Меч королей

Костер я разводить не разрешил. Ваормунд мог отрядить ночью людей вслед за нами, огонь выдаст нас, даже если его разжечь внутри старого амбара. Мы поужинали холодными овсяными лепешками и сушеной рыбой, попили водички из источника, который Рэдвал рекомендовал как чистый. Потом я велел гребцам укладываться спать в одном конце амбара, женщины и дети расположились в другом, я со своими воинами — посередине. Добычу, то есть запасную одежду, кольчуги, деньги и копья, я поместил рядом с женщинами. Затем велел дружинникам обнажить мечи. Тусклый лунный свет сочился через проломленную крышу здания, его вполне хватило, чтобы гребцы различили блеск стали.

— Я закую вас, — сказал я им. На пару ударов сердца воцарилась тишина, потом послышался недовольный гул. — Я вас освобожу, — успокоил я их. — Я дал вам слово и сдержу его. Но эту ночь вы проведете в цепях, возможно в последний раз. Иммар, Осви! Выполняйте.

Именно поэтому я взял цепи. Гребцы нечеловечески устали, и, вероятно, этого бы хватило, чтобы они беспробудно спали всю ночь, но предупреждение Бенедетты не давало мне покоя. Человеку, лодыжка у которого прикована к цепи, трудно двигаться тихо, а любая попытка снять путы наверняка разбудит нас. Бенедетта и женщины наблюдали, как Осви и Иммар возятся со звеньями. Заклепать их как полагается возможности не было, так что они просто делали грубые узлы на концах цепей.

— А теперь спать, — сказал я гребцам и, чуть понаблюдав, как они мрачно укладываются в гнилой соломе, вышел с Финаном на улицу. — Нам понадобятся часовые.

Мы смотрели через луга туда, где серебрилась в лунном свете река, бегущая между ивами.

— Думаешь, ублюдки преследуют нас?

— Вполне возможно. Но даже если нет…

— Нам нужны часовые, — закончил он за меня.

— Я дежурю первую часть ночи, а ты вторую, — сказал я. — Каждый из нас возьмет троих воинов.

— Здесь? — спросил он.

Мы стояли снаружи амбара.

— Один здесь, — ответил я. — А ты или я с остальными двумя — внутри.

— Внутри?

— Ты доверяешь рабам? — осведомился я.

— Они ведь связаны.

— И терять им нечего. Они знают, что за нами погоня. Почему бы им не прийти к выводу, что лучше бежать сейчас, чем дожидаться, когда нас захватят воины Ваормунда?

На удар сердца ирландец задумался.

— Господи, — пробормотал он едва слышно. — Ты в самом деле думаешь, они осмелятся напасть на нас?

— Думаю, нам следует быть наготове, если такое случится.

— А их человек тридцать. Если нападут… — Он не договорил.

— Даже половины хватит, — подтвердил я. — Впрочем, это все только мои страхи.

— И если они решатся?

— Перебьем их быстро и без жалости, — мрачно проронил я.

— Господи, — повторил Финан.

— Предупреди всех наших, — добавил я.

Мы вернулись в амбар. Через неровные дыры в кровле падал лунный свет. Мужчины храпели. Заплакала девочка, Бенедетта тихонько запела, успокаивая ее. Спустя некоторое время плач прекратился. В лесу заухала сова.

Поставив Осви снаружи, я остался внутри вместе с Беорнотом и Гербрухтом. Мы все трое привалились к стене в глубокой тени. Мы не разговаривали, и мысли мои блуждали, пока я боролся со сном. Мне вспоминался дом в Лундене, где я жил с Гизелой. Я пытался воскресить в памяти ее лицо, но ничего не получалось. Как всегда. Стиорра, моя дочь, была вылитая мать, но Стиорра тоже умерла, и ее лицо также ускользало от меня. Кого я помнил, так это Равна, слепого скальда, отца Рагнара Бесстрашного. Это Рагнар захватил меня, когда я был еще ребенком. Сначала превратил в раба, а потом принял как своего сына.

Равн был великим воином, пока меч сакса не забрал у него глаза, и тогда стал скальдом. Когда я сказал, что не знаю, кто такой скальд, он рассмеялся.

— Мы рифмоплеты, — пояснил Равн.

— Прядильщики?

— Поэты, малец. Те, кто сплетает грезы, люди, создающие славу из ничего и кружащие тебе голову своим творением.

— А какая польза от поэта? — спросил я.

— Никакой, парень, совершенно никакой! От них нет ни малейшего толка! Но когда мир рухнет, души павших будут петь их песни в Валгалле, и слава Мидгарда никогда не умрет.

Равн много рассказал мне о своих богах. Теперь, когда я стал таким же старым, как Равн в дни нашего знакомства, мне хотелось расспросить его еще о многом. По его убеждению, в загробном мире есть место для семей.

— Я снова увижу свою жену, — с тоской сказал он.

Я был тогда слишком молод, чтобы найтись с ответом, и слишком глуп, чтобы расспросить поподробнее. Тогда мне хотелось слушать истории про битвы, но теперь, в освещенном луной амбаре, я цеплялся за эти услышанные давным-давно слова и мечтал, что Гизела ждет меня в некоем залитом солнцем чертоге. Я снова попытался представить ее лицо, ее улыбку. Иногда видел ее в своих снах, но никогда наяву.


— Господин! — прошипел Беорнот, толкнув меня в бок.

Я, верно, задремал, но резко проснулся. Обнаженный Вздох Змея лежал, спрятанный в соломе, рядом со мной, и я инстинктивно нащупал рукоять. Я бросил взгляд направо, туда, где устроились на ночлег гребцы. Я ничего не видел и не слышал, кроме храпа, но спустя какое-то время уловил невнятное бормотание и предположил, что именно этот звук встревожил Беорнота. Слова разобрать не получалось. Бормотание стихло, потом возобновилось. Я слышал тихое шуршание соломы и позвякивание цепей. Звуки не прекращались всю ночь, но спящим людям не запретишь шевелить ногами, поэтому я отбросил тревогу. Луна клонилась к закату, так что через дырявую крышу просачивалось мало света, все гребцы вроде бы спали. Я навострил уши, стараясь уловить звон цепи, осторожно протаскиваемой через кольцо на ножном браслете, но слышал только храп. Прокричала сова. Один из ребятишек заплакал во сне, на него зашикали. Еще раз звякнула цепь, наступила тишина, потом звук повторился. Зашуршала солома, и снова все замерло. Я напряженно ждал, рука сжимала рукоять Вздоха Змея.

И тут здоровенный детина, казавшийся призрачной тенью в темноте, поднялся и с ревом кинулся на меня. За спиной у него лязгнула цепь. Я тоже издал крик — бессловесный крик ярости — и вскинул Вздох Змея, позволив верзиле напороться на клинок. Я пытался устоять, но противник своим весом опрокинул меня на Беорнота, и мы оба повалились. Вздох Змея вошел глубоко, пронзая слой мышц, но детина, все еще вопя, ударил меня саксом, видимо тем самым, какой я дал Иренмунду, и я почувствовал, как рвется кольчуга и острая боль разливается по левому плечу. Меня пришпилили к полу амбара. Я все еще сжимал Вздох Змея и вдруг ощутил, как теплая кровь течет по правой руке. Беорнот орал, дети ревели, Финан сыпал проклятиями, но видеть ничего я не мог, потому что здоровяк навалился сверху. Он дышал судорожно, выдыхая прямо в лицо. Я скинул его с себя, кое-как поднялся на колени и потянул Вздох Змея. Мне следовало воспользоваться Осиным Жалом, потому что длинным клинком тут негде было размахнуться. Прежде чем я успел высвободить меч, на меня накинулись еще двое рабов, лица которых были перекошены от ярости и злобы. Первый атаковавший верзила сдыхал, но цепко ухватил меня за левую ногу. Я провернул Вздох Змея у него в потрохах в тот самый миг, когда один из двоих пырнул меня в живот. В свете луны я разглядел короткий ножичек у него в руке. Я извернулся, но из-за хватки умирающего споткнулся и снова упал. Человек с ножом повалился на меня, рыча и норовя достать мой правый глаз. Я перехватил его кисть левой рукой, правой продолжая сжимать Вздох Змея. Раб снова зарычал, изо всех сил пытаясь продавить мою защиту и ударить ножом. Ему пришлось долго ворочать веслом, и силой он обладал недюжинной. Я намеревался рубануть его Вздохом Змея по шее, но его приятель пытался вырвать у меня меч. Мне, помнится, подумалось: вот ведь какая глупая смерть! Первый противник мало-помалу приближал нож. В полусумраке амбара я разглядел, что это на самом деле не нож, а большой корабельный гвоздь, костыль. Кряхтя от напряжения, раб тянулся воткнуть его мне в глаз, тогда как я пытался остановить его руку и одновременно не выпустить Вздох Змея.

Я проигрывал битву. Костыль неумолимо приближался, гребец был сильнее меня. Потом, совершенно неожиданно, глаза его расширились, он перестал рычать, обессилевшая рука разжалась, и длинный гвоздь упал, едва не угодив мне в глаз. Раба вырвало кровью, густой поток которой казался в ночи черным. Она хлынула с такой силой, что ослепила меня, залив все лицо теплой жижей. В перерубленном горле хрипело и клокотало. Почти в тот же миг второй противник выпустил как мою руку, так и рукоять Вздоха Змея.

Завизжала женщина. Я встал, застонав одновременно от страха и от облегчения. Амбар вонял кровью. Гребец, пытавшийся вырвать у меня Вздох Змея, пятился перед нацеленным на него копьем. Его ранили в ребра, видимо, этим самым копьем, и я прикончил его, полоснув на обратном замахе по горлу. Верзила, напавший первым, до сих пор держал меня за ногу, но это был уже посмертный хват. Направив окровавленный меч вниз, я пробил ему руку, а затем, опьяненный гневом, вогнал Вздох Змея в глаз и погрузил глубоко в череп.

Послышался стон, женщины охали, дети плакали, потом наступила тишина.

— Кто-нибудь ранен? — спросил Финан.

— Я, — с досадой отозвался я. — Но жить буду.

— Ублюдки, — прошипел Финан.

Десятеро из гребцов сочли, что для них выгоднее всего убить нас, и теперь все десять были либо мертвы, либо испускали дух. Остальные сбились в кучу у дальней стены. Среди них был Иренмунд.

— Господин, мы не знали… — начал он.

— Тихо! — рявкнул я. Потом нагнулся и вытащил из руки убитого сакс. Я повернулся к Иренмунду. — Как у него оказался этот меч?

— Я спал, господин, — испуганно прошептал дан. — Он, верно, украл его!

Здоровяк стащил меч, потом тихо и неприметно развязал узлы на одной из цепей. Он ослаблял их звено за звеном, работая в темноте, пока не счел, что его движения ничто не сдерживает.

А визжала, как оказалось, Бенедетта, но не от боли, а от страха, когда ткнула копьем человека, пытавшегося вырвать Вздох Змея. Итальянка до сих пор сжимала оружие, лунный свет отражался в ее расширенных глазах. Ее удивление было пустяком в сравнении с тем, которое испытал я, увидев рядом с ней крошку Алайну, тоже с копьем. Именно Алайна вонзила острие в глотку рабу, пытавшемуся заколоть меня самодельным ножом. Девочка казалась совершенно невозмутимой, только гордо смотрела на меня.

— Спасибо, — прохрипел я.

Две другие девочки тоже схватили копья и помогли моим парням, разбуженным внезапно разгоревшейся дракой. Освобожденные рабы наверняка задавили бы нас числом, но им мешала цепь, и при них имелись только один меч и два самодельных ножа. Моим людям как раз достало времени, чтобы схватиться за оружие.

— Все висело на волоске, — поделился я с Финаном, когда на востоке забрезжил хмурый рассвет.

— Как твое плечо? — спросил он.

— Порез глубокий, онемело, но пройдет.

— Нас спасли женщины.

— И ребенок.

— Это просто маленькое чудо, — согласился Финан.

Я едва не погиб той ночью, и выручила меня девочка с копьем. Мне довелось участвовать очень во многих битвах и слишком часто стоять в «стене щитов», но тогда я ощутил близость смерти, как никогда прежде, остро. До сих пор помню, как этот костыль неотвратимо приближается к моему глазу, и чувствую зловонное дыхание невольника, до сих пор ощущаю страх выпустить из руки Вздох Змея и тем самым лишиться места в Валгалле. Но затем семилетняя девочка прогнала смерть прочь.

Wyrd bið ful ãræd.



На рассвете мы не обнаружили никаких признаков преследования, но это вовсе не означало, что враги отказались от погони. Над заливными лугами висел туман, и в этом тумане, так же как среди деревьев на холмах и в зарослях по окраинам полей, могли укрываться десятки разведчиков, выискивающих нас. На заре приехал на большой серой кобыле Рэдвал и привез нам в подарок твердого сыра и хлеба.

— Господин, я послал ночью двух человек в Верламесестер, — сообщил он. — Они не вернулись.

— А ты их ждал?

— Нет, если у них есть голова на плечах. — Он посмотрел на окутывавший реку туман. — Восточных англов мы не видели уже пару недель, так что с их стороны опасности быть не должно. Сдается мне, что мои посыльные вернутся вместе с отрядом людей Мереваля. А ты, господин? Что ты намерен делать?

— Тут я не останусь, — сказал я.

Рэдвал посмотрел на детей, копошащихся у дверей старого амбара.

— С малышами ты далеко не уйдешь, — заметил он.

— А если подталкивать их острием копья в задницу? — уточнил я, заставив его рассмеяться. — Я создал тебе проблему.

— Проблему, господин?

Я проводил его в амбар и показал убитых гребцов.

— Да, это проблема. — Он нахмурился.

— Можно перетащить трупы в лес, — предложил я. — Звери их растерзают.