Мальчик из леса

— Но все равно отличный мужик.

— Да, отличный, — согласился Мэтью.

— Мы тогда крепко дружили, помнишь?

— Угу, — сказал Мэтью. — Наверное.

— Все было проще.

— Что конкретно?

— Да все. Никому не было дела, у кого дом красивее или что о ком говорят. Нам просто… нравилось играть в кикбол.

Мэтью знал, что это не совсем так. Времена были получше, но не настолько.

— Зачем пришел, Крах?

— Хочу извиниться. — По щекам у него струились слезы. Он всхлипнул. — Черт, я так виноват.

— Давай заходи. — Мэтью отступил от двери.

Но Крах не пошевелился.

— Вокруг моей семьи сейчас столько говна бурлит… Понимаю, это не оправдание, но я как будто на вулкане живу. В любой момент может начаться извержение.

Куда только подевались его самоуверенность, презрительная усмешка, чванливые манеры… Мэтью не знал, как все это понимать, но дело тут было нечисто.

— Говорю же, заходи, — повторил он. — Помнишь, мы когда-то любили «Ю-ху»? По-моему, у мамы есть пара бутылок в холодильнике.

— Не могу. — Крах помотал головой. — Меня будут искать.

— Кто?

— Просто хочу, чтобы ты знал. Мне стыдно, что я тебя ударил. И что обидел Наоми. То, что я сделал…

— Крах, ты зайди…

Но Крах уже убегал прочь.



Уайлду пока не хотелось возвращаться в экокапсулу.

Он был завсегдатаем (насколько это слово применимо к его персоне) бара, расположенного на Семнадцатом шоссе, в крытом дворике стеклянного здания гостиницы «Шератон» в Мауве, штат Нью-Джерси. Гостиницу позиционировали как «демократичное место с отличным сервисом», что было недалеко от истины. Здесь останавливались заезжие бизнесмены — на одну ночь. Максимум на две. Такое положение вещей устраивало всех, включая Уайлда.

В баре «Шератона» была стеклянная крыша. Казалось, что сидишь на свежем воздухе. Бармены — например, Николь Маккристал — приветливо улыбались, когда Уайлд входил в зал. Клиенты — по большей части молодые управленцы, желающие стравить пар, — всегда были разные, но бармены оставались одни и те же. Уайлду нравились гостиничные бары: непостоянство и открытость публики, а если понадобится комната с кроватью — вот она, в пределах одной поездки на лифте.

Не слишком ли рано?

Может быть, но сколько еще ждать? Неделю? Две? К чему лишние условности? Никакой личной трагедии — ни у него, ни у Лейлы.

Как есть, так есть.

— Уайлд! — окликнула его Николь. Похоже, она была рада его видеть.

Она принесла ему пиво. В отношении пива Уайлд был человеком столь же демократичным, как и гостиница «Шератон» в отношении клиентов: охотно пил любое местное, что было на разлив. Сегодня это был «блонд-лагер» от пивоварни из городка Асбери-парк. Перегнувшись через стойку, Николь звонко чмокнула Уайлда в щеку. Том, стоявший в другом конце бара, помахал ему рукой.

— Давно ты не заходил. — Николь улыбнулась. У нее была добрая улыбка.

— Ага.

— Снова вышел на охоту? — (Он сам еще не знал ответа на этот вопрос, поэтому промолчал.) Николь придвинулась к нему. — О тебе спрашивали. Пара-тройка твоих трофеев.

— Не называй их трофеями.

— А как их называть? — Какой-то парень, причалив к дальнему концу стойки, поднял руку, и Николь сказала: — Подумай, какой вариант тебе больше нравится. А я подойду чуть позже.

Уайлд отхлебнул из кружки и прислушался к гулу гостиницы. Зажужжал телефон. Звонила Хестер.

— Уайлд? — Голос ее был едва слышен из-за фонового шума.

— Где вы?


— В ресторане.

— Ясно.

— У меня свидание.

— Ясно.

— С Ореном Кармайклом.

— Ясно.

— Уайлд, ты такой интересный собеседник. Столько энтузиазма.

— Мне что, закричать «ура»?

— Мать Наоми отказалась со мной разговаривать.

— Что вы имеете в виду?

— Сам-то как думаешь? Я имею в виду, что она не желает со мной говорить. Не перезванивает. Заявила, что ее дочь — не мое дело.

— Значит, Наоми у нее?

— Не знаю. Собиралась послать к ней моего сыщика, но она сейчас в путешествии. На юге Испании.

— Может, Наоми поехала с ней. Может, захотела сбежать от издевательств и мать увезла ее в Испанию.

— Где ты, Уайлд?

— В баре «Шератона».

— Поосторожнее там, — сказала Хестер. — Ты не умеешь пить. Чисто институтка на первом суаре.

— Что такое суаре?

— Подрастешь — узнаешь.

— И кстати говоря, кто такая институтка?

— Ха-ха. Утром поговорим. Мне пора к Орену.

— Ах да, вы же на свидании, — сказал Уайлд. И добавил: — Ура.

— Нахал.

Через какое-то время Уайлд разговорился с Сондрой, тридцатилетней рыжей хохотушкой в обтягивающих слаксах. Оба сидели у того края барной стойки, где было потише. Сондра родилась в Марокко, отец ее работал в посольстве.

— Цэрэушник, — объяснила она. — Почти все дипломаты — это разведчики. Не только американские. Какие угодно. Нет, ты только подумай. Допустим, нужно обеспечить кому-то охрану в самом сердце чужой страны. Или выкрасть нужного человека. Само собой, на такие задания посылают лучших людей из контрразведки. — В детстве Сондра часто переезжала из одного посольства в другое, по большей части в Африке и на Ближнем Востоке. — Все были в восторге от цвета моих волос. Насчет рыжих существует масса суеверий.

Сондра окончила Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе (ей там очень понравилось), где училась по специальности «гостиничное дело». Разведена, дома шестилетний сын.

— Я мало путешествую, но раз в год обязательно устраиваю себе такую поездку.

Сын сейчас у отца. Сондра с бывшим мужем неплохо ладят. Ей нравится останавливаться в «Шератоне». Ее всякий раз размещают в президентском номере.

— Ты просто обязан на него взглянуть, — сказала она тоном, способным обеспечить безобидному фильму рейтинг 18+. — Последний этаж. За окном — панорама Нью-Йорка. Номер трехкомнатный. Если захотим, можем посидеть в гостиной, пропустить по стаканчику. Ты только не подумай… — Наконец Сондра протянула ему ключ-карту. — Когда я вписывалась, мне выдали две штуки, — вкратце объяснила она. — Один от гостиной, другой от спальни. Ну, ты понял. — (Уайлд, все еще потягивая второй «блонд-лагер», заверил Сондру, что да, он все понял.) — В любом случае мне сейчас не уснуть. Джетлаг. Поработаю в гостиной. Если хочешь, поднимайся. Выпьем на сон грядущий.

На сон грядущий. Суаре. Институтка. Похоже, Уайлда занесло в 1963 год.

Он поблагодарил Сондру, но не стал ничего обещать. Она направилась к лифту. Чтобы не смотреть ей вслед, Уайлд уставился на ключ-карту. Выпить, значит. В гостиной, не в спальне. Может, все и правда так будет. Выпьют, и больше ничего.

— Ну что, будете подниматься? — спросил высокий мужчина с волосами, собранными в конский хвост. Возле стойки было штук двадцать свободных табуретов, но высокий решил сесть рядом с Уайлдом. — Она очень привлекательная, — сказал он. — Мне нравятся рыжие, а вам? — Уайлд не ответил. Высокий протянул ему руку. — Меня зовут Саул.

— Штраус, — добавил Уайлд.

— Вы знаете, кто я? — (Уайлд промолчал.) — Что ж, я польщен.

Уайлд не раз видел Штрауса в передаче Хестер. Саул неплохо смотрелся на телеэкране: суперпрогрессивный преподаватель из колледжа и в то же время — самый настоящий герой войны. Такой человек достоин восхищения. Но Уайлд недолюбливал экспертов. Они появляются в передаче лишь для того, чтобы разозлить собеседника или подтвердить его слова. В обоих случаях от них нет никакой пользы.

— Не расслышал вашего имени, — сказал Штраус.

— Но вы его знаете.

— Неужели вы такая известная персона? — Штраус с любопытством посмотрел на Уайлда. Наверное, от этого взгляда студентки (Хестер обозвала бы их институтками) так и млеют. — Вас зовут Уайлд, верно? Вы тот самый мальчик из леса.