Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология
Часть 62 из 147 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Хозяйка его — я, Шура Голубева.
* * *
Мы сидели дома в 9 час. вечера: я, Дина, Люба, Коля Ложкин. Я думала, что приехала жить в общежитие дома имени Ленина от мамы, из дома Тешкина, на самое короткое время, а вот уже декабрь, и я еще живу с девочками — Диной и Любой. Когда-то я расстанусь с общежитием? Тогда напишу на память… Шура Голубева, 17 лет.
декабря 1924 г.
Сочинения А. П. Голубевой
По фабричной улице
В Ленинском доме
Есть три барышни у нас
С фабрики Калинина.
Много звездочек на небе,
Половина месяца —
В доме Ленина девчонки
От любви бесятся.
С утра и до ночи у них
Песни, пляски слышишь…
Люба с Диной сподтишка,
Одна Шурка с горлышка…
* * *
С сегодняшнего дня 6 декабря я начала работать на банкоброшах. Все может быть! В скором времени буду я банкоброшница.
На память Шуре Голубевой от Коли Ложкина.
Не трудно влюбиться,
Но трудно любить,
Но трудно расстаться,
Любовь позабыть.
Ты хочешь знать, кого люблю я
Его не трудно отгадать.
Будь повнимательней читая,
Я не могу тебе сказать.
Коля Ложкин. 7 декабря 1924 года.
* * *
Вечером, 9 декабря 1924 года.
Сегодня я сходила на фабрику, пришла с фабрики в 10 час. утра, разулась и легла на диван читать книжку о половой жизни молодежи, да и затем уснуть до 3 часов дня, покамест придет с фабрики Дина. Ну, я легла на диван и, наверное, читала с полчаса, а Динке оставила записку, чтобы меня разбудила. Ну, сплю. Пришла с фабрики Динка, будит меня: «Шура, Шура, вставай!» — а я не захотела, и еще уснула. Проснулась я, и захотелось мне напиться чаю. Вдруг стук в комнату, я отвечаю: «Войдите!» Пришел к нам Ложкин Коля и говорит: «Я хотел лечь дома спать, но боюсь просплю на партдень к семи часам». Я сходила за кипятком, напились мы с Динкой чаю, а Колька лег на мою кровать и говорит: «Ох, если бы было возможно, то я уснул бы здесь… Да боюсь, что вы меня не разбудите!»
Кончили мы пить чай, Динка стала возиться с Колькой, вдруг стук. «Войдите!» Пришел Женя Наседкин за Динкой на собрание, а она говорит: «Сегодня — не комсомольский день, я не пойду на парт-день, я лягу спать». Потом Дина мне говорит: «Шура, пойдем на собрание (вот гудит гудок на ситцево-набивной — 9 часов вечера) в дом советов, а?» — «Нет, нет!» — «Идем, ну, что мы будем сидеть дома, — мы выспались, идем, Шур!» — «Нет, Дина, если хочешь — идем гулять, а не на собрание». Она говорит: «Ну, идем!» Идем, так идем. Мы оделись, обулись — я, как всегда, в своем пиджаке песочного цвета, в красной повязке, в туфлях и в галошах. Коля говорит: «Девочки, идемте со мною, вы меня, кстати, проводите для прогулки». На улице так хорошо: не особенно ветрено, не особенно мокро.
Шли мы по фабричной улице — конечно, Коля взял нас под руки, шли до самого дома советов. Дошли до театра, вдруг два пьяных парня толкнули (сейчас поем хлебца с маслом, буду еще писать) Кольку. Ну, тут, как и всегда пьяные, стали придираться — мы с Динкой скорей, скорей, да и отошли ото всех: и от пьяных, и от Кольки с Женькой. Идем тихонечко, дошли до больницы Семашки — вдруг там в садочке сидят мужчины на лавочке, а оказывается, там один был в припадке. Мы зашли в ограду, посмотрели на припадочного — он лежал на земле с разбитой головой и с пеной у рта. Ну, посмотрели и пошли дальше по Сталинской улице, дошли до магазинов, поинтересовались на выставке материалами и пошли дальше. Вдруг навстречу Серко с товарищем. Подошли к нам. Серко и говорит: «Пойдемте, девчата, пройдемся!» Мы согласились, Серко взял нас под руки, и пошли мы по Сталинской улице с большими разговорами. Дошли до дома, попрощались и разошлись мы домой, а наши ребята — уж и не знаю: куда пошли? Пришла домой, я прямо разделась и скорей давай записывать на память нашу прогулку. А теперь нужно спать! Ну, остаюсь жива и здорова до следующего дня. Динка уже лежит в постели. Закончила писать в 10 часов вечера. Писала волна — узнайте: кто она?
* * *
Никогда я не забуду
Твое милое лицо,
И вечно помнить буду —
Приятно время так текло.
В правом углу страницы написано большими буквами:
ШУРА-ДУРА.
Один лишь поцелуй,
Одно лишь необдуманное слово,
И мир уже не тот,
И счастье не вернется вновь.
10 декабря, вечером, когда не хотелось спать.
Без числа, на отдельном листке:
Когда-то я видела в свою жизнь раз затмение луны, это мне пало на память. Я тогда жила у мамы. В ту ночь я гуляла с Серко, а теперь о Серко и о тех вечерах мне остались одни слезы. Остаюсь жива и здорова, Шура Голубева, 17 лет.
* * *
* * *
Мы сидели дома в 9 час. вечера: я, Дина, Люба, Коля Ложкин. Я думала, что приехала жить в общежитие дома имени Ленина от мамы, из дома Тешкина, на самое короткое время, а вот уже декабрь, и я еще живу с девочками — Диной и Любой. Когда-то я расстанусь с общежитием? Тогда напишу на память… Шура Голубева, 17 лет.
декабря 1924 г.
Сочинения А. П. Голубевой
По фабричной улице
В Ленинском доме
Есть три барышни у нас
С фабрики Калинина.
Много звездочек на небе,
Половина месяца —
В доме Ленина девчонки
От любви бесятся.
С утра и до ночи у них
Песни, пляски слышишь…
Люба с Диной сподтишка,
Одна Шурка с горлышка…
* * *
С сегодняшнего дня 6 декабря я начала работать на банкоброшах. Все может быть! В скором времени буду я банкоброшница.
На память Шуре Голубевой от Коли Ложкина.
Не трудно влюбиться,
Но трудно любить,
Но трудно расстаться,
Любовь позабыть.
Ты хочешь знать, кого люблю я
Его не трудно отгадать.
Будь повнимательней читая,
Я не могу тебе сказать.
Коля Ложкин. 7 декабря 1924 года.
* * *
Вечером, 9 декабря 1924 года.
Сегодня я сходила на фабрику, пришла с фабрики в 10 час. утра, разулась и легла на диван читать книжку о половой жизни молодежи, да и затем уснуть до 3 часов дня, покамест придет с фабрики Дина. Ну, я легла на диван и, наверное, читала с полчаса, а Динке оставила записку, чтобы меня разбудила. Ну, сплю. Пришла с фабрики Динка, будит меня: «Шура, Шура, вставай!» — а я не захотела, и еще уснула. Проснулась я, и захотелось мне напиться чаю. Вдруг стук в комнату, я отвечаю: «Войдите!» Пришел к нам Ложкин Коля и говорит: «Я хотел лечь дома спать, но боюсь просплю на партдень к семи часам». Я сходила за кипятком, напились мы с Динкой чаю, а Колька лег на мою кровать и говорит: «Ох, если бы было возможно, то я уснул бы здесь… Да боюсь, что вы меня не разбудите!»
Кончили мы пить чай, Динка стала возиться с Колькой, вдруг стук. «Войдите!» Пришел Женя Наседкин за Динкой на собрание, а она говорит: «Сегодня — не комсомольский день, я не пойду на парт-день, я лягу спать». Потом Дина мне говорит: «Шура, пойдем на собрание (вот гудит гудок на ситцево-набивной — 9 часов вечера) в дом советов, а?» — «Нет, нет!» — «Идем, ну, что мы будем сидеть дома, — мы выспались, идем, Шур!» — «Нет, Дина, если хочешь — идем гулять, а не на собрание». Она говорит: «Ну, идем!» Идем, так идем. Мы оделись, обулись — я, как всегда, в своем пиджаке песочного цвета, в красной повязке, в туфлях и в галошах. Коля говорит: «Девочки, идемте со мною, вы меня, кстати, проводите для прогулки». На улице так хорошо: не особенно ветрено, не особенно мокро.
Шли мы по фабричной улице — конечно, Коля взял нас под руки, шли до самого дома советов. Дошли до театра, вдруг два пьяных парня толкнули (сейчас поем хлебца с маслом, буду еще писать) Кольку. Ну, тут, как и всегда пьяные, стали придираться — мы с Динкой скорей, скорей, да и отошли ото всех: и от пьяных, и от Кольки с Женькой. Идем тихонечко, дошли до больницы Семашки — вдруг там в садочке сидят мужчины на лавочке, а оказывается, там один был в припадке. Мы зашли в ограду, посмотрели на припадочного — он лежал на земле с разбитой головой и с пеной у рта. Ну, посмотрели и пошли дальше по Сталинской улице, дошли до магазинов, поинтересовались на выставке материалами и пошли дальше. Вдруг навстречу Серко с товарищем. Подошли к нам. Серко и говорит: «Пойдемте, девчата, пройдемся!» Мы согласились, Серко взял нас под руки, и пошли мы по Сталинской улице с большими разговорами. Дошли до дома, попрощались и разошлись мы домой, а наши ребята — уж и не знаю: куда пошли? Пришла домой, я прямо разделась и скорей давай записывать на память нашу прогулку. А теперь нужно спать! Ну, остаюсь жива и здорова до следующего дня. Динка уже лежит в постели. Закончила писать в 10 часов вечера. Писала волна — узнайте: кто она?
* * *
Никогда я не забуду
Твое милое лицо,
И вечно помнить буду —
Приятно время так текло.
В правом углу страницы написано большими буквами:
ШУРА-ДУРА.
Один лишь поцелуй,
Одно лишь необдуманное слово,
И мир уже не тот,
И счастье не вернется вновь.
10 декабря, вечером, когда не хотелось спать.
Без числа, на отдельном листке:
Когда-то я видела в свою жизнь раз затмение луны, это мне пало на память. Я тогда жила у мамы. В ту ночь я гуляла с Серко, а теперь о Серко и о тех вечерах мне остались одни слезы. Остаюсь жива и здорова, Шура Голубева, 17 лет.
* * *