Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология
Часть 67 из 147 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ.
Так светло, уютно в землянке,
Тихо в печке поленья горят,
Вьются, прыгают искры-былинки
И о чем-то со мной говорят.
Вы горите, дрова, веселее,
Грей меня, огонек золотой.
Пусть в душе моей станет светлее,
И не буду я так одинока.
Не согрела меня горе-доля,
Много сил и огня отняла,
Познакомила с горькой неволей,
А взамен ничего не дала.
Не видала я от мальчиков ласки,
Дней счастливых я в них не нашла,
Не свивала меня ночь светлой сказкой.
На заре поцелуй не звучал.
20 января 1925 г.
Нужно поставить сто лошадей в десяти стойлах, чтобы в каждом стойле была одна лошадь???
С Т О Л О Ш А Д Е Й
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
3 февраля 1925 года.
Вот сейчас семь часов вечера, я сижу дома одна и думаю: когда-то будет лето… февраль, март, апрель, май, июнь, июль… Если я дождусь, то я должна написать в те месяцы что-нибудь. Буду ждать! Остаюсь жива и здорова.
Шура Голубева.
* * *
Ох, вы звери, мои звери, звери лютые мои,
Растерзайте мое тело, тело белое мое,
Выньте сердце, отнесите другу милому мому,
Милый взглянет, усмехнется,
Все, может, вспомнит про меня…
1925 г., 10 февраля, я писала на постели, лежала и писала в 9 час. утра.
Прибаутка
И туда-сюда дорожка,
И туда-сюда межа.
Кто мого С — у полюбит
Тот покушает ножа.
Бабы — дуры, бабы — дуры,
Бабы — бешеный народ,
Увидали девку с парнем
И стоят разинув рот.
Не скажу, кого люблю,
Не скажу которого,
У него четыре брата,
Люблю чернобрового.
Я хожу, хожу-гуляю,
Гуляю у сада,
Милый не был три недели,
Какая досада.
Я страдала, страдать буду,
И собой не дорожу,
Мать мне голову отрубит,
Я баранью привяжу.
Вот мы сейчас сидели с Женей на лавочке, а я даже не знаю, на какой это улице. Шура-Дура, черт!
24 февраля 1925 года.
Сижу дома и никак не могу ни с чем сообразиться. Уж так мне скучно! Я одна, тихо в комнате. Дина ушла на репетицию, а мне не захотелось, и я осталась дома. Не знаю, что и делать? Идти никуда не хочется, подруг иметь не хочется, любви тоже. Все через Серку! Ах, зачем я так рано любила? Неужели я не знала, что это — ложь, обман? Неужели я не знала, что это не надолго, и думала, что это легко, но теперь…
О, где же года 1923 и 1924? Теперь только слезы и слезы…
Голубева Шура, 17 лет.
* * *
Я когда с тобой гуляла —
Так светло, уютно в землянке,
Тихо в печке поленья горят,
Вьются, прыгают искры-былинки
И о чем-то со мной говорят.
Вы горите, дрова, веселее,
Грей меня, огонек золотой.
Пусть в душе моей станет светлее,
И не буду я так одинока.
Не согрела меня горе-доля,
Много сил и огня отняла,
Познакомила с горькой неволей,
А взамен ничего не дала.
Не видала я от мальчиков ласки,
Дней счастливых я в них не нашла,
Не свивала меня ночь светлой сказкой.
На заре поцелуй не звучал.
20 января 1925 г.
Нужно поставить сто лошадей в десяти стойлах, чтобы в каждом стойле была одна лошадь???
С Т О Л О Ш А Д Е Й
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
3 февраля 1925 года.
Вот сейчас семь часов вечера, я сижу дома одна и думаю: когда-то будет лето… февраль, март, апрель, май, июнь, июль… Если я дождусь, то я должна написать в те месяцы что-нибудь. Буду ждать! Остаюсь жива и здорова.
Шура Голубева.
* * *
Ох, вы звери, мои звери, звери лютые мои,
Растерзайте мое тело, тело белое мое,
Выньте сердце, отнесите другу милому мому,
Милый взглянет, усмехнется,
Все, может, вспомнит про меня…
1925 г., 10 февраля, я писала на постели, лежала и писала в 9 час. утра.
Прибаутка
И туда-сюда дорожка,
И туда-сюда межа.
Кто мого С — у полюбит
Тот покушает ножа.
Бабы — дуры, бабы — дуры,
Бабы — бешеный народ,
Увидали девку с парнем
И стоят разинув рот.
Не скажу, кого люблю,
Не скажу которого,
У него четыре брата,
Люблю чернобрового.
Я хожу, хожу-гуляю,
Гуляю у сада,
Милый не был три недели,
Какая досада.
Я страдала, страдать буду,
И собой не дорожу,
Мать мне голову отрубит,
Я баранью привяжу.
Вот мы сейчас сидели с Женей на лавочке, а я даже не знаю, на какой это улице. Шура-Дура, черт!
24 февраля 1925 года.
Сижу дома и никак не могу ни с чем сообразиться. Уж так мне скучно! Я одна, тихо в комнате. Дина ушла на репетицию, а мне не захотелось, и я осталась дома. Не знаю, что и делать? Идти никуда не хочется, подруг иметь не хочется, любви тоже. Все через Серку! Ах, зачем я так рано любила? Неужели я не знала, что это — ложь, обман? Неужели я не знала, что это не надолго, и думала, что это легко, но теперь…
О, где же года 1923 и 1924? Теперь только слезы и слезы…
Голубева Шура, 17 лет.
* * *
Я когда с тобой гуляла —