Малый повзрослел

Уже не крик, а визг, так как я панически боюсь щекоток и Стас это точно помнил еще с того далекого лета.

— Не надо! — визжала я, изворачиваясь как червяк разрубленный лопатой, под тяжестью его веса. — Стас! Не делай так!

От смеха на глазах выступили слезы. Дышать уже стало тяжело. Вытянула руку и схватила его за кудрявые патлы и притянула к себе на пол.

Подобная наглость его немного дезориентировала и он практически упал на меня, во время успев опереться ладонями о пол по сторонам от моей головы.

— Шишкина, — тяжело дышал он, нависая надо мной. — Ты когда-нибудь повзрослеешь?

— Дай я тебе скажу один маленький секрет и ты сразу всё поймешь, — сказала вполголоса и приманила его пальцем поближе.

С нескрываемым интересом и лукавой улыбочкой Стас внимательно смотрел, то мне в глаза, то на губы.

— Ну, — подтолкнул он меня к откровениям.

— Гну! — передразнила я и натянула его бандану ему же на глаза.

Выбралась из-под парня и, перепрыгивая через ступеньки, вернулась на волейбольную площадку, где поняла, что я и Соколовский стали центром всеобщего внимания.

Девчонки кусали губы, скрывая раздражение или даже злобу. Парни готовились отдать дань уважения своему кудрявому вожаку путем респектующей пятюни. Лишь Юлька едва сдерживала ликующую улыбку.

— Раз вы закончили с прелюдиями, может, всё-таки, поиграем? — осторожно предложил Жедимка.

— Чуть-чуть не считается, — резюмировал Соколовский и забрал у него мяч, бросив противоположной команде. — Ваша подача.

Наконец, началась нормальная игра, во время которой активными были все, кроме подружек-блондинок. Эти две девицы, отчего-то решили, что мяч — это чертов метеорит от которого нужно с визгом отскакивать, имитируя при этом активную игру. Имитируя, потому что сложно назвать настоящей игрой процесс, когда их руки тянуться в противоположную от мяча сторону.

— Соколовский, режь! — крикнула я, стоя под сеткой в момент, когда выдала ему мяч.

Послушный Статик сделал как было велено и уже третью партию мы вели с разгромным счетом.

Забив очередной гол, Стасик снова провел пятерней по волосам. Это его такая фича после каждого забитого им гола, пропускать сквозь пальцы волосы, словно он прямо сейчас рекламирует шампунь от перхоти с мимикой геморроя на лице.

— Она сейчас скидку сделает! Ближе к сетке! — крикнул один из парней противоположной команды, когда мяч летел ко мне от Соколовского для контрольного гола.

Наивные. Вместо привычной скидки у самой сетки, забросила мяч им за спины. Продолжительный свисток стал сигналом тому, что очередная партия закончилась. Демонстративно повторила жест Стаса и провела пятерней по волосам, состроив космически пафосную морду.

В ответ получила от него улыбку и покачивание головы.

Ага! Понял, как всё это смотрится со стороны, павлин чертов?

— Еще партейку? — предложил Жедимка.

— Нет! — слишком громко и быстро отказалась Юлька. — Я всё!

— Как знаете, — пожал он плечами и забросил волейбольный мяч в кольцо.

— Пойдем отсюда, пока нас еще куда-нибудь не впутали. Ты не впутала! — уточнила подруга и, схватив под локоть, почти вытолкала меня из спортзала.

— Приходите еще, девчонки! — донесся до нас голос парней. — Весело с вами!

— Ага, обхохочешься, — проворчала Юлька. — Все руки теперь болят из-за этих игр.

— Ты сама хотела сюда идти, — напомнила я ей. — Вот и получай.

— Я хотела просто посмотреть, а не быть вовлеченной в процесс.

— Вовлеченной в процесс же интересней. По крайней мере, ты не жаловалась, когда с Жедимкой своим бедрами ударялась в качестве празднования гола.

— Ну, ладно, — ответила она смущенно и спрятала довольную улыбку. — А ты сама-то! — внезапно опомнилась она. — Это что за брачные игры такие со Стасиком между сидениями были в самом начале.

— Никаких игр, — пожала я безразлично плечами. — У нас война, если ты забыла.

— Ага, видела я ту войну, — произнесла она иронично и передразнила мой голос. — «Соколовский!» И упала между сидениями. Потом появилась голова. «Стас!». И опять пропали за сиденьем. Потом «Не надо! Стас! Не делай так!». А когда он выглянул из-за сидений и ты вернула его вниз, схватив за волосы, лично я хотела немного притушить свет и оставить вас одних.

Не знаю, почему, но отчего-то стало смешно. Я не предполагала, что наша маленькая стычка со стороны выглядит очень даже двусмысленно.

— Отстань, — отмахнулась от подруги. — Война это. Старая и долгая.

— Ничего себе война! С такой войной и свиданий не надо.






Глава 8





Время выходного дня уже близилось к обеду. Но, несмотря на это, в общаге царила абсолютная тишина, так как большая часть студентов отсыпалась за всю учебную неделю, либо только несколько часов назад легла спать после безудержного ночного кутежа.

Я, как это чаще со мной бывает, не относилась ни к тем, ни к другим и возвращалась в свою комнату после одного важного дела, которое успела провернуть за одно только утро.

Вошла в комнату, сняла кеды, джинсовую куртку оставила в шкафу. Юлька всё еще спала, высунув из-под одеяла одну ногу. Умаялась бедная. Сначала вчера весь вечер вместе с Тимохой пыталась уговорить меня пойти на тусу, которую устроил на своей квартире Соколовский. Потом долго рисовала лицо, чтобы Жедимка был очарован, а потом вернулась под утро в комнату на плече Тимохи, которого мне после его джентльменского поступка, пришлось провожать уже до его комнаты.

Открыла небольшой холодильник, который мы с Юлькой купили, чтобы не пришлось ставить пароль на контейнеры с едой в общем холодильнике. Достала минералку, прихватила стакан и подошла к кровати подруги. Немного потрясла бутылку и отвернула крышку, с удовлетворением получив нужную громкость шипения.

Туловище под одеялом зашевелилось.

Установила приличное расстояние между бутылкой и стаканом и начала переливать ее содержимое в стеклянную тару. Звук живительной жидкости для девушки с Великого Бодуна стал воскрешающим. Из-под одеяла высунулась рука и сжала и разжала пальцы, призывая меня сжалиться и дать хоть каплю чудодейственной минералки.

Отставила бутылку на тумбочку и вместо стакана вложила в Юлькину руку старательно сложенную мной фигу.

Пальцы подруги неловко ощупали мой презент и пришли к выводу, что это не те дроиды, что она ищет. Из-под одеяла послышался жалобный хрип.

— Маша, — таким голосом, должно быть, старуха с косой разговаривает. — Дай.

— А кто это нас там такой капризуля? А кто это ночью Машеньке спать не давал и песни громко пел? — стягивала с нее одеяло, приговаривая елейным голоском. — А кто это ночью ел сосиски прямо с упаковкой? А кто потом хотел измазать Жедимкину дверь арахисовой пастой, чтобы он решил, что это какульки, а потом спалился коменде да так, что та решила, что ты в какульку настолько, что даже в себе её не удержала? А кто потом демонстративно обсасывал пальцы с этой арахисовой пастой и чуть не довела до рвоты коменду и даже меня, хотя я знала, что это не то, о чем можно было бы подумать? Кто у нас так плохо себя вел ночью? Правильно, Юленька.

— Правда? — показала она свои пристыженные глазки с размазанной тушью под ними. — Коменда меня видела?

— О, ты была звездой сегодняшней ночи! Я думаю, она тебя после этого еще долго будет помнить.

— Блин! — завыла подруга и снова спряталась под одеялом. — Это всё Дима виноват.

— Да? И чем же он провинился? Оказался недостаточно сладок для тебя?

Тяжелый вздох.

— Он вчера к другой клеился. Вернее, она к нему, а он повелся, — пробубнила она.

— Какая печальная печаль, — сыронизировала я. — Держи минералочку, королева мятого арахиса.

— Как стыдно-то, господи! — высунулась она из-под одеяла и осушила стакан в несколько глотков. Сменила стакан на бутылку и отпила из нее, но уже с меньшей жадностью. Затем прислонила её ко лбу и с облегчением закрыла глаза. — Я теперь не выйду из комнаты.

— Да ладно тебе, — попыталась я ее успокоить и устроилась на своей кровати в позе лотоса. — Думаю, коменда и не такое за все свое время работы видела. Сомневаюсь, что ты ее сильно удивила.

— Капе-ец! — посокрушалась она еще немного о себе и неожиданно перевела стрелки. — Это ты всё виновата!

— Я?! — от удивления чуть не лопнули глаза.

— Ты! — подтвердила Юля. — Если бы ты пошла со мной, то не дала бы мне так нализаться.

— Ну, да, — закивала я активно. — Я бы тебе дала нализаться по-другому.

— Как же башка болит, — простонала Юля и прикрыла глаза. — Кто, говоришь, меня принес?

— Тимоха. Красивую такую. Лохматую, поющую репертуар Ленинграда.

— Стыдоба-то какая.

— Да, ладно. Прикольно было. Ты такая милая, когда нифига не соображаешь. Даже в любви мне призналась раз шестьсот.

— Ну, хоть что-то хорошее за вечер сделала, — наконец, улыбнулась она и оглядела меня одним прищуренным глазом. — А ты куда собралась?

— Я уже вернулась, вообще-то. В мире трезвых уже обед.

— Да? — подруга схватила телефон с тумбочки и взглянула на часы. — Почти час дня. Кошмар. И куда ты ходила?

— На работу устраивалась.

— Зачем? — искренне удивилась девушка. — Родители же есть!

— А кто это у нас так плотненько на родительской шее сидит? Кто у нас великовозрастный нахлебник? — сузила я глаза, снова наступая на девушку елейным голосом.

— Юленька? — спросила она неуверенно.