Малыш от бизнесмена. Любимых в награду дают небеса
Часть 50 из 83 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Звонкий голосок врывается в мое сознание, заставляя мысленно встряхнуться:
– А еще розовое платье. Сейчас покажу!
Моя красавица, не скрывая возбуждения, заглядывает в пакет, но только вот в следующее мгновение, вместо радости у нее будто вся кровь от лица отливает. Алена вынимает из бумажного пакета дрожащей рукой серо-черный полушубок. Тонкие пальчики не могут сдержать мелкую дрожь, когда она поднимает на меня глаза, уже затуманены прозрачной дымкой слез.
– Эта шуба… – Алена делает судорожный вдох.
Дерьмо! Проклятье! Сжимаю с силой челюсть. Боюсь ругнуться вслух. На языке вертятся только бранные слова, когда понимаю, из какого меха сделана вещица. Эти черно серые полосы ни с чем не перепутать.
Гадство!
По гладкой белоснежной коже щеки Алены уже неумолимо ползет крупная слеза, разрывая мою выдержку в клочья. Дурные ощущения простреливают в левом ребре. Сравнить могу их лишь с тем, как будто одним, выверенным профессионально поставленным ударом кортик по самую рукоятку в грудь вогнали. Да еще потом покрутили против часовой стрелки для надежности.
- Она… - всхлипывает Алена невыносимо жалобно. Нежный округлый подбородок дрожит. - Она из меха таких… - насос для крови, который до встречи с Аленой я считал лишь механической частью моего тела, что другие люди называют сердцем, сжимается от понимания и сочувствия, - как Егорка.
Мне невыносимо видеть, как в совсем недавно счастливых выразительных глазах разливается безобразно-грязное болото бездонной печали.
Шубка из меха енота падает на пол, и она по-детски прячет личико в ладонях, резко садясь на диван. Худенькие плечики сотрясаются. Судя по тому, что Алена почти задыхается, внезапная истерика набирает обороты.
Провожу пальцами по подбородку, до скрипа сжимая зубы. Любой взрослый мужик понимает, что истерика его женщины — это просьба о любви, заботе и внимании. Поэтому, без раздумий опускаюсь на колени перед девушкой и мягко прижимаю податливое тело к себе. Целуя в макушку, приглаживаю белокурую прядь у виска. Пусть поплачет. Душа очистится. У нее столько причин плакать, что даже думать об этом не хочется. В этих слезах вся ее жизнь. Столько держалась и на тебе - енот последней каплей в чаше терпения оказался. Всегда злился, когда бабы передо мной слезы лили. Чувствовал себя циничной сволочью, но не мог ничего с этим поделать.
Казалось, что все это - манипуляции, хитрые женские интриги.
Может, и не прав был.
Только вот глухо было, как в танке. Камилла тоже не была исключением.
А тут… Все по-другому.
Прихожу к выводу, что ничто так не трогает мужика, как слезы любимой женщины, и ничто не раздражает его так, как слезы женщины, которую он уже перестает любить или, правильнее сказать, никогда не любил.
Поглаживая узкую спину, в бешенстве желваками на скулах играя. Эти стервы со своей подлостью и слезинки моей девочки не стоят! Сотовый в кармане гудит, вибрируя. Т
янусь к трубке так, чтобы Алёну не потревожить. На экране горит сообщение, будто ядом пропитанное:
"Удали мой номер из своего телефона".
"А кто это?" - даю понять Ермаковой, что просьбы ни к чему. Это уже давно сделано. «Ну, и козел ты, Волков!»
Возвращаю трубку на место. Мое время слишком дорого стоит, чтобы на чушь всякую тратить.
ПРОДОЛЖЕНИЕ НОЧЬЮ!
ВСЕХ ЦЕЛУЮ, ВСЕМ ДОБРА!!! ВАША ЭЛЛИ
Сурово поджимаю губы, когда перед глазами появляется образ кареглазой, спесивой бывшей, от которой исходят волны бешенства. Именно такой она была, когда я холодно и бескомпромиссно порвал с Анастасией Ермаковой. Она была одной из… – не более. Я даже и подумать не мог, что она станет для меня проблемой в будущем. Поэтому искренне был удивлен, когда пересекся взглядом с рыжей в салоне.
Я и заметил-то ее не сразу. Разве возможно видеть кого-то еще, кроме моей девочки? А ведь я четко дал понять руководству салона, что не желаю, чтобы в этот день в салоне была Ермакова - и точка.
Сосвоевольничала, значит… На поводу мести пошла и задетого самолюбия. Ей же хуже. Не могу до конца поверить в то, что Ермакова настолько беспринципная. Не постеснялась, обозначила свое присутствие. Дурная! Лично поспешила передать пакеты с покупками в мои руки. Будто намекая, дешевка, не преминула воспользоваться возможностью заявить о себе и напомнить о прошлом. Царапнула руку не больно, но достаточно чувствительно своими наращенными когтями, которыми и раньше упиваясь водила по моей обнаженной спине стараясь оставить свое клеймо.
Что, впрочем, я всегда пресекал. В голове не укладывается, как я мог в прошлом прельститься на нее… или же ее ненависть не только сердце делает уродливым. Ни на секунду не сомневаюсь, как шуба оказалась среди платьев. Наверняка Ермакова слышала разговор, в котором упоминался Егорка. Даже не побоялась на складе сделать недостачу. Вот стерва! Шуба-то не из дешевых.
Негромкий скрип заставляет устремить взгляд на вход в гостиную. В приоткрывшуюся дверь врывается тусклая полоса света, и в щель просовывается мохнатая голова. Морщусь. Егорушка. Перед тем, как отправиться к Алене, я отвез зверька в «Барс и К». Не могу же я позволить дикому животному находиться без должного осмотра рядом с мой беременной будущей женой! К моему удивлению, зверь, то есть Егорушка, оказался полностью здоров. Даже пресловутых блох не было обнаружено ветеринаром.
Поэтому мне ничего не оставалось, как под заинтересованным взглядом ветврача подхватить на руки пять мохнатых и недовольно сопящих килограмм. Паршивец! Брови съезжаются на переносице, когда енот, зыркнув на меня, быстро прошмыгнув под стол, успевает по дороге зачем-то схватить носок, должно быть, выпавший из корзины с грязным бельем. Провожу задумчиво по затылку, взъерошив пряди волос.
Ну, и кому сплавить зверя?
Садулаеву?
Нет, он, конечно, еще тот засранец, но Егорушку даже врагу не пожелаешь. Вспоминаю разбитый горшок с кактусом и землю по всей квартире. Тот кактус - единственный цветок в моей квартире и то хрен его знает, как он здесь оказался. Должно быть, пока я был в рейсе, кто-то из клининговой компании в романтичном настроении притащил, чтобы оживить суровую мужскую обстановку.
Алена тяжело вздыхает у меня на плече и достаточно громко хлюпает носом. Тянусь к заднему карману джинс и, вынув темно-синий платок, протягиваю его своей красавице. Девушка послушно принимает его и непосредственно высмаркивается, а затем поднимает блестящие от слез глаза.
- Ой, прости, - расстроенно тянет Алена, встречаясь со мной взглядом полупрозрачных голубых кристаллов глаз, которые завораживают своей глубиной. - Я, кажется, испортила твой платок. Постираю.
Снисходительно улыбаюсь. Таково уж свойство женского пола — плакать от горя, плакать от радости и проливать слезы в отсутствие того и другого. Стискиваю ладонями хрупкие плечи, лаская большими пальцами кожу.
– Тебе надо хорошенько выспаться, пореветь минут десять или съесть целую пинту шоколадного мороженого, – щечки Алены розовеют, то ли от смущения, то ли от удовольствия из-за моей заботы, и я добавляю. - Выбирай.
Моя девочка ничего лучшего не находит, как приняться забавно оправдываться:
– Вообще, я не люблю плакать... правда! Они сами льются.
Аккуратно поправляю узкую съехавшую бретельку платья девушки. Забавная она. Милая. Совсем молоденькая еще. Наверное, впервые в полной мере осознаю, насколько от меня зависит то, как сложится судьба Алены. В лепешку расшибусь, но девчонку свою счастливой сделаю!
Она лучшего заслуживает.
– Все имеют право на минуты слабости, – откликаюсь, все еще погруженный в свои мысли. – Тем более, ты ребенка ждешь.
– А еще розовое платье. Сейчас покажу!
Моя красавица, не скрывая возбуждения, заглядывает в пакет, но только вот в следующее мгновение, вместо радости у нее будто вся кровь от лица отливает. Алена вынимает из бумажного пакета дрожащей рукой серо-черный полушубок. Тонкие пальчики не могут сдержать мелкую дрожь, когда она поднимает на меня глаза, уже затуманены прозрачной дымкой слез.
– Эта шуба… – Алена делает судорожный вдох.
Дерьмо! Проклятье! Сжимаю с силой челюсть. Боюсь ругнуться вслух. На языке вертятся только бранные слова, когда понимаю, из какого меха сделана вещица. Эти черно серые полосы ни с чем не перепутать.
Гадство!
По гладкой белоснежной коже щеки Алены уже неумолимо ползет крупная слеза, разрывая мою выдержку в клочья. Дурные ощущения простреливают в левом ребре. Сравнить могу их лишь с тем, как будто одним, выверенным профессионально поставленным ударом кортик по самую рукоятку в грудь вогнали. Да еще потом покрутили против часовой стрелки для надежности.
- Она… - всхлипывает Алена невыносимо жалобно. Нежный округлый подбородок дрожит. - Она из меха таких… - насос для крови, который до встречи с Аленой я считал лишь механической частью моего тела, что другие люди называют сердцем, сжимается от понимания и сочувствия, - как Егорка.
Мне невыносимо видеть, как в совсем недавно счастливых выразительных глазах разливается безобразно-грязное болото бездонной печали.
Шубка из меха енота падает на пол, и она по-детски прячет личико в ладонях, резко садясь на диван. Худенькие плечики сотрясаются. Судя по тому, что Алена почти задыхается, внезапная истерика набирает обороты.
Провожу пальцами по подбородку, до скрипа сжимая зубы. Любой взрослый мужик понимает, что истерика его женщины — это просьба о любви, заботе и внимании. Поэтому, без раздумий опускаюсь на колени перед девушкой и мягко прижимаю податливое тело к себе. Целуя в макушку, приглаживаю белокурую прядь у виска. Пусть поплачет. Душа очистится. У нее столько причин плакать, что даже думать об этом не хочется. В этих слезах вся ее жизнь. Столько держалась и на тебе - енот последней каплей в чаше терпения оказался. Всегда злился, когда бабы передо мной слезы лили. Чувствовал себя циничной сволочью, но не мог ничего с этим поделать.
Казалось, что все это - манипуляции, хитрые женские интриги.
Может, и не прав был.
Только вот глухо было, как в танке. Камилла тоже не была исключением.
А тут… Все по-другому.
Прихожу к выводу, что ничто так не трогает мужика, как слезы любимой женщины, и ничто не раздражает его так, как слезы женщины, которую он уже перестает любить или, правильнее сказать, никогда не любил.
Поглаживая узкую спину, в бешенстве желваками на скулах играя. Эти стервы со своей подлостью и слезинки моей девочки не стоят! Сотовый в кармане гудит, вибрируя. Т
янусь к трубке так, чтобы Алёну не потревожить. На экране горит сообщение, будто ядом пропитанное:
"Удали мой номер из своего телефона".
"А кто это?" - даю понять Ермаковой, что просьбы ни к чему. Это уже давно сделано. «Ну, и козел ты, Волков!»
Возвращаю трубку на место. Мое время слишком дорого стоит, чтобы на чушь всякую тратить.
ПРОДОЛЖЕНИЕ НОЧЬЮ!
ВСЕХ ЦЕЛУЮ, ВСЕМ ДОБРА!!! ВАША ЭЛЛИ
Сурово поджимаю губы, когда перед глазами появляется образ кареглазой, спесивой бывшей, от которой исходят волны бешенства. Именно такой она была, когда я холодно и бескомпромиссно порвал с Анастасией Ермаковой. Она была одной из… – не более. Я даже и подумать не мог, что она станет для меня проблемой в будущем. Поэтому искренне был удивлен, когда пересекся взглядом с рыжей в салоне.
Я и заметил-то ее не сразу. Разве возможно видеть кого-то еще, кроме моей девочки? А ведь я четко дал понять руководству салона, что не желаю, чтобы в этот день в салоне была Ермакова - и точка.
Сосвоевольничала, значит… На поводу мести пошла и задетого самолюбия. Ей же хуже. Не могу до конца поверить в то, что Ермакова настолько беспринципная. Не постеснялась, обозначила свое присутствие. Дурная! Лично поспешила передать пакеты с покупками в мои руки. Будто намекая, дешевка, не преминула воспользоваться возможностью заявить о себе и напомнить о прошлом. Царапнула руку не больно, но достаточно чувствительно своими наращенными когтями, которыми и раньше упиваясь водила по моей обнаженной спине стараясь оставить свое клеймо.
Что, впрочем, я всегда пресекал. В голове не укладывается, как я мог в прошлом прельститься на нее… или же ее ненависть не только сердце делает уродливым. Ни на секунду не сомневаюсь, как шуба оказалась среди платьев. Наверняка Ермакова слышала разговор, в котором упоминался Егорка. Даже не побоялась на складе сделать недостачу. Вот стерва! Шуба-то не из дешевых.
Негромкий скрип заставляет устремить взгляд на вход в гостиную. В приоткрывшуюся дверь врывается тусклая полоса света, и в щель просовывается мохнатая голова. Морщусь. Егорушка. Перед тем, как отправиться к Алене, я отвез зверька в «Барс и К». Не могу же я позволить дикому животному находиться без должного осмотра рядом с мой беременной будущей женой! К моему удивлению, зверь, то есть Егорушка, оказался полностью здоров. Даже пресловутых блох не было обнаружено ветеринаром.
Поэтому мне ничего не оставалось, как под заинтересованным взглядом ветврача подхватить на руки пять мохнатых и недовольно сопящих килограмм. Паршивец! Брови съезжаются на переносице, когда енот, зыркнув на меня, быстро прошмыгнув под стол, успевает по дороге зачем-то схватить носок, должно быть, выпавший из корзины с грязным бельем. Провожу задумчиво по затылку, взъерошив пряди волос.
Ну, и кому сплавить зверя?
Садулаеву?
Нет, он, конечно, еще тот засранец, но Егорушку даже врагу не пожелаешь. Вспоминаю разбитый горшок с кактусом и землю по всей квартире. Тот кактус - единственный цветок в моей квартире и то хрен его знает, как он здесь оказался. Должно быть, пока я был в рейсе, кто-то из клининговой компании в романтичном настроении притащил, чтобы оживить суровую мужскую обстановку.
Алена тяжело вздыхает у меня на плече и достаточно громко хлюпает носом. Тянусь к заднему карману джинс и, вынув темно-синий платок, протягиваю его своей красавице. Девушка послушно принимает его и непосредственно высмаркивается, а затем поднимает блестящие от слез глаза.
- Ой, прости, - расстроенно тянет Алена, встречаясь со мной взглядом полупрозрачных голубых кристаллов глаз, которые завораживают своей глубиной. - Я, кажется, испортила твой платок. Постираю.
Снисходительно улыбаюсь. Таково уж свойство женского пола — плакать от горя, плакать от радости и проливать слезы в отсутствие того и другого. Стискиваю ладонями хрупкие плечи, лаская большими пальцами кожу.
– Тебе надо хорошенько выспаться, пореветь минут десять или съесть целую пинту шоколадного мороженого, – щечки Алены розовеют, то ли от смущения, то ли от удовольствия из-за моей заботы, и я добавляю. - Выбирай.
Моя девочка ничего лучшего не находит, как приняться забавно оправдываться:
– Вообще, я не люблю плакать... правда! Они сами льются.
Аккуратно поправляю узкую съехавшую бретельку платья девушки. Забавная она. Милая. Совсем молоденькая еще. Наверное, впервые в полной мере осознаю, насколько от меня зависит то, как сложится судьба Алены. В лепешку расшибусь, но девчонку свою счастливой сделаю!
Она лучшего заслуживает.
– Все имеют право на минуты слабости, – откликаюсь, все еще погруженный в свои мысли. – Тем более, ты ребенка ждешь.