Мадам Белая Поганка

– Ага, – пробормотал Коробков, – нашел.

– Съемщик Вероника, – скорей утвердительно, чем вопросительно осведомилась Дюдюня.

Димон покачал головой:

– Гортензия Вениаминовна Миронова, москвичка, прописана в Корсаковом переулке. Он находится в самом центре города, недалеко от храма Христа Спасителя. Дом шесть, квартира восемь.

– Это кто такая? – удивилась я. – Имя как цветок, редкое. Не его ли имела в виду Леся, рассказывая, как побывала на дне рождения Зельды?

– Торговый центр… – начал Димон и замолчал, потом сказал: – Интересно.

– Что? – насторожилась я.

– Магазин построен давно, он один из первых в Москве, – продолжил Коробков. – Им нынче владеют три человека. Нина Сергеевна Панина, известная нам как Зельда, Вероника Матвеевна Фомина и Гортензия Миронова. Здание они получили в наследство от Локтевой Авдотьи Филипповны. Гортензия ее единственная дочь от Вениамина Локтева. Фамилия Миронова у нее от мужа.

– Хозяйки молла сами у себя снимают торговую площадь? – фыркнула Дюдюня.

– Подозреваю, что они не платили аренду, – хмыкнул Никита.

– Дорогой, любимой маме Авдотье Филипповне от Гортензии и Зельды в день рождения, – произнес Сергей.

Мы все разом повернулись к парню.

– Что ты сказал? Повтори, – попросила я.

Сергей показал нам альбом для фотографий.

– Вот, открыл его, а внутри надпись.

Димон подошел к Капину.

– Еще число стоит: тринадцатое апреля… секундочку!

Коробков посмотрел в свой ноутбук.

– Локтева умерла десятого апреля, в год, который указан на обложке альбома. Подарок не дошел до адресата. Интересно, почему его тут хранили? Не выкинули?

С этими словами Коробков начал перелистывать страницы, я встала справа от него.

– Тут же старые снимки, черно-белые и цветные.

– Выбросить их нельзя, – сказала Ада, приблизившись к Коробкову слева. – Может, негативов давно нет.

– Когда чьи-то старые снимки в мусор отправляешь, возникает чувство, что человека в помойку бросил, – высказался Леня.

Я стала внимательно рассматривать содержимое альбома. Кто-то очень постарался, составляя фоторассказ.

«Мама, Зельда, Ника и Гортензия на даче». На фото три маленькие девочки сидят в гамаке около красивой молодой женщины. Она худенькая, с копной вьющихся роскошных волос. На другом снимке та же компания на веранде. На столе торт, самовар. И подпись: «День рождения Зели».

Я аккуратно перелистывала страницы. Дети подрастали, мать долго оставалась красивой. Даже на последних снимках, где Авдотья уже совсем пожилая, она хорошо одета и волосы у нее темные, без седины.

– С деньгами у них был порядок, – отметила Ада, – посмотри, какие у Локтевой серьги, кольца.

– Может, это бижутерия? – предположил Никита.

– Это сейчас в моде цацки, которые из разбитых бутылок клепают, – поморщилась Дюдюня, – настоящие камни всегда были, есть и будут дорогими. Но поскольку бабам хочется богато-красиво выглядеть, то плодятся «бриллианты» из стекляшек в оправе из самоварного золота.

Ада Марковна показала на один снимок.

– Внимание! Дата! В те времена обеспеченная женщина скорее с «голыми» ушами вышла бы, чем вдела в них дешевку. Бижутерией торговали в киосках «Печать», барахло покупали школьницы. Обратите внимание на дизайн серег, броши и кольца Локтевой. В моде тогда были комплекты, все подбиралось в тон, а цвет сумки должен был совпадать с тоном обуви. Губная помада и лак на ногтях тоже одного оттенка. Одни подвески – бедненько. Кольцо к ним – хорошо. Брошь в придачу – прекрасно. Ожерелье на шее говорило о богатстве дамы. Дизайн того, что у Авдотьи, именуется «малинка», много бриллиантов горкой. Такое приобреталось на черный день. Наши мамы-бабушки пережили большевистский переворот семнадцатого года, последующую Гражданскую войну, голод, Вторую мировую. Они хорошо знали: когда с неба падают бомбы, деньги превращаются в ничто. Если только это не золотые царские червонцы. При любых переворотах, войнах в цене возрастают дорогие ювелирные украшения, лекарства, предметы искусства. В стране беда? И находится ушлый человечек, который тебе за картину Айвазовского даст препарат для больного ребенка, пару буханок хлеба, банку сгущенки. И это знание мамы-бабушки передали дочерям и внучкам. Что можно выменять в случае бегства от оккупантов на модное сегодня колье из осколков разбитого стакана? Ничего! Что можно выменять на ожерелье из настоящих бриллиантов? Место в поезде или на корабле, который увезет тебя подальше от кошмара войны и революции. Почему некоторые дворяне, убегая от большевиков, смогли в Одессе сесть на корабли и уплыть из страны? Женщины шили пояса, прятали туда свои драгоценности, они и послужили пропуском на борт. Носите бижутерию на здоровье, но помните – цена ей в трудный момент копейка.





Глава двадцать первая




– Значит, все цацки на Локтевой настоящие, – пробормотал Никита.

– И на столе настоящий сервиз от Кузнецова, – показывая на очередной снимок, добавила Дюдюня, – даже сейчас нет-нет да и попадутся у антикваров аутентичные чашки-тарелки этого производителя. Найти целый сервиз очень сложно. А у Авдотьи набор – блюдо, сахарница, молочник, кофейник. Столовые приборы плохо видно, но что-то мне подсказывает: они родня лопатке для торта и ножу, которым его нарезали, похоже, это настоящий Фаберже. Не проста была Авдотья Филипповна, совсем не проста. Кто она, Дима?


– На запрос по этим данным выпадает только вдова портретиста Локтева Вениамина Мартыновича, – отозвался Коробков, – муж намного старше жены, он умер, оставив ее с дочкой Гортензией. Вдова работала в институте, который готовил сотрудников консульств, посольств, преподавала этикет. Обучала дипломатов, как пользоваться множеством ложек-вилок-ножей, что у тарелок кладут, объясняла, как себя вести.

– Наверное, неплохо зарабатывала, – предположил Никита, – и от мужа много чего досталось.

– Странная надпись, – удивилась я.

– Где? – осведомился Никита.

Я показала на альбом.

– Осталось пару страниц просмотреть, на одной признание в любви к Авдотье! Далее такой текст: «Любимая мамочка! В самый большой праздник, в твой день рождения, сделав этот альбом, мы просим тебя посмотреть последние снимки. Очень хотим, чтобы все мы снова оказались вместе. На фотографиях, которые ты уже видела, запечатлены только мы: Горти, Зели, Ника. Мы с трудом нашли эти фото, потому что до определенного времени нас было всегда четверо. Да, Тата поступила глупо, но мы уверены, что она горько сожалеет о своем проступке. Прости ее, пожалуйста. Пусть в день твоего юбилея Тата окажется с нами. Гортензия и Зельда».

Я перевернула страницу.

– Какая девушка! – ахнула Ада. – Красавица. Глаз не оторвать. Одета прекрасно. Судя по браслету и кольцу, она не бедствует. Кто это?

– Под снимком одно слово – «Наташа», – вздохнула я. – Димон, можешь найти ее?

– Попробую, – без особого энтузиазма отозвался Коробков, – задача непростая. Имя распространенное. Эсмеральду без отчества и фамилии я отыщу. А Наташу… Их много. Можно сделать поиск этого фото в соцсетях, вдруг у кого обнаружится. Но я сомневаюсь в успехе. Снимок не современный. И еще закавыка. Она НаталИя или НаталЬя. Это разные имена. И кем она приходится Локтевой?

– У Авдотьи могли быть сестры, – оживилась я, – девочка ее племянница.

– Нет, – возразил Димон, – Локтева Авдотья Филипповна воспитанница детского дома. Это все, что известно о ее происхождении. Похоронена она в…

Коробков крякнул.

– Что еще? Говори, – поторопил его Никита.

– На кладбище в Агафине, которое ныне закрыто для погребений для всех, кроме тех, чьи родственники там лежат, – завел Димон. – И там же Олеся Николаева собирается захоронить урну с прахом Вероники Матвеевны Фоминой.

Повисло молчание. Я взяла телефон и, как обычно, включила громкую связь.

– Мирон Львович, Татьяна Сергеева беспокоит.

– Слушаю вас, – ответил наш клиент.

– Вы уже похоронили мать?

– Да. Почему вы спрашиваете?

– Вспомнила, что у нас есть знакомый в ритуальных услугах, – соврала я, – можно его попросить помочь.

– Спасибо. Мама говорила, что хочет лежать на маленьком погосте, он хоть и мемориальный, но не является объектом интереса туристов. Не представляю, каково это, иметь могилы на Новодевичьем или Ваганьковском. Толпы народа с фотоаппаратами. Крики: «Вася, глянь, тут Высоцкий». Ни посидеть у родного человека, ни поплакать, ни поговорить с ним. А в Агафине тишина. Мы туда пару раз ездили с мамой, у нее там уютная могила, если так можно выразиться о месте вечного упокоения. Мама иногда говорила: «Вот умру, похороните меня в Агафине». Я выполнил ее волю, поместил урну в могилу.

– Не помните к кому? – спросила я.

– Сейчас, минуточку, посмотрю. Локтева Авдотья Филипповна. Меня сопровождала экскурсовод. Она, похоже, биографию каждого там похороненного знает.

– Почему Нину Сергеевну называли Зельдой? – спросила я.

– Она никогда не говорила об этом, а я не интересовался. Зельда и Зельда. Вроде мама так представилась, когда с папой познакомилась.

– Спасибо, – поблагодарила я Мирона и убрала телефон.

– Интересно, – протянул Коробков, – кладбище имеет статус музея, на сайте у них написано, что там находятся могилы с незапамятных времен, рядом расположена бывшая усадьба. Экскурсанты покупают билеты для осмотра особняка и погоста. Касса работает в среду и пятницу.

– Завтра среда, – обрадовался Никита.

– Вот и отлично, мы с Таней туда скатаемся, – решила Ада, помолчала и добавила: – Ну, это просто мое желание. Начальник особой бригады Сергеева. Ей решать, кто, куда, когда и зачем отправится.

Я сохранила невозмутимый вид. Когда Ада Марковна, Никита и Миша пришли к нам на работу, Дюдюня чувствовала себя полной хозяйкой моей бригады. И понятно почему. Ада Марковна много лет прослужила в системе бригад, когда ею руководил Никифор, отец моего мужа. С Риной они лучшие подруги, а Иван Никифорович для Ады просто Ваня, мальчик, который в детстве сидел у нее на коленях. Ну, согласитесь, трудно выполнять приказы того, кого знал неразумным малышом, и сложно подчиняться его жене. В свое время Ада отправилась на пенсию. Но сотрудники особых бригад не уходят навсегда, они превращаются в «спящих» агентов, их в любой момент могут вернуть в строй. Забыть не могу, как в кабинет мужа позапрошлым летом вошла милая старушка в фартуке поверх платья и со скалкой в руке.

– Ваня! – бодро произнесла она, не обращая на меня ни малейшего внимания. – Я прибыла по приказу.

Иван Никифорович прикрыл голову руками.

– Валентина Петровна, знаю, виноват, только не бей меня скалкой для теста.

– Где она? – спросила пенсионерка.

– У тебя в руке, – уточнил Иван.

– Господи, зачем я прихватила раскатку? – изумилась бабуля. – Услышала сигнал тревоги и рванулась, как всегда, со скоростью резвого коня вперед. То-то на меня таксист странно смотрел.