Мальчик глотает Вселенную
Часть 20 из 22 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Привезли вам пивка, ребята, – говорит он.
Эзра кивает тощему мужчине, и этого знака достаточно, чтобы заставить тощего выпрыгнуть из кресла и открыть холодильник. Он зарывается рукой глубоко в коробку, наполненную бутылками пива и льдом. Вытаскивает прямоугольный брикет, завернутый в толстый черный пластиковый пакет, и тут же протягивает его Элси. Та морщится.
– Ты можешь и сам проверить, Руа, черт побери, – говорит она.
Тощий смотрит на Эзру в ожидании указаний. Эзра снова поглощен фильмом, но выделяет секунду, чтобы стрельнуть одним глазом на Элси, сопроводив это кивком в сторону кухни. Элси соскакивает с дивана в вихре резких движений и выхватывает черный брусок из рук Руа.
– Чертовы тупицы, – говорит она.
Она натягивает улыбку для Августа и меня.
– Мальчишки, хотите сходить выбрать себе лимонада?
Мы смотрим на Лайла. Он одобрительно кивает, и мы следуем за ней в кухню.
Руа передает пиво Эзре, Лайлу и Тедди.
– Когда уже вы, квинслендцы, научитесь привозить другое пиво, а не это чертово «Четыре икса горькое», – ворчит Эзра.
– Мы и привезли другое, – говорит Тедди, усаживаясь на трехместный диван смотреть «Конана-варвара». – Мы привезли «Четыре икса бочковое».
Уже почти час дня. Мы едим картофельные эскалопы в закусочной на «Морукской Волшебной миле», участке шоссе, ведущем в Моруку, в пятнадцати минутах езды от Джамбори-Хайтс. Здесь тянется полоса дилерских автомобильных центров, куда народ из Брисбена приезжает покупать себе машины, которые разнятся по качеству и престижу от «Во всех наших автомобилях имеются подушки безопасности» до «Во всех наших автомобилях имеются лобовые стекла». Мы сидим за белым круглым пластиковым столом и поглощаем из разодранных коричневых бумажных оберток помятые картофельные эскалопы, говяжьи крокеты, рыбные палочки, крупные ярко-желтые «дим-симы» и горячие чипсы, поджаренные в старом масле, так что они выглядят как согнутые сигаретные окурки и на вкус примерно такие же.
– Кто-нибудь будет последний крокет? – спрашивает Тедди.
Тедди единственный, кто ел говяжьи крокеты. Тедди всегда единственный, кто ест говяжьи крокеты.
– Все твои, Тедди, – говорю я.
Мы с Августом пьем из фиолетовых банок лимонад «Киркс Пасито», наш второй любимый безалкогольный напиток. Это Дрищ подсадил нас на «Пасито». Он не пьет никаких других газировок, кроме «Киркс», потому что напитки «Киркс» – наши, из Квинсленда, и он говорит, что знал старого парня, работавшего в изначальной компании «Киркс», которая тогда называлась «Хелидонская компания минеральных вод» и сделала себе имя в 1880-х годах, разливая целебные родниковые воды из Хелидона, недалеко от Тувумбы. Местные аборигены говорили, что они придают им силы, необходимые для того, чтобы отгонять любые жадные души, которые могут захотеть воспользоваться их значительными запасами питьевой воды. Я никогда не пробовал природные родниковые воды Хелидона, но сомневаюсь, что они могут состязаться со сладкой, восстанавливающей силы ледяной сарсапариллой.
– У Элси там стоял лимонад «Биг Сарс», – говорю я, выборочно обкусывая картофельный эскалоп в попытках создать очертания Австралии. – У нее целая полка для баночек безалкогольных напитков. Целый ряд разных «Киркс». «Лимонный сквош». «Крем-сода». «Имбирный эль Олд Стоуни». Я могу все назвать.
Лайл сворачивает очередную самокрутку с «Белым быком».
– А ты видел что-нибудь еще, Капитан Подробность, когда вы с Элси прошли в кухню? – спрашивает он.
– Да, видел кучу всего, – киваю я. – У нее в холодильнике целая нераскрытая пачка бисквитов «Айсед ВоВо» на полке над лотками для овощей. Я полагаю, они ели барбекю из ресторана «Риббетс» прошлым вечером, поскольку на полке над бисквитами стояла серебристая коробка для еды навынос, и хотя на коробке была крышка, и я не мог видеть, что внутри, я понял, что это «Риббетс», так как заметил соус для барбекю «Риббетс», пролившийся через край коробки, а этот соус по виду отличается от всех прочих соусов для барбекю.
Лайл закуривает свернутую самокрутку.
– А ты заметил хоть какие-то подробности, которые не связаны с тем, что лежит у Элси в холодильнике? – спрашивает он, поворачивая голову вправо, чтобы не обкуривать эскалопы.
– Да, кучу всего, – отвечаю я, засовывая в рот сразу три чипсины, теперь остывших и потерявших хрусткость. – Там на стене висело какое-то оружие маори над кухонной скамейкой, и я спросил Элси, что это такое, и она сказала, что оно называется mere. Это нечто вроде большой плоской дубинки в форме листа, сделанной из чего-то, что называется «зеленый камень», и оно передавалось от поколения к поколению в ее семье. И она стояла возле раковины, аккуратно разрезая обертку на твоем героиновом брикете, выверяя кухонные весы на столе рядом с мойкой; и попутно рассказывала мне об ужасных делах своего прапрапрапрадеда, Хамиоры, которые он натворил этой дубинкой. О том, что был когда-то вождь по имени Марама из другого племени, которое всегда притесняло и запугивало племя Хамиоры, и когда Хамиора пришел в штаб-квартиру этого вождя, своего противника, то…
– Я и не знал, что у вождей древних майорийцев имелись штаб-квартиры, – замечает Тедди.
– В хижину, в хижину он к нему пришел! – поясняю я. – В большую хижину вождя соперников. И вот когда Хамиора пришел к Мараме в хижину, то вражеский вождь начал смеяться над размерами и формой дубинки Хамиоры, потому что она выглядела такой же безобидной, как скалка, которой можно раскатывать тесто для печенья или что-то вроде того; а Хамиора стоял в центре толпы этих враждебных воинов, когда Марама подшучивал над ним и подстрекал своих людей смеяться и шутить над семейным оружием Хамиоры, и Хамиора начал хохотать вместе с ними; а затем Хамиора – быстрее, чем вы успеете произнести фразу «печенье с джемом», – проломил Мараме голову своим семейным оружием, над которым они все так смеялись.
Я подцепляю небольшой «дим-сим».
– Старый Хамиора владел своей зеленой дубинкой так же, как Вив Ричардс[24] владеет крикетной битой, и он отрабатывал этот особый удар с точным движением предплечья, когда бьешь кого-то по кумполу и в момент удара делаешь дубинкой резкий поворот.
Я отрываю верх маленького «дим-сима» одним быстрым движением.
– Он снес Мараме верхушку черепа одним ударом, и остальная часть того племени была настолько ошеломлена увиденным, что не успела схватиться за оружие, когда остальные люди Хамиоры – все дальние родственники Элси по большому счету – выскочили из кустов и напали на потрясенных врагов.
Я бросаю оторванную верхушку «дим-сима» себе в рот.
– И вот Элси рассказывает мне эту историю, а сама осторожно распаковывает «дурь» и не смотрит, где в это время мои глаза, а я иногда вставляю что-то вроде «Неужто правда?» или «Не может быыыыыть!», вроде как я действительно увлечен рассказом, но в то же время мои глаза шарят по всей кухне в поисках мелких деталей. Правый глаз там, где ему и положено быть, но у меня разработан левый глаз, и он мечется повсюду, изучая обстановку.
Лайл с Тедди обмениваются короткими взглядами. Лайл качает головой.
– И когда мы с Августом ныряем в холодильник, чтобы рассмотреть коллекцию безалкогольных напитков Элси, то она не понимает, что я на самом деле слежу одним глазом за ней и за героином на столе; и она берет острый нож и состругивает с края брикета несколько маленьких кусочков, как будто тонко отрезает сыр от головки «Чеддера». И она скатывает эти стружки в маленький шарик весом где-то с грамм и прячет его в маленький черный контейнер от фотопленки с серой крышкой. Она сует этот контейнер в карман своих джинсов, затем заворачивает брикет обратно и отдает его вам, парням в гостиной, а вы, ребята, приклеили свои глаза к «Конану-варвару»; и она произносит: «Все в порядке», и никто не говорит: «Попалась!», не дает ей пинка под сраку и вообще никак не реагирует. Ну а дальше она возвращается на кухню и заканчивает рассказывать мне эту древнюю байку о великом-великом-великом прадедушке-вожде Хамиоре и тупом-тупом-тупом вожде Мараме, и я вижу все детали, например, кучу почты возле их телефона, письма из городского совета и счета от телефонной компании, а рядом лист бумаги с именами и телефонными номерами, и там есть твои имя и номер, Лайл, и имя Титуса, а дальше некие Кайли и Мэл, а следующий номер кого-то по имени Снаппер, а за ним какой-то Дастин Ванг.
– Дастин Ванг? – переспрашивает Тедди, поворачиваясь к Лайлу, который кивает, выразительно подняв брови.
– В этом есть смысл, – говорит Лайл.
– Кто это – Дастин Ванг? – интересуюсь я.
– Если бы Бич Данг была Хамиорой, то Дастин Ванг был бы ее Марамой, – поясняет Лайл.
– Хорошие новости на самом деле, – говорит Тедди.
– Почему? – спрашиваю я.
– Здоровая конкуренция, – отвечает Тедди. – Если Бич не единственный импортер в округе, то это хорошая новость для Титуса, потому что Бич придется начать предлагать более конкурентоспособные цены, и возможно, она больше не будет получать такого удовольствия от того, что трахает нас в задницу.
– Вообще-то это не очень хорошая новость для Титуса, если Эзра подумывает обращаться напрямую к новому поставщику, – возражает Лайл. – Я поговорю с Титусом по этому поводу.
Тедди довольно хихикает.
– Неплохо сработано, Капитан Подробность.
Ничто так не соединяет районы, как героин из Юго-Восточной Азии. Все субботы этого славного месяца, пока бассейн Джиндейли закрыт на ремонт, Лайл, Тедди, Август и я носимся из конца в конец Брисбена, между различными культурными меньшинствами, разными бандами, разнообразными непонятными субкультурами моего города, жаркого и раскинувшегося во все стороны, как потные груди за пазухой пышнотелой медсестры.
В Южном Брисбене – итальянцы. Толпа хмурых болельщиков регби в Бэллиморе. Барабанщики, гитаристы, уличные музыканты и всеми забытые рок-группы в Фортитьюд-Вэлли.
– Маме об этом ни слова! – предупреждает Лайл, когда мы подъезжаем к Хайгейт-Хилл – штаб-квартире неонацистской группировки скинхедов «Белый Молот», возглавляемой тихим худым двадцатипятилетним мужчиной по имени Тимоти, который достаточно открыт, чтобы на голубом глазу сообщить Лайлу во время дружелюбного обмена деньгами и наркотиками, что он на самом деле не бреет голову налысо, а по-настоящему лысый; и это заставляет меня молча задуматься – что же изначально толкнуло его на этот скользкий путь: долгие философские размышления о превосходстве белой расы, от которых он облысел, или раннее облысение, характерное для белых мужчин, не оставило ему иного выбора.
Я сам не знаю, чего ожидал от торговли наркотиками. Какой-то романтики, возможно. Чувства опасности и неизвестности. Теперь я понимаю, что среднестатистический пригородный наркодилер недалеко ушел от обыкновенного доставщика пиццы. Половину всех сделок, которые заключают Лайл с Тедди, я мог бы совершить в два раза быстрее, просто разъезжая по юго-западным пригородам Брисбена на своем велике «Мангуст BMX» с наркотой в рюкзаке. Август, вероятно, мог бы справиться с этим даже еще скорее, потому что он ездит быстрей меня и у него десятискоростной гоночный велосипед «Малверн Стар».
Мы с Августом делаем домашнюю работу по математике на заднем сиденье «Мазды» Тедди, пока проезжаем Стори-бридж сперва с севера на юг, затем обратно с юга на север – мост, хранящий истории, похожие на историю мальчиков, победивших огонь; на историю о немом мальчике и его младшем брате, который никогда не просил ничего, кроме ответов на вопросы.
Август держит в руке десятиразрядный инженерный карманный калькулятор, который получил в подарок на свой день рождения, набирает цифры и переворачивает калькулятор вверх ногами, чтобы превратить их в слова. 7738461375 = SLEIGHBELL (бубенчик). 5318008 = BOOBIES (балбесы). Он вбивает очередной ряд цифр. Гордо показывает мне экран калькулятора. ELIBELL (Илай Белл).
– Эй, Тедди, – спрашиваю я. – «На школьный карнавал двадцать из восьмидесяти входных билетов были проданы заранее. Какой процент от общего числа входных билетов составляют билеты, проданные заранее?»
Тедди смотрит в зеркало заднего вида:
– Да ладно, приятель, какого черта, пошевели мозгами! Сколько двадцаток в восьмидесяти?
– Четыре.
– А значит…
– Значит, двадцать – это четверть от восьмидесяти?
– Верно.
– А четверть в процентах это… четверть от сотни… двадцать пять процентов?
– Да, приятель. – Тедди ошеломленно качает головой. – Блин, Лайл, не позволяй этим двоим заполнять твою налоговую декларацию, я тебя прошу.
– Налоговую декларацию? – спрашивает Лайл, притворяясь озадаченным. – Что-то такое слышал. Это такое алгебраическое слово?
Наркосделки приходится совершать по субботам, потому что большинство наркодилеров третьего уровня, которым продает Лайл, имеют обычную работу в будние дни. Титус Броз – первый уровень. Лайл – второй. Лайл продает торговцам третьего уровня, которые, в свою очередь, толкают мужчинам и женщинам на улице или, как в случае Кева Ханта, – мужчинам и женщинам в море. Кев – рыбак на траулере, имеющий побочный бизнес в качестве наркоторговца третьего уровня и снабжающий множество клиентов в процессе ловли креветок в Мортон-бэй. Он в море почти всю неделю. Поэтому мы ездим к нему домой в Болт-Хиллс по субботам, как ему нравится. Это хороший бизнес. Лайл приспосабливается к потребностям своих клиентов. Шейн Бриджмен, например, – адвокат в центре города, и у него тоже дополнительный бизнес наркодилера третьего уровня. Он обслуживает юристов с Джордж-стрит. Он всегда на работе и никогда не бывает дома в течение недели, но наотрез отказывается проводить любые сделки с наркотиками в своей конторе, в трех зданиях от Верховного суда Квинсленда. Так что мы направляемся к нему домой в Уилстон, во внутренние северные пригороды. Он заключает сделку в своем солярии, пока его жена печет черничные кексы на кухне, а сын бросает крикетный мяч в черную мусорную корзину на заднем дворе.
Лайл мастерски справляется с этими субботними сделками. Он и дипломат, и культурный посол, представитель своего босса, Титуса Броза, проводник между королем и его подданными. Лайл говорит, что подходит к сделке с наркотиками так же, как к маме, когда та в плохом настроении. Приближайся на цыпочках. Будь начеку. Не позволяй контрагенту стоять слишком близко к кухонным ножам. Будь гибким, терпеливым, приспособляемым. Покупатели / сердитая мама всегда правы. Лайл готов привести свои эмоции в соответствие чувствам покупателя / мамы в любой момент. Когда китайский застройщик жалуется на бюрократические проволочки в городском совете, Лайл сочувственно кивает. Когда главарь мотоциклетной банды «Бандидос» сетует на неполадки в двигателе своего «Харлея», Лайл кивает с выражением, которое кажется мне искренним беспокойством, и это то же самое выражение, с которым он смотрел на маму в тот вечер, когда она расстроилась из-за того, что они с Лайлом никогда даже не предпринимают попыток подружиться с кем-либо из других родителей в нашей школе. Просто делай свое дело, возьми свои деньги, выйди из комнаты живым и поцелуй женщину, которую ты любишь.
В наш последний нарковыезд Лайл рассказывает нам с Августом о подземной комнате с красным телефоном. Лайл построил эту комнату сам, нижней половиной в земле, верхней в доме, выкопав глубокую яму ниже тесного пространства под домом, куда нам с Августом никогда не разрешалось заползать. Секретное место, выложенное из тринадцати сотен кирпичей, купленных на Даррском кирпичном заводе. Тайная комната, где мама с Лайлом могли хранить большие коробки с марихуаной, в те дни, когда занимались травой.
– Как вы используете ее теперь, когда завязали с травкой? – спрашиваю я.
– Это на черный день, если мне потребуется убежать и спрятаться, – отвечает Лайл.
– От кого?
– От кого угодно, – говорит он.
– А для чего телефон? – интересуюсь я.
Тедди кидает на Лайла быстрый взгляд.
– Он подключен к линии, которая идет напрямую к другому красному телефону, так же как и в доме Титуса в Беллбоури, – говорит Лайл.
– Так это с Титусом мы разговаривали в тот день?
Эзра кивает тощему мужчине, и этого знака достаточно, чтобы заставить тощего выпрыгнуть из кресла и открыть холодильник. Он зарывается рукой глубоко в коробку, наполненную бутылками пива и льдом. Вытаскивает прямоугольный брикет, завернутый в толстый черный пластиковый пакет, и тут же протягивает его Элси. Та морщится.
– Ты можешь и сам проверить, Руа, черт побери, – говорит она.
Тощий смотрит на Эзру в ожидании указаний. Эзра снова поглощен фильмом, но выделяет секунду, чтобы стрельнуть одним глазом на Элси, сопроводив это кивком в сторону кухни. Элси соскакивает с дивана в вихре резких движений и выхватывает черный брусок из рук Руа.
– Чертовы тупицы, – говорит она.
Она натягивает улыбку для Августа и меня.
– Мальчишки, хотите сходить выбрать себе лимонада?
Мы смотрим на Лайла. Он одобрительно кивает, и мы следуем за ней в кухню.
Руа передает пиво Эзре, Лайлу и Тедди.
– Когда уже вы, квинслендцы, научитесь привозить другое пиво, а не это чертово «Четыре икса горькое», – ворчит Эзра.
– Мы и привезли другое, – говорит Тедди, усаживаясь на трехместный диван смотреть «Конана-варвара». – Мы привезли «Четыре икса бочковое».
Уже почти час дня. Мы едим картофельные эскалопы в закусочной на «Морукской Волшебной миле», участке шоссе, ведущем в Моруку, в пятнадцати минутах езды от Джамбори-Хайтс. Здесь тянется полоса дилерских автомобильных центров, куда народ из Брисбена приезжает покупать себе машины, которые разнятся по качеству и престижу от «Во всех наших автомобилях имеются подушки безопасности» до «Во всех наших автомобилях имеются лобовые стекла». Мы сидим за белым круглым пластиковым столом и поглощаем из разодранных коричневых бумажных оберток помятые картофельные эскалопы, говяжьи крокеты, рыбные палочки, крупные ярко-желтые «дим-симы» и горячие чипсы, поджаренные в старом масле, так что они выглядят как согнутые сигаретные окурки и на вкус примерно такие же.
– Кто-нибудь будет последний крокет? – спрашивает Тедди.
Тедди единственный, кто ел говяжьи крокеты. Тедди всегда единственный, кто ест говяжьи крокеты.
– Все твои, Тедди, – говорю я.
Мы с Августом пьем из фиолетовых банок лимонад «Киркс Пасито», наш второй любимый безалкогольный напиток. Это Дрищ подсадил нас на «Пасито». Он не пьет никаких других газировок, кроме «Киркс», потому что напитки «Киркс» – наши, из Квинсленда, и он говорит, что знал старого парня, работавшего в изначальной компании «Киркс», которая тогда называлась «Хелидонская компания минеральных вод» и сделала себе имя в 1880-х годах, разливая целебные родниковые воды из Хелидона, недалеко от Тувумбы. Местные аборигены говорили, что они придают им силы, необходимые для того, чтобы отгонять любые жадные души, которые могут захотеть воспользоваться их значительными запасами питьевой воды. Я никогда не пробовал природные родниковые воды Хелидона, но сомневаюсь, что они могут состязаться со сладкой, восстанавливающей силы ледяной сарсапариллой.
– У Элси там стоял лимонад «Биг Сарс», – говорю я, выборочно обкусывая картофельный эскалоп в попытках создать очертания Австралии. – У нее целая полка для баночек безалкогольных напитков. Целый ряд разных «Киркс». «Лимонный сквош». «Крем-сода». «Имбирный эль Олд Стоуни». Я могу все назвать.
Лайл сворачивает очередную самокрутку с «Белым быком».
– А ты видел что-нибудь еще, Капитан Подробность, когда вы с Элси прошли в кухню? – спрашивает он.
– Да, видел кучу всего, – киваю я. – У нее в холодильнике целая нераскрытая пачка бисквитов «Айсед ВоВо» на полке над лотками для овощей. Я полагаю, они ели барбекю из ресторана «Риббетс» прошлым вечером, поскольку на полке над бисквитами стояла серебристая коробка для еды навынос, и хотя на коробке была крышка, и я не мог видеть, что внутри, я понял, что это «Риббетс», так как заметил соус для барбекю «Риббетс», пролившийся через край коробки, а этот соус по виду отличается от всех прочих соусов для барбекю.
Лайл закуривает свернутую самокрутку.
– А ты заметил хоть какие-то подробности, которые не связаны с тем, что лежит у Элси в холодильнике? – спрашивает он, поворачивая голову вправо, чтобы не обкуривать эскалопы.
– Да, кучу всего, – отвечаю я, засовывая в рот сразу три чипсины, теперь остывших и потерявших хрусткость. – Там на стене висело какое-то оружие маори над кухонной скамейкой, и я спросил Элси, что это такое, и она сказала, что оно называется mere. Это нечто вроде большой плоской дубинки в форме листа, сделанной из чего-то, что называется «зеленый камень», и оно передавалось от поколения к поколению в ее семье. И она стояла возле раковины, аккуратно разрезая обертку на твоем героиновом брикете, выверяя кухонные весы на столе рядом с мойкой; и попутно рассказывала мне об ужасных делах своего прапрапрапрадеда, Хамиоры, которые он натворил этой дубинкой. О том, что был когда-то вождь по имени Марама из другого племени, которое всегда притесняло и запугивало племя Хамиоры, и когда Хамиора пришел в штаб-квартиру этого вождя, своего противника, то…
– Я и не знал, что у вождей древних майорийцев имелись штаб-квартиры, – замечает Тедди.
– В хижину, в хижину он к нему пришел! – поясняю я. – В большую хижину вождя соперников. И вот когда Хамиора пришел к Мараме в хижину, то вражеский вождь начал смеяться над размерами и формой дубинки Хамиоры, потому что она выглядела такой же безобидной, как скалка, которой можно раскатывать тесто для печенья или что-то вроде того; а Хамиора стоял в центре толпы этих враждебных воинов, когда Марама подшучивал над ним и подстрекал своих людей смеяться и шутить над семейным оружием Хамиоры, и Хамиора начал хохотать вместе с ними; а затем Хамиора – быстрее, чем вы успеете произнести фразу «печенье с джемом», – проломил Мараме голову своим семейным оружием, над которым они все так смеялись.
Я подцепляю небольшой «дим-сим».
– Старый Хамиора владел своей зеленой дубинкой так же, как Вив Ричардс[24] владеет крикетной битой, и он отрабатывал этот особый удар с точным движением предплечья, когда бьешь кого-то по кумполу и в момент удара делаешь дубинкой резкий поворот.
Я отрываю верх маленького «дим-сима» одним быстрым движением.
– Он снес Мараме верхушку черепа одним ударом, и остальная часть того племени была настолько ошеломлена увиденным, что не успела схватиться за оружие, когда остальные люди Хамиоры – все дальние родственники Элси по большому счету – выскочили из кустов и напали на потрясенных врагов.
Я бросаю оторванную верхушку «дим-сима» себе в рот.
– И вот Элси рассказывает мне эту историю, а сама осторожно распаковывает «дурь» и не смотрит, где в это время мои глаза, а я иногда вставляю что-то вроде «Неужто правда?» или «Не может быыыыыть!», вроде как я действительно увлечен рассказом, но в то же время мои глаза шарят по всей кухне в поисках мелких деталей. Правый глаз там, где ему и положено быть, но у меня разработан левый глаз, и он мечется повсюду, изучая обстановку.
Лайл с Тедди обмениваются короткими взглядами. Лайл качает головой.
– И когда мы с Августом ныряем в холодильник, чтобы рассмотреть коллекцию безалкогольных напитков Элси, то она не понимает, что я на самом деле слежу одним глазом за ней и за героином на столе; и она берет острый нож и состругивает с края брикета несколько маленьких кусочков, как будто тонко отрезает сыр от головки «Чеддера». И она скатывает эти стружки в маленький шарик весом где-то с грамм и прячет его в маленький черный контейнер от фотопленки с серой крышкой. Она сует этот контейнер в карман своих джинсов, затем заворачивает брикет обратно и отдает его вам, парням в гостиной, а вы, ребята, приклеили свои глаза к «Конану-варвару»; и она произносит: «Все в порядке», и никто не говорит: «Попалась!», не дает ей пинка под сраку и вообще никак не реагирует. Ну а дальше она возвращается на кухню и заканчивает рассказывать мне эту древнюю байку о великом-великом-великом прадедушке-вожде Хамиоре и тупом-тупом-тупом вожде Мараме, и я вижу все детали, например, кучу почты возле их телефона, письма из городского совета и счета от телефонной компании, а рядом лист бумаги с именами и телефонными номерами, и там есть твои имя и номер, Лайл, и имя Титуса, а дальше некие Кайли и Мэл, а следующий номер кого-то по имени Снаппер, а за ним какой-то Дастин Ванг.
– Дастин Ванг? – переспрашивает Тедди, поворачиваясь к Лайлу, который кивает, выразительно подняв брови.
– В этом есть смысл, – говорит Лайл.
– Кто это – Дастин Ванг? – интересуюсь я.
– Если бы Бич Данг была Хамиорой, то Дастин Ванг был бы ее Марамой, – поясняет Лайл.
– Хорошие новости на самом деле, – говорит Тедди.
– Почему? – спрашиваю я.
– Здоровая конкуренция, – отвечает Тедди. – Если Бич не единственный импортер в округе, то это хорошая новость для Титуса, потому что Бич придется начать предлагать более конкурентоспособные цены, и возможно, она больше не будет получать такого удовольствия от того, что трахает нас в задницу.
– Вообще-то это не очень хорошая новость для Титуса, если Эзра подумывает обращаться напрямую к новому поставщику, – возражает Лайл. – Я поговорю с Титусом по этому поводу.
Тедди довольно хихикает.
– Неплохо сработано, Капитан Подробность.
Ничто так не соединяет районы, как героин из Юго-Восточной Азии. Все субботы этого славного месяца, пока бассейн Джиндейли закрыт на ремонт, Лайл, Тедди, Август и я носимся из конца в конец Брисбена, между различными культурными меньшинствами, разными бандами, разнообразными непонятными субкультурами моего города, жаркого и раскинувшегося во все стороны, как потные груди за пазухой пышнотелой медсестры.
В Южном Брисбене – итальянцы. Толпа хмурых болельщиков регби в Бэллиморе. Барабанщики, гитаристы, уличные музыканты и всеми забытые рок-группы в Фортитьюд-Вэлли.
– Маме об этом ни слова! – предупреждает Лайл, когда мы подъезжаем к Хайгейт-Хилл – штаб-квартире неонацистской группировки скинхедов «Белый Молот», возглавляемой тихим худым двадцатипятилетним мужчиной по имени Тимоти, который достаточно открыт, чтобы на голубом глазу сообщить Лайлу во время дружелюбного обмена деньгами и наркотиками, что он на самом деле не бреет голову налысо, а по-настоящему лысый; и это заставляет меня молча задуматься – что же изначально толкнуло его на этот скользкий путь: долгие философские размышления о превосходстве белой расы, от которых он облысел, или раннее облысение, характерное для белых мужчин, не оставило ему иного выбора.
Я сам не знаю, чего ожидал от торговли наркотиками. Какой-то романтики, возможно. Чувства опасности и неизвестности. Теперь я понимаю, что среднестатистический пригородный наркодилер недалеко ушел от обыкновенного доставщика пиццы. Половину всех сделок, которые заключают Лайл с Тедди, я мог бы совершить в два раза быстрее, просто разъезжая по юго-западным пригородам Брисбена на своем велике «Мангуст BMX» с наркотой в рюкзаке. Август, вероятно, мог бы справиться с этим даже еще скорее, потому что он ездит быстрей меня и у него десятискоростной гоночный велосипед «Малверн Стар».
Мы с Августом делаем домашнюю работу по математике на заднем сиденье «Мазды» Тедди, пока проезжаем Стори-бридж сперва с севера на юг, затем обратно с юга на север – мост, хранящий истории, похожие на историю мальчиков, победивших огонь; на историю о немом мальчике и его младшем брате, который никогда не просил ничего, кроме ответов на вопросы.
Август держит в руке десятиразрядный инженерный карманный калькулятор, который получил в подарок на свой день рождения, набирает цифры и переворачивает калькулятор вверх ногами, чтобы превратить их в слова. 7738461375 = SLEIGHBELL (бубенчик). 5318008 = BOOBIES (балбесы). Он вбивает очередной ряд цифр. Гордо показывает мне экран калькулятора. ELIBELL (Илай Белл).
– Эй, Тедди, – спрашиваю я. – «На школьный карнавал двадцать из восьмидесяти входных билетов были проданы заранее. Какой процент от общего числа входных билетов составляют билеты, проданные заранее?»
Тедди смотрит в зеркало заднего вида:
– Да ладно, приятель, какого черта, пошевели мозгами! Сколько двадцаток в восьмидесяти?
– Четыре.
– А значит…
– Значит, двадцать – это четверть от восьмидесяти?
– Верно.
– А четверть в процентах это… четверть от сотни… двадцать пять процентов?
– Да, приятель. – Тедди ошеломленно качает головой. – Блин, Лайл, не позволяй этим двоим заполнять твою налоговую декларацию, я тебя прошу.
– Налоговую декларацию? – спрашивает Лайл, притворяясь озадаченным. – Что-то такое слышал. Это такое алгебраическое слово?
Наркосделки приходится совершать по субботам, потому что большинство наркодилеров третьего уровня, которым продает Лайл, имеют обычную работу в будние дни. Титус Броз – первый уровень. Лайл – второй. Лайл продает торговцам третьего уровня, которые, в свою очередь, толкают мужчинам и женщинам на улице или, как в случае Кева Ханта, – мужчинам и женщинам в море. Кев – рыбак на траулере, имеющий побочный бизнес в качестве наркоторговца третьего уровня и снабжающий множество клиентов в процессе ловли креветок в Мортон-бэй. Он в море почти всю неделю. Поэтому мы ездим к нему домой в Болт-Хиллс по субботам, как ему нравится. Это хороший бизнес. Лайл приспосабливается к потребностям своих клиентов. Шейн Бриджмен, например, – адвокат в центре города, и у него тоже дополнительный бизнес наркодилера третьего уровня. Он обслуживает юристов с Джордж-стрит. Он всегда на работе и никогда не бывает дома в течение недели, но наотрез отказывается проводить любые сделки с наркотиками в своей конторе, в трех зданиях от Верховного суда Квинсленда. Так что мы направляемся к нему домой в Уилстон, во внутренние северные пригороды. Он заключает сделку в своем солярии, пока его жена печет черничные кексы на кухне, а сын бросает крикетный мяч в черную мусорную корзину на заднем дворе.
Лайл мастерски справляется с этими субботними сделками. Он и дипломат, и культурный посол, представитель своего босса, Титуса Броза, проводник между королем и его подданными. Лайл говорит, что подходит к сделке с наркотиками так же, как к маме, когда та в плохом настроении. Приближайся на цыпочках. Будь начеку. Не позволяй контрагенту стоять слишком близко к кухонным ножам. Будь гибким, терпеливым, приспособляемым. Покупатели / сердитая мама всегда правы. Лайл готов привести свои эмоции в соответствие чувствам покупателя / мамы в любой момент. Когда китайский застройщик жалуется на бюрократические проволочки в городском совете, Лайл сочувственно кивает. Когда главарь мотоциклетной банды «Бандидос» сетует на неполадки в двигателе своего «Харлея», Лайл кивает с выражением, которое кажется мне искренним беспокойством, и это то же самое выражение, с которым он смотрел на маму в тот вечер, когда она расстроилась из-за того, что они с Лайлом никогда даже не предпринимают попыток подружиться с кем-либо из других родителей в нашей школе. Просто делай свое дело, возьми свои деньги, выйди из комнаты живым и поцелуй женщину, которую ты любишь.
В наш последний нарковыезд Лайл рассказывает нам с Августом о подземной комнате с красным телефоном. Лайл построил эту комнату сам, нижней половиной в земле, верхней в доме, выкопав глубокую яму ниже тесного пространства под домом, куда нам с Августом никогда не разрешалось заползать. Секретное место, выложенное из тринадцати сотен кирпичей, купленных на Даррском кирпичном заводе. Тайная комната, где мама с Лайлом могли хранить большие коробки с марихуаной, в те дни, когда занимались травой.
– Как вы используете ее теперь, когда завязали с травкой? – спрашиваю я.
– Это на черный день, если мне потребуется убежать и спрятаться, – отвечает Лайл.
– От кого?
– От кого угодно, – говорит он.
– А для чего телефон? – интересуюсь я.
Тедди кидает на Лайла быстрый взгляд.
– Он подключен к линии, которая идет напрямую к другому красному телефону, так же как и в доме Титуса в Беллбоури, – говорит Лайл.
– Так это с Титусом мы разговаривали в тот день?