнее, заклинание, отвергающее все вызванные наводнением и бытовавшие в ту пору предсказания и легенды о неминуемой гибели города, а с ним и всего дела Петра, воплощенного в его создании. Неколебимость города и неколебимость созданной Петром новой России, неразрывно связанные между собою, — таков смысл этих восьми стихов в конце Вступления к поэме.
Заключительные строки Вступления содержат воспоминание об «ужасной поре» — о наводнении 1824 г., последнем нашествии стихии на «град Петров», принесшем столько горя и бедствий.
На этом последнем отрывке — заключительных строках Вступления — нужно остановиться подробнее. Он записан в двух, несколько различающихся между собою редакциях на л. 9 «альбома без переплета», содержащего первую черновую рукопись поэмы. Это обстоятельство — запись одновременно в двух разных редакциях, а еще более дальнейшая история отрывка, к которому Пушкин возвращался и который перерабатывал не раз, вплоть до последнего момента работы над поэмой (в писарской копии), показывают, что поэт придавал этим немногим строкам большое значение, обдумывал каждое слово, каждую формулировку. Приведем последние чтения обеих первоначальных редакций отрывка с некоторыми важнейшими вариантами:
Послало небо испытанье
Об нем начну простой рассказ —
Давно — когда [мне] я в первый раз
Услышал [грустное] [страшное] мрачное преданы
Смутясь, я сердцем приуныл
И на минутку позабыл
Свое [душевное] сердечное страданье —
И дал тогда же обещанье
*
Печальну повесть сохранить
Я дал тогда же обещанье
*
Была ужасная пора!..
Об ней начну повествованье — —
Давно когда я в первый <раз>
Услышал грустное преданье
Сердца печальные, для вас
Тогда же дал я обещанье
Стихам поверить сей рассказ
(ПД 845, л. 9)
Эти строки, набросанные как завершение Вступления к «Медному Всаднику», близко повторяют стихи, заготовленные Пушкиным более чем за десятилетие до болдинской осени 1833 г. как эпилог или, наоборот, вступление к «Бахчисарайскому фонтану». Первый из этих отрывков, задуманный как эпилог «крымской поэмы», читается:
Он кончен, верный мой рассказ,
Исполнил я друзей желанье.
Давно я слышал в первый раз
Сие печальное преданье
[Тогда] я [сердцем] приуныл
И на минуту позабыл
Безумных оргий ликованье…
(Акад., IV, 94)
Между этим первоначальным наброском и последним, окончательным чтением поэмы происходил, как всегда в рукописях Пушкина, упорный и вдохновенный труд над выработкой тех слов, тех оборотов, которые наиболее полно, сжато и образно выражали мысли поэта и удовлетворяли его эстетическим требованиям. Поэма, подготовленная уже в его сознании, не требовала составления предварительного плана. Первый и, вероятно, единственный ее план записан при начале Второй части (Акад., V, 467: см. настоящее издание, с. 51) и является очень сжатым резюме ее содержания, не отражающим процесс его обдумывания и составления, но лишь напоминающим о содержании в ходе работы.[453]
Черновик Вступления поэмы набрасывается кратко, в основных своих элементах, которые могут быть выражены их начальными стихами:
На берегу пустынных волн
Стоял задумавшись глубоко
Великий царь…
*
И думал Он: здесь будет град —
Отсель стеречь мы будем Шведа…
(ПД 845, л. 7 об.)
Прошло сто лет — и новый град
Полнощных стран краса и диво…
(ПД 845, л. 8)
И там где финский рыболов
Угрюмый пасынок природы…
*
Ныне там
По оживленным берегам
Теснится стройная громада…
*
И ты Великая Москва
Перед меньшим поникла братом
Столповенчанною главой
*
Красуйся, юный град! и стой
Неколебимо как Россия
Но побежденная стихия
Врагов доселе видит в нас…
(ПД 845, л. 3 об.)
Послало небо испытанье
Об нем начну простой рассказ…
*
Была ужасная пора!..
Об ней начну повествованье…
(ПД 84а, л. 9)
Таков первоначальный состав отрывочных — и тем не менее расположенных по уже заранее определенному плану — черновых набросков Вступления поэмы. В этом составе оно занимает четыре страницы тетради — листы 7 об., 8, 8 об., 9. Здесь, в этом первичном черновике Вступления к новой поэме, многое еще не развито, а только намечено, главное — отсутствует еще лирическое обращение поэта к любимому городу. Мелькнувшая мысль о том, что «Дух Петров <победил?> супротивление природы», зачеркнута, потому, быть может, что такая отвлеченная формула показалась поэту менее выразительной, чем все образное содержание Вступления, целиком проникнутое этой мыслью.
Обращение поэта к «юному граду» (или, в окончательном тексте, к «граду Петрову») в завершении Вступления (стихи 84-91) представляет собою воззвание, а точнее, заклинание, отвергающее все вызванные наводнением и бытовавшие в ту пору предсказания и легенды о неминуемой гибели города, а с ним и всего дела Петра, воплощенного в его создании. Неколебимость города и неколебимость созданной Петром новой России, неразрывно связанные между собою, — таков смысл этих восьми стихов в конце Вступления к поэме.
Заключительные строки Вступления содержат воспоминание об «ужасной поре» — о наводнении 1824 г., последнем нашествии стихии на «град Петров», принесшем столько горя и бедствий.
На этом последнем отрывке — заключительных строках Вступления — нужно остановиться подробнее. Он записан в двух, несколько различающихся между собою редакциях на л. 9 «альбома без переплета», содержащего первую черновую рукопись поэмы. Это обстоятельство — запись одновременно в двух разных редакциях, а еще более дальнейшая история отрывка, к которому Пушкин возвращался и который перерабатывал не раз, вплоть до последнего момента работы над поэмой (в писарской копии), показывают, что поэт придавал этим немногим строкам большое значение, обдумывал каждое слово, каждую формулировку. Приведем последние чтения обеих первоначальных редакций отрывка с некоторыми важнейшими вариантами:
Послало небо испытанье
Об нем начну простой рассказ —
Давно — когда [мне] я в первый раз
Услышал [грустное] [страшное] мрачное преданы
Смутясь, я сердцем приуныл
И на минутку позабыл
Свое [душевное] сердечное страданье —
И дал тогда же обещанье
*
Печальну повесть сохранить
Я дал тогда же обещанье
*
Была ужасная пора!..
Об ней начну повествованье — —
Давно когда я в первый <раз>
Услышал грустное преданье
Сердца печальные, для вас
Тогда же дал я обещанье
Стихам поверить сей рассказ
(ПД 845, л. 9)
Эти строки, набросанные как завершение Вступления к «Медному Всаднику», близко повторяют стихи, заготовленные Пушкиным более чем за десятилетие до болдинской осени 1833 г. как эпилог или, наоборот, вступление к «Бахчисарайскому фонтану». Первый из этих отрывков, задуманный как эпилог «крымской поэмы», читается:
Он кончен, верный мой рассказ,
Исполнил я друзей желанье.
Давно я слышал в первый раз
Сие печальное преданье
[Тогда] я [сердцем] приуныл
И на минуту позабыл
Безумных оргий ликованье…
(Акад., IV, 94)