Меч королей

Тем не менее форт был захвачен, и теперь в нашем распоряжении оказалось немногим более трех сотен воинов, десять из которых я отрядил охранять пленных ратников Хиглака, благополучно запертых в большем из двух зданий. Западные саксы держались враждебно и угрюмо, но, уступая нам числом, не имели другого выбора, как сдаться. Разоружив и посадив их под замок, мы тут же открыли южные ворота форта и пригласили мерсийцев заходить. Румвальд, опасаясь ловушки, медлил. В конце концов Бритвульф вышел к ним без щита и меча, чтобы убедить своих соотечественников, что мы свои.

— Что тебе велено было делать после того, как ты захватишь форт? — уточнил я у Румвальда. Перед тем я выяснил, что его отряд переправился через Темез под Вестминстером, потом выдвинулся по южному берегу реки.

— Разодрать мост, господин, — ответил мерсиец.

— Разодрать мост? — переспросил я. — То есть разломать его?

— Отодрать доски, чтобы ублюдки не могли сбежать. — Румвальд ухмыльнулся.

— Так, значит, Этельстан в самом деле намерен напасть на город? — Я почти уже убедил себя, что мерсийское войско пришло только для того, чтобы произвести разведку боем: побеспокоить Этельхельма, а потом отойти.

— Господь да благословит тебя! — радостно заявил Румвальд. — Он собирается атаковать, как только ты откроешь для него ворота.

— Как только я открою… — начал было я, но умолк в полной растерянности.

— Господин, он получил известие от Мереваля, — пояснил коротышка. — Там сказано, что ты откроешь северные ворота, поэтому король и пришел! Он уверен, что сможет взять город, если ворота будут открыты, и не желает, чтобы половина армии Этельхельма сбежала. Но он определенно имел в виду не эти ворота, — добавил Румвальд, заметив мое замешательство. — Господин, ты ведь собираешься открыть ворота?

— Конечно, — ответил я, припомнив, что не далее как два часа назад желал сбежать из Лундена. Выходит, Этельстан теперь ждет, что я открою для него городские ворота? — Да, собираюсь. Знамя у тебя есть?

— Знамя? — переспросил Румвальд, потом кивнул. — Господин, есть, конечно, — стяг короля Этельстана. Хочешь, чтобы я спустил эту тряпку? — Он указал на флаг Этельхельма с прыгающим оленем, до сих пор развевавшийся над северной аркой форта.

— Нет, — ответил я. — Хочу только, чтобы ты захватил знамя с собой. И не показывай его, пока я не прикажу.

— Господин, значит, мы идем в город? — В голосе Румвальда угадывалось возбуждение.

— Мы идем в город, — подтвердил я. Мне этого не хотелось, темный страх еще гнездился внутри, заставляя бояться, что сегодня именно тот день, когда огромная скала в пещере святого Кутберта обрушится на меня.

Покинув Румвальда, я взобрался по лестнице на боевую площадку над входом на мост и стал смотреть через реку. Городской дым сносило на восток, и почти ничто не указывало на то, что под этой вечной пеленой что-то происходит. Дружинники по-прежнему охраняли баррикаду на северном конце моста, еще десятка два воинов патрулировали пристани ниже по течению, вероятно с целью предотвратить дезертирство. Я видел усадьбу работорговца Гуннальда, где единственным причаленным кораблем был все тот же полузатопленный остов. Ни единой живой души я там не заметил. Зато, посмотрев на склон холма, начинавшийся от моста, я различил людей, сидящих на скамьях у наружных стен таверны «Красная свинья». Если, как выразился отец Ода, этот день должен был решить судьбу Инглаланда, то казался он каким-то на удивление мирным. Ко мне подошел Финан. Распарившись от жары, он снял шлем и снова нахлобучил шляпу из ржаной соломы.

— Нас теперь триста. — Финан облокотился на дощатый парапет.

— Да. — Я обыскивал взглядом небо в поисках знамения.

— По оценке Румвальда, у Этельстана двенадцать сотен воинов, — заметил мой друг.

— Четырнадцать, если Мереваль к нему присоединится.

— Этого должно хватить, — произнес Финан. — Если восточные англы не станут драться всерьез.

— Может быть.

— Может быть, — повторил Финан. А потом, помолчав немного, воскликнул: — Всадники!

Он вытянул руку, показывая на двух конных, скачущих вниз по холму к дальнему концу моста. Они задержались у «Красной свиньи», и прохлаждавшиеся на лавках встали, разобрали щиты, пересекли дорогу и скрылись среди западных улочек. Всадники спустились до моста и натянули поводья перед баррикадой.

— От этих эрслингов на баррикаде никакого проку, — буркнул Финан.

По моим соображениям, караульных поставили там, чтобы уклоняющиеся от участия в битве не могли сбежать через реку. Но им в любом случае не удалось бы уйти дальше форта в Судгевеорке, который, как до сих пор считали враги, находится под властью Этельхельма. Маленький отряд на баррикаде был совершенно бесполезен, и, похоже, всадники отсылали его.

— Жаль, — проворчал Финан.

— Чего жаль?

— Я надеялся прикончить ублюдка, обозвавшего меня дедулей. А теперь он улизнул.

Конные и в самом деле приказали караульным оставить баррикаду и сами поехали с ними на запад. Мы провожали их взглядами, пока они не свернули в боковую улочку.

— Теперь нам никто не помешает, — заметил Финан, и я понял, что он уловил мое нежелание.

Ребра ломило, плечи болели. Я смотрел на затянутое дымом небо, но не видел никакого знака, ни доброго, ни дурного.

— Если встретимся с Ваормундом, я сражусь с ним, — заявил ирландец спокойно. И из этих слов стало ясно, что старый друг не только мое нежелание уловил, но и мой страх.

— Пора идти, — отрубил я.

У большинства людей Румвальда на щитах красовался герб Этельстана в виде дракона с молнией. Было чудовищно опасно появляться с ними в городе, но я не мог просить воинов драться без щитов. Это был неизбежный риск, хотя я принял определенные меры: выдал части мерсийцев трофейные красные плащи, а другим раздал отобранные у гарнизона Хиглака щиты. На них были изображены рыба и крест, очевидно эмблема аббата из Басенгаса. Я тревожился, что, заметив наш переход по мосту, люди в городе распознают в нас врагов и пошлют за помощью, но их ввели в заблуждение то ли красные плащи, то ли флаг Этельхельма, до сих пор развевающийся над фортом в Судгевеорке. С тех пор как я решил перейти на южный берег, я отдавал себе отчет, что возвращение станет самым опасным моментом, и хотел, чтобы мерсийцы присоединились к нам. В результате легкого захвата форта численность наша сильно возросла, но вовсе не так, как хотелось бы. Нам нужно было достичь ворот, однако, если люди Этельхельма заподозрят, что три сотни переходящих через мост ратников представляют угрозу, дело кончится бойней на улицах Лундена. Я приказал воинам шагать вразвалку, не торопиться. Нападающие спешили бы, а мы шли медленно, и я постоянно наблюдал за покинутой баррикадой и за караульными на пристанях. Те нас заметили, но беспокойства не выразили. Мерсийцы на другом берегу исчезли, так что западные саксы вполне могли прийти к выводу, что враг отступил, а мы теперь идем на помощь главным силам Этельхельма.

И вот три сотни воинов, по меньшей мере две трети из которых шли с эмблемой Этельстана, перебрались через баррикаду. Я приказал ее не разбирать, на случай если придется отступать. Солнце стояло высоко и припекало, город лежал испуганный и молчаливый. Люди Этельхельма, как я знал, находились на северных стенах, наблюдая за армией Этельстана, тогда как жителям Лундена, будь у них хоть капля здравого смысла, следовало сидеть за закрытыми дверьми.

Пришло время покинуть мост и подниматься в город.

— Теперь следите, чтобы ваши люди двигались плотным строем! — велел я Бритвульфу и Румвальду.


— Господин, не стоит ли нам разломать настил моста? — бодро осведомился Румвальд.

— И запереть себя на этой стороне? Пусть остается как есть. — Я зашагал вверх по склону, Румвальд семенил рядом. — К тому же, — продолжил я, — если какие-то из воинов Этельхельма попытаются сбежать через мост, они все равно упрутся в закрытые ворота.

— Господин, мы оставили в форте всего десять человек. — В голосе Румвальда впервые за все время прорезалось беспокойство.

— Даже шести воинов достаточно, чтобы удерживать эти ворота целую вечность, — отмахнулся я, а сам между тем гадал, каковы наши шансы одержать победу и заставить неисчислимую рать Этельхельма разбегаться в страхе. Но этими мыслями я не поделился.

— Думаешь? — не унимался мерсиец.

— Уверен.

— Тогда он будет королем! — Былой оптимизм вернулся к Румвальду. — Еще до заката Этельстан станет королем Инглаланда!

— Только не Нортумбрии! — прорычал я.

— Нет, не Нортумбрии, — согласился Румвальд, а потом посмотрел на меня. — Господин, я всегда мечтал драться рядом с тобой! Будет о чем рассказать внукам: как я сражался под началом великого лорда Утреда!

Великий лорд Утред! Услышав эти слова, я ощутил, как сжалось сердце. Слава! Мы стремимся к ней, ценим ее, а потом она бросается на нас как загнанный в угол волк. Чего ожидает Румвальд? Чуда? Нас всего триста в городе, обороняемом тремя тысячами, а великого лорда Утреда гнетут раны на теле и страх в душе. Да, мы можем открыть ворота, можем даже удерживать их до тех пор, пока Этельстан не войдет в город, но что потом? Нас все равно будет слишком мало.

— Сражаться рядом с тобой — это честь, — сказал я Румвальду то, что он хотел услышать. — И еще нам нужна лошадь.

— Лошадь?

— Если мы захватим ворота, потребуется срочно отправить гонца к королю Этельстану.

— Ах, ну да!

В этот миг появился всадник. Он вынырнул из-за гребня холма, его серый скакун осторожно ступал по камням древней мостовой. Конник повернул в нашу сторону, и я вскинул руку, остановив отряд рядом с опустевшими скамьями у «Красной свиньи».

— Кто такие? — осведомился всадник, подъехав ближе.

— Лорд Эалстан! — назвался Бритвульф, встав справа от меня.

Финан, шедший прямо за мной, занял место слева.

Всадник видел красные плащи, символ с рыбой на позаимствованных нами щитах, но не драконов Этельстана, потому что воинов с этими щитами мы поставили в задних рядах.

— Восточные англы? — Всадник вздыбил скакуна перед нами. В суле сидел молодой человек, в кольчуге тонкой работы, из отполированной кожи сбрую украшали серебряные гвоздики, а меч покоился в окованных серебром ножнах. Тонкая золотая цепь висела на шее. Конь — великолепный жеребец — занервничал и пошел боком. Успокаивая, наездник потрепал его по гриве рукой в перчатке, ярко сверкнули два крупных перстня.

— Восточные англы и западные саксы, — надменно ответил Бритвульф. — А ты кто?

— Эдор Хэддесон, — назвался всадник, потом посмотрел на меня, и на миг на лице его появилось удивленное выражение. Но оно исчезло, когда он перевел взгляд обратно на Бритвульфа. — Я служу при дворе лорда Этельхельма. Где Хиглак?

Юнец явно узнал щиты с рыбами.

— Остался в форте, — ответил Бритвульф. — Воины Красавчика не отважились на приступ и ушли на запад, но Хиглак оставил в форте достаточный гарнизон, на случай если они вернутся.

— Ушли на запад? — переспросил Эдор. — Именно там вы и нужны, вы все!

Он снова потрепал по гриве гарцующего коня и опять взглянул на меня. Раз он состоит при дворе Этельхельма, то вполне мог видеть меня на одной из встреч между королем Эдуардом и моим зятем Сигтригром. Я в таких случаях всегда щеголял в боевом облачении вождя, с руками, унизанными золотыми и серебряными браслетами. Теперь на мне была видавшая виды кольчуга, я держал щит с выжженным на нем крестом, а лицо, все в отметинах, оставшихся после встречи с Ваормундом, пряталось под кожаными нащечниками тронутого ржавчиной шлема.

— Ты кто такой? — спросил молодой человек.

— Осберт Осбертсон, — представился я, а потом кивнул на Бритвульфа. — Его дед.

— Куда ты хочешь нас отправить? — вмешался Бритвульф.

— Идите на запад. — Эдор махнул в сторону одной из боковых дорог. — Держитесь этой улицы. В дальнем ее конце обнаружите воинов, присоединяйтесь к ним.

— Этельстан собирается там нанести удар? — спросил Бритвульф.

— Мальчик-Красавчик? Господи, нет! Это мы нападем на него оттуда.

Получается, Этельхельм намеревается атаковать армию Этельстана, возможно не с целью разгромить, просто отогнать от Лундена и пощипать при этом. Я сунул руку в кошель, потом шагнул к лошади Эдора и наклонился, закряхтев от боли в ребрах. Коснувшись мостовой, я распрямился, держа в пальцах серебряный шиллинг.

— Это не ты обронил? — спросил я у Эдора, протягивая ему блестящую монету.

На удар сердца показалось, что он устоит перед искушением, но потом алчность пересилила честность.

— Должно быть, я, — соврал он и потянулся за монетой.

Я выпустил серебряный кругляш, ухватил юнца за левую кисть и с силой дернул, отчего по моему плечу разлилась волна дикой боли. Похититель Душ, меч Финана, уже покидал ножны. Испуганный конь шагнул в сторону, но это только помогло мне выдернуть Эдора из седла. Он закричал от ярости и страха. Парень падал, но левая его нога застряла в стремени, и пришлось тянуть. Мое плечо, едва не выдернутое, пока меня тащили за хвостом лошади Ваормунда, горело так, будто кто-то ткнул в сустав раскаленной кочергой. Потом Витгар ухватил скакуна за поводья, солнце блеснуло на клинке Похитителя Душ, и дорога вдруг окрасилась алым. Эдор лежал на земле, кашляя кровью и постанывая. Похититель Душ опустился снова, на этот раз острием вниз, и пробил кольчугу, кожу и ребра. Эдор судорожно вздохнул, левая рука его потянулась ко мне, хватая воздух, потом упала. Он лежал неподвижно, устремив невидящий взор в безоблачное небо. Финан нагнулся, сорвал золотую цепь, отстегнул богатый пояс с мечом и стянул перстни с затянутых в перчатку пальцев Эдора.

— Господи! — охнул Румвальд.