Меч королей

Женщина склонилась надо мной, на мое лицо упала тень.

— Бенедетта, — проговорил я.

— Я здесь, господин, вместе с детьми. Мы все здесь.

Я закрыл глаза.

— Вздоха Змея нет, — сказал я.

— Не поняла, — отозвалась Бенедетта.

— Моего меча!

— Господин, мы вернем его, — пообещал Финан.

— Ваормунд?

— Верзила сбежал. Рванул на коне прямо в реку. Но я его найду.

— Это я найду его, — прохрипел я.

— Сейчас тебе нужно поспать, — заявила Бенедетта, положив нежную ручку мне на лоб. — Тебе нужно поспать, очень нужно.

Я уснул, и это хотя бы спасло меня от переполняющей боли. Я плохо помню тот день после того момента, как сверкающий меч Финана рассек веревку, которой меня привязали к жеребцу Ваормунда.

Меня привезли в Верламесестер. Помню, как, открыв глаза, я увидел над собой римскую арку восточных ворот, но потом, видно, снова провалился в сон или же потерял сознание от боли. Меня уложили в постель, помыли, смазали медом раны, коих оказалось множество. Мне снова снилась пещера, падающая скала грозила раздавить, но, вместо того чтобы закричать, я просто очнулся и увидел, что нахожусь в комнате с каменными стенами, освещенной коптящими свечами и тростниковым фитилем. Я пребывал в смятении. Некоторое время все, о чем я мог думать, — это о том, какими вонючими становятся свечи, когда сало, из которого они сделаны, протухает. Потом я почувствовал боль, вспомнил про свое унижение и застонал. Хотел снова провалиться в блаженное забвение, но кто-то положил мне на лоб мокрую тряпицу.

— Господин, не так-то просто тебя убить.

— Бенедетта?

— Да, это Бенедетта, — подтвердила женщина и дала мне попить слабого эля.

Я попытался сесть, она подложила мне под спину два набитых соломой мешочка.

— Мне стыдно.

— Тише. — Итальянка взяла меня за руку.

Я в смущении отдернул руку.

— Мне стыдно, — повторил я.

— Почему?

— Я — Утред из Беббанбурга. Меня унизили.

— А я — Бенедетта из ниоткуда, — заявила женщина. — Меня унижали всю мою жизнь, насиловали всю мою жизнь, держали в рабстве всю мою жизнь. Но мне не стыдно.

Я зажмурился, чтобы не заплакать, а она снова взяла меня за руку.

— Если ты связан, — продолжила Бенедетта, — то зачем стыдиться того, что сделал с тобой сильный? Это ему должно быть стыдно.

— Ваормунд. — Я произнес это имя спокойно, как бы пробуя на вкус.

— Ты убьешь его, — пообещала итальянка. — Как я убила Гуннальда Гуннальдсона.

Я позволил ей держать мою руку, но отвернулся, чтобы она не видела моих слез.

Мне по-прежнему было стыдно.



На следующий день Финан принес мою кольчугу, Осиное Жало и пояс, на котором висели ножны от Осиного Жала, принес сапоги и мой помятый старый шлем. К числу потерь относились порванная кольчуга, исчезнувший амулет и Вздох Змея.

— Господин, это мы сняли с убитого. — Финан положил Осиное Жало и шлем на кровать.

Я порадовался, что это был не мой лучший боевой шлем с серебряным волком на гребне, потому что тогда волк Беббанбурга был бы поруган.

— Шести или семи ублюдкам удалось ускользнуть, — продолжил ирландец.

— Со Вздохом Змея.

— Да, со Вздохом Змея. Но мы обязательно вернем его.


На это я ничего не ответил. Осознание моей неудачи было слишком острым, слишком сильным. О чем я думал, отплывая из Беббанбурга? Что смогу пронизать королевство западных саксов и вырезать гниль из самого его сердца? Враги оказались сильны. За Этельхельмом стоит армия, у него есть союзники, его племянник — король Уэссекса. Мне повезло, что удалось уйти живым, но стыд поражения терзал меня.

— Сколько убитых? — спросил я у Финана.

— Мы прикончили шестнадцать ублюдков, — радостно доложил он. — И взяли девятнадцать пленников. Двое мерсийцев мертвы, еще несколько тяжело ранены.

— Ваормунд, — произнес я. — У него Вздох Змея.

— Мы вернем меч, — снова пообещал Финан.

— Вздох Змея, — вполголоса проговорил я. — Его клинок был выкован на наковальне Одина, раскален в огне Тора и охлажден в крови врагов.

Финан посмотрел на Бенедетту, та пожала плечами, как бы допуская, что я брежу. Возможно, так оно и было.

— Ему нужно поспать, — сказала она.

— Нет, ему нужно сражаться, — возразил Финан. — Он — Утред Беббанбургский. Ему не пристало валяться в постели и жалеть себя. Утред Беббанбургский облачается в доспехи, препоясывается мечом и несет смерть своим врагам.

Ирландец стоял на пороге комнаты, солнце горело у него за спиной.

— У Мереваля тут пять сотен воинов, которым нечем заняться. Они болтаются тут, как дерьмо в ведре. Пора повоевать.

Я не ответил. Тело мое болело. Сердце болело. Я смежил веки.

— Мы дадим бой, — заявил Финан. — А потом вернемся домой.

— Быть может, мне следовало умереть, — пробормотал я. — Быть может, пришло время.

— Не мели чепуху! — рявкнул мой друг. — Богам твой гнилой труп в Валгалле не нужен. По крайней мере, пока. Они с тобой еще не покончили. Как ты сам всегда нас учишь: Wyrd bið ful ãræd? — Благодаря ирландскому говору он забавно коверкал слова. — Так вот, судьба твоя еще не свершилась. Боги не оставили бы тебя в живых, не будь у них своего умысла. Ты — лорд! Так что поднимайся на свои чертовы ходули, вооружайся мечом и веди нас на юг.

— На юг?

— Потому что там засели твои враги. В Лундене.

— Ваормунд, — пробормотал я и внутренне вздрогнул, вспомнив о пережитом близ зарослей терновника на ячменном поле, как Ваормунд и его присные хохотали и мочились на мое избитое нагое тело.

— Ага, он должен быть в Лундене, — процедил Финан. — Наверняка побежал домой к своему хозяину, поджав хвост.

— Этельхельм, — сказал я, называя имена врагов.

— Говорят, он тоже там. Вместе с племянником.

— Эльфверд.

— Три человека, которых ты должен убить. А этого не сделаешь, пролеживая задницу в кровати.

Я снова открыл глаза:

— Какие новости с севера?

— Никаких, — отрезал Финан. — Король Этельстан перекрыл главную дорогу под Линдкольном, чтобы предотвратить распространение чумы на юг. И остальные дороги тоже.

— Чума, — повторил я.

— Да, чума. И чем скорее мы приедем домой и узнаем, кто жив, а кто умер, тем лучше. Но я не позволю тебе вернуться на родину побитым псом. Ты добудешь Вздох Змея, перебьешь врагов и только тогда поведешь нас домой.

— Вздох Змея, — повторил я, и мысль о том, что этот великий клинок в руках у врага, заставила меня сесть.

Бенедетта подала руку, чтобы помочь, но я отказался. Спустив ноги на устланный сеном пол, я судорожным рывком поднялся.

— Помоги мне одеться, — потребовал я. — И подыщи для меня меч.

Потому что мы отправлялись в Лунден.



— Нет! Нет, мы не идем в Лунден, — заявил Мереваль на следующее утро.

Нас собралась дюжина. Мы сидели во дворе большого верламесестерского господского дома, очень похожего на дом в Сестере, что неудивительно, поскольку и тот и другой построили римляне. Люди Мереваля перетащили на солнечную сторону скамьи, на которых разместились двенадцать человек. Однако поблизости находилось еще около сотни, слушавших нас. Слуги разнесли эль. У порога рыли землю несколько кур, сонная собачонка наблюдала за ними. Финан сел справа от меня, отец Ода — слева. Остальной совет состоял из двух священников и командиров отряда Мереваля. Чувствовал я себя отвратительно. Я знал, что мое тело будет болеть много дней. Левый глаз наполовину заплыл, левое ухо запечатал сгусток крови.

— Сколько воинов в гарнизоне Лундена? — уточнил отец Ода.

— По меньшей мере тысяча, — ответил Мереваль.