Львиное сердце
Часть 24 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да. Мы были примерно одного роста и комплекции, в моей куртке, с натянутым на голову капюшоном, ее вполне могли принять за меня. Вы понимаете, Алеша, Веронику застрелили, убийца стрелял ей в спину! Если он хотел убить именно ее, то не мог стрелять в женщину, одетую в дешевую китайскую куртку! Он должен был знать, в чем ходит Вероника, – таких шубок в нашем городке не носил никто, кроме нее. Леня купил ее Нике в каком-то навороченном бутике, это была эксклюзивная модель, она сама мне говорила. Стреляли не в Нику, вы понимаете? И это был не Костя, не Костя! Костя не мог убить меня, и он не мог убить Нику, когда рядом с ней была Инга!
– Значит, Веронику действительно убили на глазах у Инги!
– Да в том-то и дело! Каким чудовищем надо быть, чтобы убивать мать на глазах у ребенка! Вы представляете, что творилось с Ингой? Она полгода не разговаривала, я думала, так и останется немой…
– А когда она заговорила, что-нибудь рассказала? Что она видела, как это было?
– Нет. Она все забыла. Защитная реакция мозга – так сказали врачи. Если ребенок сталкивается с чем-то запредельным, разрушающим рассудок, память об этом событии блокируется…
– И вы не пытались ей рассказать, все от нее скрыли… – полуутверлительно сказал Баженов.
Аля посмотрела на него глазами, в которых стояли слезы.
– Я больше всего боялась, что она вспомнит! Вы не представляете, какой она тогда была. Когда их с Никой нашли, она сидела около мертвой матери, сжавшись в комочек, и глаза у нее были открытые и остановившиеся… И долгое время она так и жила – комочком. Я брала ее на руки, носила, она засыпала… Но стоило положить ее в кроватку и отойти, как она опять принимала ту же позу – кулачки, прижатые к груди, согнутые коленки… И глаза, открытые и неподвижные…
Аля заплакала навзрыд, закрыв лицо руками.
– Кто их нашел, как? Что он рассказал?
Она глубоко и прерывисто вздохнула, зашарила в сумочке в поисках платка.
– Они… Это была молодежная, вернее подростковая, компания, собирались там, у гаражей, с пивом, сигаретами, музыкой…
– У гаражей? – удивился Баженов.
– Да, Вероника с Ингой пошли через гаражный кооператив, это самая короткая дорога от садика до улицы, на которой располагалось детское кафе… Там, на пути, был еще пустырь, его только собирались тогда застраивать. Безлюдное место, но мы никогда не боялись там ходить, в Академгородке почти не было хулиганья… Вот на этом пустыре и нашли Веронику с Ингой…
Подростки, которые собирались у гаражей и первыми оказались на месте преступления, рассказали, что выстрелов они не слышали. Некоторые потом говорили, что был негромкий сухой звук… Они услышали сначала детский плач, потом какие-то невнятные крики, собачий визг, потом опять крик, и они пошли посмотреть. Увидели мертвую женщину, ребенка возле нее, и мертвую собаку…
– Собаку? – удивился Баженов. Про нее он слышал в первый раз.
– Да. Я забыла сказать, что у нас тогда была собачка, Нюша. Когда Вероника ушла за Ингой, Нюша увязалась за ней. И тоже погибла. Я думаю, она пыталась напасть на убийцу, и это еще один довод в защиту Кости – Нюша никогда не напала бы на него, она его обожала…
– Почему Костю вообще привязали к этому убийству?
– Ну, он ведь был бывший муж… Все знали, как он переживал этот развод. Он даже подрался с Леней, об этом тоже все знали. В Академгородке все на виду… К тому же после гибели Вероники ее мать и Леня Торопцев вдруг стали утверждать, что Костя угрожал ей. Это был настолько подлый поклеп… Этого не могло быть, Ника бы мне непременно рассказала… Но им все поверили, а алиби у Кости не было… Его сразу задержали, и кто знает, что с ним там делали… Мне свидания с ним не давали, хотя я обивала милицейские пороги, ходила по их кабинетам, пыталась что-то доказать… Но меня никто не хотел слушать. Только Саша мне верил, пытался помочь, но он мало что мог тогда, он был только стажером, его тоже никто не хотел слушать…
– Саша… это Сан Саныч, Сарычев?
– Ох да, извините, это я его так называю по старой памяти – Саша… Мы оба тогда были молоды, быстро перешли на «ты»…
– Аля, – осторожно начал Баженов. – Вы ведь с Сарычевым не виделись после этого много лет. Почему вы расстались?
– Нам с ним так и не удалось ничего добиться. Костю я больше живым не видела… Через месяц он покончил с собой, повесился в камере следственного изолятора. Дело сразу закрыли. Для всех Костя так и остался убийцей. А я стала сестрой убийцы…
– Вы боялись скомпрометировать Сарычева?
– Да. Вы уже поняли, что у нас с ним возникли отношения тогда, мы влюбились друг в друга… Но он был сотрудником милиции, причем потомственным, его отец тоже служил в милиции. А я – сестра убийцы… Я сама прекратила отношения с ним. Это удалось не сразу, он не хотел уходить, я долго и болезненно отрывала его от себя, пришлось лгать, придумывать несуществующие причины… Я не могла тогда поступить иначе…
– Простите, что спросил об этом… – сказал Баженов.
Они долго молчали. Он старался осмыслить новую информацию. Все равно ничего не было понятно. Единственно, стало яснее, что пыталась вспомнить Инга, что мучило ее, всплывая в памяти страшными видениями. У нее на глазах когда-то убили мать, и заснувшее на годы воспоминание начало пробуждаться… Но все остальное оставалось за гранью понимания. Кто и за что убил ее мать? Костя? Раньше он, Баженов, мог допустить это, но теперь… Как можно убить бывшую жену на глазах у собственного любимого ребенка? Это уже запредельно… А если Веронику приняли за Алю? Кто тогда?
– Аля, а кто и за что мог хотеть убить вас? – наконец спросил он. – Если Веронику приняли за вас?
Аля печально покачала головой.
– На этот вопрос, Алеша, я вам не отвечу. Мне было тогда девятнадцать лет, у меня не было врагов, соперников, соперниц – почти ничего не было, не знаю, кому я могла помешать…
– И кому теперь мешает Инга? – задумчиво сказал Баженов и тут же пожалел об этом.
Аля закрыла лицо руками, ее плечи затряслись. Баженову показалось, что она то ли закашлялась, то ли засмеялась, но скоро он понял, что это вовсе не смех, а судорожный плач.
– Кто, – отрывисто говорила она, задыхаясь, хватая воздух посиневшими губами. – Кто это делает с нами? Кто? Кто?
Голос ее сорвался на крик, крупная дрожь сотрясала тело, – было видно, что она пытается, но не может остановиться.
Баженов испугался. Он обнял Алю, прижал к себе, говорил какие-то успокоительные слова, но ничего не помогало.
Из дверей реанимации выглянула женщина-врач. Подойдя, она быстро оценила ситуацию и, вынув из кармана бледно-зеленой больничной формы телефон, произнесла несколько слов. Через минуту набежала бригада в таких же бледно-зеленых одеждах и увезла Алю на каталке.
– Доктор, что с ней? – спросил Баженов.
– Нервный припадок, – коротко ответила врач и ушла к себе в реанимацию. Он остался стоять в коридоре, расстроенный и виноватый.
– Кто делает это с нами? – вслух повторил он Алины слова. – Кто?
Алю оставили в больнице, обколов успокоительными. Сказали, что она будет спать до утра, велели Баженову связаться с ее родственниками и попросить их привезти документы. С большим трудом, включив на полную катушку личное обаяние, он убедил медперсонал выдать ему на несколько минут Алин телефон, нашел в нем номер Боба и позвонил.
Коротко описав ситуацию и проблему с документами, он закончил разговор раздраженной фразой:
– И верни мне мой телефон, который ты невзначай прикарманил. Там, поди, дед уже обзвонился!
Боб ответил так же коротко:
– Понял, через полчаса, максимум через час, все будет!
В течение следующего часа Баженов пробовал пару раз прорваться в реанимацию к Инге, но его выгоняли, и личное обаяние не помогало…
В невеселом расположении духа Баженов сидел в одиночестве на той же скамейке, где совсем недавно они беседовали с Алей, когда из-за поворота коридора вырулил Боб в накинутом на плечи белом халате.
– Мне сказали, что ты здесь, – с ходу пояснил он. – Давай вон туда отойдем, поговорим, там как-то светлее и веселее, а тут даже окон нет…
И он мотнул головой в ту сторону, откуда пришел.
Они пристроились около широкого подоконника. Было обеденное время, мимо них то и дело сновали люди в больничных пижамах – одни шли в столовую, другие, поев, возвращались в палаты. Нянечки возили по коридорам еду для лежачих…
Боб сунул Баженову объемистый пакет.
– Телефон тоже там, – сказал он. – Прости, что вчера забыл вернуть…
– А кроме телефона что? – Баженов заглянул в пакет и сразу догадался – еда.
– Зачем? – удивился он. – Здесь же кормят!
– Матери моей это скажи, – хмыкнул Боб. – После того как я поведал ей и Але о твоем подвиге, ты стал их кумиром. Теперь они тебя закормят и залюбят до смерти. Это пока что только от моей мамули, – он кивнул на пакет, – но скоро и Аля подключится, готовься!
Отвечать на приколы Боба Баженов не стал, не то было настроение. Он сразу полез в телефон. Нашел кучу пропущенных звонков от деда и грозную эсэмэску с обещанием всяческих кар. Позвонил и, стараясь не встречаться с насмешливым взглядом Боба, долго объяснялся, оправдывался и врал деду. Он чувствовал себя виноватым. Мимо как раз плелся седой сгорбленный старик в больничной пижаме, с тростью. Старикан прихрамывал, тяжело, с хрипом, дышал, и чувство вины у Баженова усилилось десятикратно. Конечно, его дед не такая развалина, но тоже не вечный…
Спрятав телефон в карман, он повернулся к сыщику.
– Того хмыря поймали?
Боб молча покачал головой.
– А что там вообще происходило?.. Ну, в лесу, после того как мы улетели?
– Обычная следственная работа. Осмотр места происшествия, трупа… Кстати, нашли парочку гильз. Их вместе с пулей, которую достали из тебя, и с теми, которые нашли мы, уже отдали на экспертизу…
– И что она показала?
– Какой ты быстрый! Да ты знаешь, во сколько мы вчера все это закончили и в город вернулись? На рассвете! Я чуть дуба не дал от усталости! А потом еще поехал на дачу, Ангелиша меня вызвонила: они там Ингу потеряли и бились в истерике! Пришлось еще их успокаивать, а потом Алю сюда везти, с самого утра…
– Я, кстати, разговаривал тут с Алей, – сказал Баженов. – И знаешь, что она мне рассказала?..
Боб слушал рассказ Баженова не перебивая. В то, что убить намеревались Алю, а вовсе не Веронику, он не поверил.
– Ну и что, если он стрелял ей в спину? А перед этим мог заглянуть в лицо и опознать. Чужая одежда ничего не доказывает. Кому в то время понадобилось убивать Алю? Нет, целью все-таки была Вероника! А вот то, что убийство действительно произошло на глазах у Инги, – это важно. Значит, я был прав: она видела убийцу и может его опознать. Вот почему ее пытаются убить!
Какой-то неясный шум долетел до них из-за поворота коридора. Сначала Баженов и Боб не обратили внимания, но он нарастал, раздался грохот, как будто что-то упало, оглушительно хлопнула дверь, послышался пронзительный женский визг, потом топот ног и возбужденные мужские голоса. Кто-то кричал:
– Остановите его! Остановите!
Они переглянулись и кинулись на шум.
За поворотом коридора, у двери в реанимационное отделение, стояла толпа – несколько врачей-мужчин и давешняя женщина, которая помогла Баженову с Алей. Женщина стонала от боли, прижимая к груди левую руку.
– Галя, дай посмотрю, – уговаривал ее один из мужчин. – Как пить дать, перелом лучезапястного!
Но женщина только стонала, и ее искаженное гримасой боли лицо все больше бледнело.
Из отрывистых реплик мужчин Боб и Баженов поняли, что кто-то пытался напасть на пациента в реанимации, и только самоотверженное вмешательство женщины-врача спасло ему жизнь. Нападавший сбежал…
Женщину с поврежденной рукой увели, а из противоположного конца коридора, от выхода на лестницу, пришли двое мужчин, один из которых держал в руках трость. Это были те, кто бросился в погоню за нападавшим.
– Ушел, – сказал тот, кто нес трость. – Вот, оружие свое бросил. Тяжелая штука, свинцом он ее, что ли, залил? Если бы успел по голове хряпнуть – все, кранты! В полицию надо звонить…
– Значит, Веронику действительно убили на глазах у Инги!
– Да в том-то и дело! Каким чудовищем надо быть, чтобы убивать мать на глазах у ребенка! Вы представляете, что творилось с Ингой? Она полгода не разговаривала, я думала, так и останется немой…
– А когда она заговорила, что-нибудь рассказала? Что она видела, как это было?
– Нет. Она все забыла. Защитная реакция мозга – так сказали врачи. Если ребенок сталкивается с чем-то запредельным, разрушающим рассудок, память об этом событии блокируется…
– И вы не пытались ей рассказать, все от нее скрыли… – полуутверлительно сказал Баженов.
Аля посмотрела на него глазами, в которых стояли слезы.
– Я больше всего боялась, что она вспомнит! Вы не представляете, какой она тогда была. Когда их с Никой нашли, она сидела около мертвой матери, сжавшись в комочек, и глаза у нее были открытые и остановившиеся… И долгое время она так и жила – комочком. Я брала ее на руки, носила, она засыпала… Но стоило положить ее в кроватку и отойти, как она опять принимала ту же позу – кулачки, прижатые к груди, согнутые коленки… И глаза, открытые и неподвижные…
Аля заплакала навзрыд, закрыв лицо руками.
– Кто их нашел, как? Что он рассказал?
Она глубоко и прерывисто вздохнула, зашарила в сумочке в поисках платка.
– Они… Это была молодежная, вернее подростковая, компания, собирались там, у гаражей, с пивом, сигаретами, музыкой…
– У гаражей? – удивился Баженов.
– Да, Вероника с Ингой пошли через гаражный кооператив, это самая короткая дорога от садика до улицы, на которой располагалось детское кафе… Там, на пути, был еще пустырь, его только собирались тогда застраивать. Безлюдное место, но мы никогда не боялись там ходить, в Академгородке почти не было хулиганья… Вот на этом пустыре и нашли Веронику с Ингой…
Подростки, которые собирались у гаражей и первыми оказались на месте преступления, рассказали, что выстрелов они не слышали. Некоторые потом говорили, что был негромкий сухой звук… Они услышали сначала детский плач, потом какие-то невнятные крики, собачий визг, потом опять крик, и они пошли посмотреть. Увидели мертвую женщину, ребенка возле нее, и мертвую собаку…
– Собаку? – удивился Баженов. Про нее он слышал в первый раз.
– Да. Я забыла сказать, что у нас тогда была собачка, Нюша. Когда Вероника ушла за Ингой, Нюша увязалась за ней. И тоже погибла. Я думаю, она пыталась напасть на убийцу, и это еще один довод в защиту Кости – Нюша никогда не напала бы на него, она его обожала…
– Почему Костю вообще привязали к этому убийству?
– Ну, он ведь был бывший муж… Все знали, как он переживал этот развод. Он даже подрался с Леней, об этом тоже все знали. В Академгородке все на виду… К тому же после гибели Вероники ее мать и Леня Торопцев вдруг стали утверждать, что Костя угрожал ей. Это был настолько подлый поклеп… Этого не могло быть, Ника бы мне непременно рассказала… Но им все поверили, а алиби у Кости не было… Его сразу задержали, и кто знает, что с ним там делали… Мне свидания с ним не давали, хотя я обивала милицейские пороги, ходила по их кабинетам, пыталась что-то доказать… Но меня никто не хотел слушать. Только Саша мне верил, пытался помочь, но он мало что мог тогда, он был только стажером, его тоже никто не хотел слушать…
– Саша… это Сан Саныч, Сарычев?
– Ох да, извините, это я его так называю по старой памяти – Саша… Мы оба тогда были молоды, быстро перешли на «ты»…
– Аля, – осторожно начал Баженов. – Вы ведь с Сарычевым не виделись после этого много лет. Почему вы расстались?
– Нам с ним так и не удалось ничего добиться. Костю я больше живым не видела… Через месяц он покончил с собой, повесился в камере следственного изолятора. Дело сразу закрыли. Для всех Костя так и остался убийцей. А я стала сестрой убийцы…
– Вы боялись скомпрометировать Сарычева?
– Да. Вы уже поняли, что у нас с ним возникли отношения тогда, мы влюбились друг в друга… Но он был сотрудником милиции, причем потомственным, его отец тоже служил в милиции. А я – сестра убийцы… Я сама прекратила отношения с ним. Это удалось не сразу, он не хотел уходить, я долго и болезненно отрывала его от себя, пришлось лгать, придумывать несуществующие причины… Я не могла тогда поступить иначе…
– Простите, что спросил об этом… – сказал Баженов.
Они долго молчали. Он старался осмыслить новую информацию. Все равно ничего не было понятно. Единственно, стало яснее, что пыталась вспомнить Инга, что мучило ее, всплывая в памяти страшными видениями. У нее на глазах когда-то убили мать, и заснувшее на годы воспоминание начало пробуждаться… Но все остальное оставалось за гранью понимания. Кто и за что убил ее мать? Костя? Раньше он, Баженов, мог допустить это, но теперь… Как можно убить бывшую жену на глазах у собственного любимого ребенка? Это уже запредельно… А если Веронику приняли за Алю? Кто тогда?
– Аля, а кто и за что мог хотеть убить вас? – наконец спросил он. – Если Веронику приняли за вас?
Аля печально покачала головой.
– На этот вопрос, Алеша, я вам не отвечу. Мне было тогда девятнадцать лет, у меня не было врагов, соперников, соперниц – почти ничего не было, не знаю, кому я могла помешать…
– И кому теперь мешает Инга? – задумчиво сказал Баженов и тут же пожалел об этом.
Аля закрыла лицо руками, ее плечи затряслись. Баженову показалось, что она то ли закашлялась, то ли засмеялась, но скоро он понял, что это вовсе не смех, а судорожный плач.
– Кто, – отрывисто говорила она, задыхаясь, хватая воздух посиневшими губами. – Кто это делает с нами? Кто? Кто?
Голос ее сорвался на крик, крупная дрожь сотрясала тело, – было видно, что она пытается, но не может остановиться.
Баженов испугался. Он обнял Алю, прижал к себе, говорил какие-то успокоительные слова, но ничего не помогало.
Из дверей реанимации выглянула женщина-врач. Подойдя, она быстро оценила ситуацию и, вынув из кармана бледно-зеленой больничной формы телефон, произнесла несколько слов. Через минуту набежала бригада в таких же бледно-зеленых одеждах и увезла Алю на каталке.
– Доктор, что с ней? – спросил Баженов.
– Нервный припадок, – коротко ответила врач и ушла к себе в реанимацию. Он остался стоять в коридоре, расстроенный и виноватый.
– Кто делает это с нами? – вслух повторил он Алины слова. – Кто?
Алю оставили в больнице, обколов успокоительными. Сказали, что она будет спать до утра, велели Баженову связаться с ее родственниками и попросить их привезти документы. С большим трудом, включив на полную катушку личное обаяние, он убедил медперсонал выдать ему на несколько минут Алин телефон, нашел в нем номер Боба и позвонил.
Коротко описав ситуацию и проблему с документами, он закончил разговор раздраженной фразой:
– И верни мне мой телефон, который ты невзначай прикарманил. Там, поди, дед уже обзвонился!
Боб ответил так же коротко:
– Понял, через полчаса, максимум через час, все будет!
В течение следующего часа Баженов пробовал пару раз прорваться в реанимацию к Инге, но его выгоняли, и личное обаяние не помогало…
В невеселом расположении духа Баженов сидел в одиночестве на той же скамейке, где совсем недавно они беседовали с Алей, когда из-за поворота коридора вырулил Боб в накинутом на плечи белом халате.
– Мне сказали, что ты здесь, – с ходу пояснил он. – Давай вон туда отойдем, поговорим, там как-то светлее и веселее, а тут даже окон нет…
И он мотнул головой в ту сторону, откуда пришел.
Они пристроились около широкого подоконника. Было обеденное время, мимо них то и дело сновали люди в больничных пижамах – одни шли в столовую, другие, поев, возвращались в палаты. Нянечки возили по коридорам еду для лежачих…
Боб сунул Баженову объемистый пакет.
– Телефон тоже там, – сказал он. – Прости, что вчера забыл вернуть…
– А кроме телефона что? – Баженов заглянул в пакет и сразу догадался – еда.
– Зачем? – удивился он. – Здесь же кормят!
– Матери моей это скажи, – хмыкнул Боб. – После того как я поведал ей и Але о твоем подвиге, ты стал их кумиром. Теперь они тебя закормят и залюбят до смерти. Это пока что только от моей мамули, – он кивнул на пакет, – но скоро и Аля подключится, готовься!
Отвечать на приколы Боба Баженов не стал, не то было настроение. Он сразу полез в телефон. Нашел кучу пропущенных звонков от деда и грозную эсэмэску с обещанием всяческих кар. Позвонил и, стараясь не встречаться с насмешливым взглядом Боба, долго объяснялся, оправдывался и врал деду. Он чувствовал себя виноватым. Мимо как раз плелся седой сгорбленный старик в больничной пижаме, с тростью. Старикан прихрамывал, тяжело, с хрипом, дышал, и чувство вины у Баженова усилилось десятикратно. Конечно, его дед не такая развалина, но тоже не вечный…
Спрятав телефон в карман, он повернулся к сыщику.
– Того хмыря поймали?
Боб молча покачал головой.
– А что там вообще происходило?.. Ну, в лесу, после того как мы улетели?
– Обычная следственная работа. Осмотр места происшествия, трупа… Кстати, нашли парочку гильз. Их вместе с пулей, которую достали из тебя, и с теми, которые нашли мы, уже отдали на экспертизу…
– И что она показала?
– Какой ты быстрый! Да ты знаешь, во сколько мы вчера все это закончили и в город вернулись? На рассвете! Я чуть дуба не дал от усталости! А потом еще поехал на дачу, Ангелиша меня вызвонила: они там Ингу потеряли и бились в истерике! Пришлось еще их успокаивать, а потом Алю сюда везти, с самого утра…
– Я, кстати, разговаривал тут с Алей, – сказал Баженов. – И знаешь, что она мне рассказала?..
Боб слушал рассказ Баженова не перебивая. В то, что убить намеревались Алю, а вовсе не Веронику, он не поверил.
– Ну и что, если он стрелял ей в спину? А перед этим мог заглянуть в лицо и опознать. Чужая одежда ничего не доказывает. Кому в то время понадобилось убивать Алю? Нет, целью все-таки была Вероника! А вот то, что убийство действительно произошло на глазах у Инги, – это важно. Значит, я был прав: она видела убийцу и может его опознать. Вот почему ее пытаются убить!
Какой-то неясный шум долетел до них из-за поворота коридора. Сначала Баженов и Боб не обратили внимания, но он нарастал, раздался грохот, как будто что-то упало, оглушительно хлопнула дверь, послышался пронзительный женский визг, потом топот ног и возбужденные мужские голоса. Кто-то кричал:
– Остановите его! Остановите!
Они переглянулись и кинулись на шум.
За поворотом коридора, у двери в реанимационное отделение, стояла толпа – несколько врачей-мужчин и давешняя женщина, которая помогла Баженову с Алей. Женщина стонала от боли, прижимая к груди левую руку.
– Галя, дай посмотрю, – уговаривал ее один из мужчин. – Как пить дать, перелом лучезапястного!
Но женщина только стонала, и ее искаженное гримасой боли лицо все больше бледнело.
Из отрывистых реплик мужчин Боб и Баженов поняли, что кто-то пытался напасть на пациента в реанимации, и только самоотверженное вмешательство женщины-врача спасло ему жизнь. Нападавший сбежал…
Женщину с поврежденной рукой увели, а из противоположного конца коридора, от выхода на лестницу, пришли двое мужчин, один из которых держал в руках трость. Это были те, кто бросился в погоню за нападавшим.
– Ушел, – сказал тот, кто нес трость. – Вот, оружие свое бросил. Тяжелая штука, свинцом он ее, что ли, залил? Если бы успел по голове хряпнуть – все, кранты! В полицию надо звонить…