Марионетка

— Так, без всякого предположим. Вы же сами коврик к ветке примотали. Сидеть неудобно было? Теперь-то точно удобно будет. Главное, долго.

— При чем тут береза? — вновь спросил Туз. — Ну, сидел я там, и что?

— Как что? — удивился полковник. — Вы сидели и наблюдали за Локтионовым. С того места виден только край террасы, конечно, но тем не менее. Вы дождались, когда Локтионов останется наконец один, спустились и убили его. Понимаете, Алексей Михайлович? Это неопровержимая улика. У нас есть доказанный факт того, что вы следили за убитым непосредственно перед тем, как убийство произошло. Этого достаточно. И мне, и суду.

— Вы же знаете, что я следил не за ним!

— Ой! — Реваев бросил ручку на стол. — Ой, Алексей Михайлович. Вы еще скажите, что Локтионова вас видела и может подтвердить ваше безобидное хобби. Чего вы молчите? Я знаю, что она видела. У вас там вообще, странная компания подобралась. Вот только, уверяю вас, в суде, где будет куча народу, а может, даже еще пара журналистов заявится, она этого не признает никогда. Ей еще жить дальше в этом чудесном домике, который достался ей от покойного супруга, в окружении чудесных соседей, которым такой, нет, — Реваев развел руки в стороны, — вот аж такой повод для пересудов она дать точно не осмелится.

Туз угрюмо молчал.

— А вот следствие, если вы вдруг заявите свою версию с вуайеризмом, предоставит суду справку о состоянии вашего здоровья, где будет указано, что женщины вас в принципе интересовать не могут. И все. Нет, извините, вру. Не все. Вот еще заключение экспертизы, согласно которому рост убийцы составлял 160–165 сантиметров. Вы знаете, как это определяется? По углу, под которым наносится удар. Все очень просто. Так что убийца был совсем невысокий. Мы, кстати, с вами оба подходим под размер. Вот только в клетке сидеть будете вы, Туз.

Реваев устало вздохнул. У него опять начинала болеть голова. Полковник достал бутылку с водой и, открутив крышку, сделал несколько глотков прямо из горлышка.

— В общем, так, Алексей Михайлович, дело я в суд передам и без ваших признаний. Но поскольку с ними оно будет выглядеть, скажем так, элегантнее, предложение у меня к вам простое. Даете показания, и в суде гособвинение будет просить срок по нижней планке. Десять. Через семь выйдете досрочно. Если нет, то не обессудьте. Как минимум пятнадцать вам гарантировано.

Реваев сделал еще глоток воды и закрутил крышку.

— Решайте, Туз. Чем скорее я подготовлю обвинительное заключение, тем быстрее уйду в отпуск. Конечно, так себе мотивация, в сравнении с вашей, но тем не менее.

— И долго действует это ваше предложение? — Туз, не моргая, смотрел на Реваева.

— Ну, как долго, — Реваев взглянул на часы, — еще пару минут действует. А дальше, как говорится, действовать будем мы.

Реваев быстро заполнил шапку протокола допроса и поднял глаза на подследственного.

— Похоже, мы друг друга не поняли. Жаль. Вас жаль.

Реваев нажал кнопку, вызывая конвоира. Почти сразу лязгнул замок на двери.

— Подождите, не надо, — Туз в отчаянии провел руками по лицу, оставляя на коже быстро исчезающие белые полосы, — я скажу. Я все вам скажу.





* * *


В огромной гостиной дома Локтионовых место нашлось для всех. Полина с дочерью сидели, обнявшись, на диване, напротив, на таком же точно диване, располагались Реваев и Крылова. Диваны разделял невысокий столик, на котором предусмотрительно были поставлены три бутылки нарзана и четыре бокала. Крылова машинально отметила, что если воду будет пить каждый из присутствующих, то кому-то одному стакана не хватит.

В просторном мягком кресле, стоящем в торце стола, расположился худощавый немолодой мужчина, который внимательно рассматривал полковника и его помощницу сквозь толстые линзы очков в дорогой оправе. Александр Львович Чижевский был адвокатом опытным. Несколько лет назад он уже сталкивался с Реваевым, защищая одного из обвиняемых по громкому делу о серии разбойных нападений на дома зажиточных жителей пригородов столицы. Тогда ему удалось в суде представить своего подопечного чуть ли не идиотом, пользуясь недальновидностью которого, его и втянули в преступную группировку. Это было совсем несложно, всего лишь вопрос денег. Тех денег, которые родители его клиента передали родственникам остальных подсудимых за то, чтобы максимально обелить их сына. Было не очень понятно, зачем молодой человек из семьи, которая способна оплатить такие расходы, включая и немалый гонорар самого Александра Львовича, пошел на участие в разбоях, но этот вопрос мало волновал Чижевского. Как он сам всегда говорил, подлинная мотивация преступников выходит за пределы компетенции юристов и является уделом священников и психиатров.

Сегодняшняя задача тоже не представлялась Александру Львовичу чрезмерно сложной. Основным недостатком происходящего, на его взгляд, было то, что присутствующим не был предложен кофе, однако Полина в очередной раз была вынуждена отпустить прислугу с тем, чтобы длинные языки не разнесли по всей округе то, что должно было остаться в стенах этого дома. Поэтому Чижевский искренне надеялся, что встреча не затянется.

— Итак, дамы и господа, — он нетерпеливо потер руки, — наверное, стоит перейти непосредственно к делу. Я так понимаю, у Юрия Борисовича есть некоторая новая информация, которая для всех нас может быть интересна. Я правильно излагаю, Юрий Борисович? — Адвокат ласково улыбнулся Реваеву.

— Не совсем, — отозвался полковник, — что касается новой информации, то я хотел бы получить ее от здесь присутствующих, в особенности, Надя, от тебя.

Девочка вздрогнула и придвинулась ближе к Полине, которая положила руку ей на колено.

— Я знаю, именно знаю, — подчеркнул Реваев, — что в ночь убийства ты не спала, как ты пыталась ранее уверить следствие. Ты была в соседнем дворе, встречаясь со своим другом — Денисом. Более того, ты была там непосредственно в момент убийства.

— Я хотел бы уточнить, что значит — знаете? — перебил его адвокат, но Реваев не обратил на него внимания.

— Надя, я хотел бы услышать от тебя правду. — Полковник пристально вглядывался в лицо девочки, но все, что он мог в нем увидеть, — это страх.

— Послушайте, полковник, — уже более настойчиво вмешался Чижевский, — не надо этой театральщины. Я хочу услышать от тебя правду! — передразнил он Реваева. — Если бы вы всё, как утверждаете, знали, вам бы никакая правда от бедной девочки была бы не нужна. Кстати, — он обернулся к внимательно слушающим его Наде и Полине, — напоминаю, что в данном случае никакая ответственность за отказ от дачи показаний или даже за ложные показания не предусмотрена. Девочке еще нет четырнадцати лет.

— Четырнадцать лет ей будет всего через три дня, — парировала Крылова, — и эти дни пролетят быстро, очень быстро.

— Дело не в ответственности за показания, — нахмурился Реваев, — дело в ответственности за то, что может быть осужден человек, который вовсе не убивал. Ты понимаешь это? — Он подался всем телом вперед, словно намереваясь прикоснуться к Наде. — Тебе исполнится четырнадцать, пятнадцать, даже двадцать лет, а человек будет нести наказание за другого. Он будет сидеть взаперти, и на нем навсегда будет клеймо убийцы.

— Ну хватит! — Чижевский вскочил на ноги и сделал шаг, словно пытаясь загородить собой Надю от взгляда полковника. — Она ничего этого не знает и знать не может. Она ребенок. Если у вас есть вопросы по существу, задавайте их, только без этой вашей патетики. Если нет, будем считать наше общение завершенным.

— У меня только один вопрос, — Реваев наклонился в сторону, чтобы видеть Надино лицо, — ты видела, кто убил Локтионова? Ты видела, кто убил твоего отца?

Надя побледнела, ее сжатые губы превратились в одну тонкую полоску с синеватым отливом. Крылова видела, как глаза девочки заблестели, однако она каким-то невероятным усилием удержалась от того, чтобы заплакать.

— Я видела, — прошептала она, — я все видела.






* * *


Вечер был теплым. Хотя уже давно перевалило за полночь, разогретый за день воздух не спешил охлаждаться, и ей было вполне комфортно в короткой юбке и футболке, под которую она не стала надевать лифчик. Несколько мгновений она в нерешительности постояла на верхней ступеньке крыльца, а затем осторожно, так, будто ее мог кто-то услышать, начала спускаться. Несколько легких быстрых шагов, и вот она уже пересекла освещенный участок и укрылась в тени огромной березы. Еще несколько шагов, и она будет у ограды. Она прислушалась, но было на удивление тихо. Странно, их ведь там двое, и оба наверняка уже изрядно навеселе. Обычно в таком состоянии люди делаются гораздо более шумными, чем обычно. А может, их там уже так развезло, что оба уснули? Она вновь нерешительно замерла. Неожиданно ей показалось, что кто-то невидимый внимательно наблюдает за каждым ее движением. Почему в темноте на ум всегда приходят всякие глупости? Она поежилась. Все же идея не надевать лифчик была не самой лучшей. Но не возвращаться же сейчас домой. Она и так уже опаздывала.

Калитка, открываясь, негромко скрипнула. В этой странной ночной тишине, когда почему-то даже не было слышно обычного в это время пения дроздов и камышовок, этот скрип нещадно ударил в уши так, что она захотела зажать их руками. Но кажется, кроме нее, этот скрип никем не был услышан. Она сделала шаг вперед и чуть не врезалась в темную фигуру, внезапно появившуюся из-за разросшегося куста калины.

— Какая встреча, — удивленно пробормотал Локтионов, с трудом застегивая брюки, — я стесняюсь спросить, а почему это мадемуазель до сих пор не в кроватке? Все хорошие девочки уже давно баиньки.

Она молчала, не зная, что сказать в ответ. Локтионов наконец справился с пуговицами на брюках и теперь внимательно рассматривал падчерицу. Так некстати появившаяся из-за облаков луна светила ей прямо в глаза. Хотя, похоже, освещала она не только лицо.

— А что, Полина не говорила тебе, что в твоем возрасте девочки уже носят лифчик, — взгляд Локтионова замер на ее небольшой, но уже достаточно оформившейся груди, — или ты в том возрасте, когда его можно уже не носить?

На лице его появилась усмешка, он покачнулся, но, сделав шаг вперед, удержался на ногах.

— Я так понимаю, хорошими девочками здесь и не пахнет. — Его вновь качнуло вперед и, чтобы не упасть, он ухватился рукой за ее плечо. В лицо ей ударил запах алкоголя. — И куда же мы направляемся, вся из себя такая нарядная? А накрасилась-то как! Губищи аж светятся в темноте!

Его рука скользнула с ее плеча чуть ниже и легла ей на грудь. Она почувствовала, как его пальцы сжимаются все сильнее.

— Не надо! — испуганно выкрикнула она.

Где-то совсем рядом она услышала шорох, но плохо соображающий Локтионов не обратил на него никакого внимания.

— Почему не надо? — Он протянул вперед вторую руку. — Очень даже надо. Когда-то же должно быть так, как мне надо. Пусть это будет сейчас.

Появившаяся откуда-то из темноты фигура стремительно метнулась в их сторону и налетела на пьяного банкира.

— Вы что творите? — даже в такой ситуации всегда вежливый Денис обращался к Локтионову на «вы». Он ухватил Анатолия Григорьевича за руку и пытался оттащить его от растерявшейся Нади.

— Ты кто такой? — отмахнулся, стряхивая подростка с руки, Локтионов. — Я не пойму, ты кто? Ты чего тут делаешь? Кто это? — Он повернулся к Наде: — Это что, твой кобелек? Ты ради него вырядилась?

— Не смейте с ней так говорить! — возмущенный Денис сделал было шаг вперед к Локтионову.

Тот ударил его в лицо раскрытой ладонью, отчего потерявший равновесие подросток полетел на землю. Вскочив на ноги, он бросил на пьяного мужчину взгляд, полный ненависти, и бросился бежать прямо через кусты.

— И все? — удивился Анатолий Григорьевич. — И это все?

С глупой улыбкой на лице он широко развел в стороны руки и, чуть присев, что есть силы хлопнул в ладоши.

— Бумс! Все! Сдулся кобелек твой, — он рассмеялся злым холодным смехом, неприятно оскалив зубы, — ну и правильно, нечего ему здесь мельтешить, в моем доме. Здесь я решаю, кто, кого и куда.

Возможно, причина была в том, что Локтионов немного протрезвел, а возможно, потому, что Денис не пытался скрыть свое приближение, но в этот раз банкир вовремя услышал шум за спиной и резко обернулся. Нож, который подросток сжимал обеими руками, неожиданно легко на глубину всего лезвия вошел в мягкий живот Анатолия Григорьевича.

Локтионов охнул, причем в его возгласе удивления и гнева было больше, чем боли. Резкими, рваными движениями он выкинул вперед сначала одну руку, затем вторую. Сильные пальцы сомкнулись на горле подростка. Денис захрипел.

— Сучонок, удавлю, — прошипел Локтионов.

Денис беспорядочно размахивал руками, пытаясь вырваться, но Локтионов был гораздо сильнее и не ослаблял хватку. Лицо подростка начало синеть, было видно, что еще немного — и он потеряет сознание. Локтионов обернулся к падчерице и хищно улыбнулся.

— Вот и все, допрыгался твой кузнечик!

Неожиданно улыбка исчезла с его лица. Банкир опустил голову и посмотрел вниз, на свой живот, из которого торчала рукоятка кухонного ножа. Руки его разжались, и Денис получил долгожданную возможность вдохнуть.

— Да что ж тут творится? — прохрипел Локтионов, выдергивая нож.

Кровь с силой ударила из открытой раны. Анатолий Григорьевич хотел еще что-то сказать, но изо рта его вырвался лишь стон, полный боли и страха. Ноги банкира подломились, и он, рухнув на газон, скрючился, словно пытаясь закрыть нанесенные ему страшные раны.

— После этого появился Алексей, — всхлипывая, продолжала Надя свой рассказ, — он присел возле Анатолия, потрогал его, а потом сказал, что все кончено. Да, он именно так и произнес. Все кончено! Тогда я заплакала, а Денис… мне кажется, он тоже плакал. Тогда Алексей сказал, что реветь уже поздно. Он вытер какой-то тряпкой нож и бросил его на траву рядом с Анатолием, а нам велел забыть о том, что здесь произошло, и никогда ни за что не признаваться, что мы вообще тут были.

Все молчали, царившую тишину нарушал лишь плач измученного подростка. Полина наклонилась к Наде и, обняв ее, поцеловала в макушку. Девочка зарыдала еще сильнее.

— Мы вас, наверное, на время покинем. — Полина встала и потянула Надю за руку, та, размазывая по лицу слезы другой рукой, послушно последовала за ней.

Первым нарушил затянувшееся молчание Чижевский:

— Я надеюсь, вы понимаете, ни о каком соучастии в убийстве здесь речи идти не может. Максимум недонесение, но в ее возрасте за это нет уголовной ответственности.

— Пожалуй, сейчас я с вами соглашусь, Александр Львович. — Реваев бросил взгляд на Крылову, та тоже кивнула. — Я не стал говорить этого заранее, но вчера нам наконец удалось разговорить этого сторожа, Туза. Так вот он дал показания, которые в целом подтверждают слова Нади. Какие-то мелкие расхождения в деталях есть, там было довольно темно, и он не все видел, но в целом картинка совпадает.

— А откуда он там вообще взялся, этот Туз? — недоуменно поднял брови адвокат. — Два часа ночи, а во дворе не протолкнуться было.

— Лето, — улыбнулся Реваев, — летом, знаете, порой не спится. Хочется выйти на улицу, постоять, посмотреть на звезды.